— Ничего страшного, ничего страшного… — бормочет Дин (хотя чувствует он ровно обратное). — Ты только дыши, дыши…
Наконец приступ начинает проходить, хотя Кас еще какое-то время не может полноценно вздохнуть. Едва отдышавшись, он начинает извиняться.
— Прости, — шепчет он, отпуская рубашку Дина. — Прости, Дин, прости, пожалуйста… — Теперь он пытается подняться на ноги.
— Посиди немного, — предлагает Дин, но Кас твердо намерен встать. Шатаясь, он поднимается с колен. У Дина получается обхватить его одной рукой и слегка развернуть, чтобы прислонить спиной к машине. Кас упирается руками в бедра, наклонившись вперед. (Дин на всякий случай подстраховывает его за поясницу и плечо.)
— Дин, прости меня… — говорит Кас снова. — Я попал… я попал на… — Ему все еще тяжело дышать, и речь прерывают периодические спазмы, так что сложно понимать, что он говорит. Наконец ему удается выговорить: — На твою… на твою машину, на дверь. — Он машет рукой в сторону пассажирской двери. — Я попал на твою машину, прости меня, Дин. Не трогай… — Он указывает на дверь. Дин смотрит на то место, куда показывает Кас: на открытой пассажирской двери в самом низу виднеется пятнышко рвоты.
В этот момент Дину становится едва ли не смешно: ему тотчас вспоминаются куда худшие вещи, произошедшие с Импалой за много лет. Даже эпизодов с наличием рвоты можно вспомнить много: и как семилетнего Сэмми несколько раз укачало в Импале, и Дина с гриппом в двенадцать лет, и очень пьяного пятнадцатилетнего Дина, и потом еще несколько случаев уже на третьем десятке…
Не говоря уж обо всей кровище и трупах. Дин менял коврики и чистил обивку так много раз, что давно сбился со счета. И сиденья целиком заменять приходилось, и дверные панели.
Кас делает глоток воздуха и произносит неожиданным потоком слов:
— Мне так жаль, Дин, прости меня, я надеялся добраться до мотеля раньше, я всю дорогу пытался сдерживать тошноту, она всегда начинается примерно в это время, у другого водителя есть пакет на всякий случай, он знает, что меня всегда тошнит, у него всегда пакет…
— Ничего-ничего, — успокаивает Дин, бессмысленно похлопывая его по плечу. Но Кас только продолжает извиняться. Дину приходит в голову, что «другой водитель», наверное, не плутает и не пропускает нужный съезд. Не стоит в пробках и не едет до мотеля целую вечность.
И другой водитель, наверное, не докучает Касу чередой неприятных вопросов о его диагнозе. Особенно когда Кас только что с химиотерапии и чувствует себя хуже некуда.
Другой водитель наверняка не лихачит на поворотах. «Касу уже было плохо, — думает Дин, — а я еще и разогнался».
— Я не хотел тебе говорить, — продолжает Кас, — но у тебя в машине нет пакета… Я не хотел запачкать твою машину, Дин, мне так жаль, я пытался сдержаться, правда пытался… — Кас дрожит — непонятно, от холода или отчего-то еще, но, придерживая его за спину, Дин чувствует, как приступы дрожи сотрясают его ребра. По его голосу похоже, будто он чуть не плачет.
И у Дина наступает момент истины. «Мое присутствие — это проблема», — понимает он.
«Проблема в том, что Кас этого не ожидал. Я полностью нарушил его привычный распорядок. И теперь ему приходится переживать за меня. Но важен-то не я. Важен совсем не я».
С этой мыслью приходит спокойствие.
— Ты можешь стоять сам? — спрашивает Дин. Кас кивает, и Дин рискует отпустить его на несколько секунд, чтобы накидать ногой гравия и земли на непотребную лужицу рвоты. Он засыпает ее достаточно, чтобы Кас смог безопасно пройти обратно к двери. Кас стоит, прислонившись к Импале, и смотрит за действиями Дина почти в трансе.
— Идти можешь? — спрашивает Дин, оборачиваясь к нему. Кас снова кивает. — Ну тогда поехали, отвезем тебя в мотель. — С этими словами Дин отводит его к пассажирской двери.
— Прости меня, Дин, — опять произносит Кас, опускаясь на сиденье.
— Кас, прекрати извиняться.
— Но на твою дверь же попало… — говорит Кас едва слышно, снова указывая на пятно зеленоватой желчи на нижнем краю двери. — Только не трогай, — добавляет он, — я отчищу. — Он с усилием извлекает из кармана куртки салфетку (при этом Дин вспоминает гору салфеток в ящике его комода) и делает слабую попытку вытереть дверь.
— Оставь, — говорит Дин. — Я потом почищу.
— Но это твоя дверь, дверь твоей машины…
— Черт с ней, с дверью.
— Это же дверь твоей машины, Дин…
— Черт с ней, с дверью, — повторяет Дин с таким ударением, что выходит почти рассержено. Кас моргает в ответ. Дин заставляет себя сделать вдох и смягчить голос: — Это ерунда. Правда. — Кас молча смотрит на него, и Дин теперь пытается продумать следующий шаг. — Тебя сейчас тошнит? — спрашивает он.
— Э… — отзывается Кас. Он явно пытается собраться: чуть выпрямляется и достает из куртки еще одну салфетку, чтобы вытереть рот. — Не прямо сейчас. Обычно это начинается постепенно. Накатывает волной.
— Хорошо, так, — говорит Дин. Он вспоминает, как когда-то давным-давно укачивало Сэмми, и думает: «Пакет. Ему нужен пакет. Пакет на случай рвоты и вода, чтобы прополоскать рот». Дин оглядывается на тротуар, как будто пакет волшебным образом образуется там из ниоткуда. Потом ему приходит в голову мысль посмотреть на заднем сиденье Импалы — там на полу частенько валяются пакеты из-под спиртного. И действительно, через окно Дин замечает в салоне забытый полиэтиленовый пакет, виднеющийся из-под кресла. Он открывает заднюю дверь и выуживает его рукой.
— Вот тебе пакет на всякий случай, — говорит Дин, оборачиваясь и протягивая пакет Касу. Кас берет его, устало кивнув. — Как только доедем до мотеля, сможешь прополоскать рот, хорошо?
Кас снова кивает: вид у него измученный, и лицо выглядит почти дряблым от усталости. Дин осторожно захлопывает пассажирскую дверь, повторяя про себя мысленный план: «Пакет. Сполоснуть рот. Потом уложить его в кровать».
***
Дин возвращается за руль и отъезжает от обочины, окинув Каса критическим взглядом. Кас пока держится, но силы у него явно на исходе. Он свернулся у двери как можно дальше от Дина и, кажется, не может даже самостоятельно держать голову. Смотреть на Дина он избегает.
Но, как выясняется, спорить он все еще может. Как только машина трогается, Кас говорит:
— Когда мы доберемся до мотеля, я хочу, чтобы ты высадил меня и уехал. Я серьезно. Оставь меня и езжай по своим делам. Со мной все будет в порядке, обещаю. Тебе все равно нужно вернуться к расследованию, — добавляет он.
— Нет никакого расследования, — говорит Дин. Больше нет ни малейшего смысла придерживаться изначальной истории.
— Как? — Кас смотрит на него непонимающе. — Ты же сказал, что приехал по делу.
— Нет никакого дела.
— А как же… — Кас медлит. — А в тот раз, когда ты заходил ко мне в магазин?
— И тогда не было никакого дела, — признается Дин. Они подъезжают к мотелю Пайнвью, и Дин поворачивает (теперь уже осторожно) на парковку. — Я приезжал просто тебя повидать, — объясняет он.
Кас разглядывает его в тишине озадаченно и устало. Когда Дин паркуется, Кас наконец говорит:
— Ну, как бы там ни было… в таком случае… В таком случае езжай назад в Канзас. — Он собирается с силами и добавляет настойчивее: — Возвращайся в Канзас. Ты пойми, так бывает всегда — такая тошнота и рвота. Каждый раз. Как оказалось, моя оболочка реагирует на терапию острее, чем большинство людей. Я уже привык. Это нормально.
— Угу, — кивает Дин, заглушая двигатель. — Я только сбегаю в офис, спрошу есть ли свободный номер рядом с твоим, хорошо? Сейчас вернусь. — Он открывает дверь и уже начинает выходить, но Кас останавливает его рукой за плечо.
— Ты не понимаешь! — говорит Кас. В его голосе слышна досада. — Первые двадцать четыре часа после лечения… непростые. Даже первые тридцать шесть часов. — Его рука сжимается на плече Дина. — Будет хуже, чем то, что ты сейчас наблюдал. Это не то, с чем тебе захочется иметь дело, уж поверь мне. И мне не нужна помощь. Я уже много раз справлялся сам.