— Какие еще недомогания? — недоуменно переспросила я, — я вовсе не больна.

— Уж мне-то можете это не рассказывать. Конечно, и никогда не были больны.

— Ну, этого я бы не стала утверждать. Кажется, в детстве у меня была корь.

Жанну это почему-то сильно разозлило. Не понимаю, почему. Все в детстве болеют корью, в этом нет ничего странного. Но как она на меня посмотрела!

— Вы издеваетесь? — вспыхнула женщина.

— Нет.

— Перестаньте! — вскричала она, — думаете, что все в ваших руках? Увы, герцогиня, вы ошибаетесь! Не думайте, что если с вами все носятся, то обожают. Ничего подобного! Вот так-то! — с победоносным видом закончила Жанна.

— Кто со мной носится? — возмутилась я, — какое у вас странное представление о заботе, мадам.

— Да, уж какое есть. Вам, конечно, все мало. С вас все должны пылинки сдувать. Вы не обижаетесь, что вас не носят на руках?

— Знаете ли, нет, — язвительно усмехнулась я, — а что, надо?

Поверьте, я ничего против нее не имела. Жанна была мне безразлична, вот правильное определение. Но когда меня столь настойчиво вынуждают к ответным действиям, я не могу оставаться в стороне.

— Очень смешно, — прошипела Жанна.

Знакомое выражение. Так обожает говорить герцог. Ну, что ж, недаром есть пословица: "С кем поведешься".

— Лицемерка, — продолжала мадам д`Оре, — все ваши штучки я знаю наизусть.

— Откуда, позвольте полюбопытствовать?

— Я вас насквозь вижу! Вы делаете вид, что вам все равно, о чем я говорю, но на самом деле это не так. Вам не нравится, правда? Не сомневаюсь. Очень неприятно выслушивать правду о самой себе. Но винить в этом вы должны только себя. Не знаю, каким образом вы вынудили его на вас жениться, но…

Тут я расхохоталась. Господи, в чем меня только не обвиняли! Но в этом! Не самой стало интересно, каким же образом я это сделала.

— Жаль, мадам, что вы этого не знаете, — продолжала я веселиться, — я бы с удовольствием послушала.

Жанна подскочила. Мои изысканные манеры, кажется, доводили ее до белого каления.

— Ах, как это забавно! — вскричала она, — как смешно! Хорошо смеется тот, кто смеется последним, герцогиня! Ваше раздутое самомнение лопнет, как мыльный пузырь. Неужели, вы вообразили, что он вас любит?

— Кто? — с живым интересом спросила я.

— Он любит меня, вот так! — женщина сделала вид, что не заметила моего вопроса, — и это на мне он должен был жениться!

— И почему же он этого не сделал?

— А вот это вам хорошо известно!

— Мадам, — протянула я, сдерживая смех.

Давно я так не веселилась. Жанна воображала, что знает все на свете, даже то, что находится у меня в голове. Господа, я сама этого не знаю. Впрочем, кое в чем я могла бы просветить эту глупышку.

— Драгоценная мадам, — повторила я, — полагаете, я не знаю о том, что вы — любовница моего мужа? Это всем известно. Просто скучно слышать это в седьмой раз. У вас с ним отношения? Да на здоровье! Помилуйте, я не возражаю. Сколько угодно. И если он перестал к вам наведываться, я здесь не при чем. Поговорите с ним на эту тему.

Жанна превратилась в некое подобие соляного столба. Она смотрела на меня, вытаращив глаза и не в силах была открыть рот. Вот и превосходно. Мне уже надоело выслушивать ее вопли. Я уже собралась встать, чтобы покинуть гостиную, как вовнутрь вошел герцог.

Ну вот, и он сам. Пожалуйста, беседуйте, а я пойду. Между прочим, я еще не завтракала.

— Что здесь происходит? — спросил герцог, — в чем дело, Жанна?

Та попыталась что-то сказать, но сумела выдавить из себя лишь невразумительные звуки.

— Что это с ней? — повернулся ко мне он.

— Понятия не имею, — я пожала плечами.

И тут Жанна очнулась.

— Как ты мог жениться на такой стерве? — выдала она, позабыв обо всем на свете.

Герцог пожал плечами.

— Сам удивляюсь.

Ага, он согласен с тем, что я стерва. Превосходно. Значит, не будет в претензии.

— Беседуйте, господа, — я помахала им рукой и направилась к двери, — у вас найдется, что обсудить.

— Нет уж, стойте, — велел мне герцог.

Я покачала головой. Протянула руку, чтобы открыть дверь. Не получилось. Он почти прыгнул в мою сторону с воплем:

— Я кому сказал: стоять!

Я успела отскочить, реакция у меня всегда была на зависть. Но до сих пор не могу понять, каким образом в моих руках оказалась тяжеленная напольная ваза. И я держала ее без малейшего напряжения. Поистине, мы сами не знаем своих возможностей.

Немая сцена, которая воцарилась в комнате, была достаточно красноречива. Жанна опять превратилась в восковую фигуру с полуоткрытым ртом. Не понимаю, что ее так удивило. Обычная беседа, почти светская, в этом доме все давно привыкли. Забавно, что окаменел сам герцог. Испугался, что я стукну его вазой?

— Не подходите ко мне, — предупредила я его.

Правда, в данный момент это было совершенно излишне.

Я попятилась к двери, не сводя с них обоих глаз. Пусть только попробует меня тронуть. Я ведь не постесняюсь пустить в ход свое оружие.

Когда я коснулась дверной ручки, герцог отмер и произнес:

— Спятила?

— Просто хочу уйти.

— Я поняла! — вскричала Жанна, — она сумасшедшая!

— Да, причем буйная, — согласилась я, — но не бойтесь, это не заразно.

И я наконец сумела выбраться в коридор. Пусть голубки беседуют. Хотя, честно говоря, с трудом верится, что после того, что я устроила, они смогут найти общие темы для разговора.

Не выпуская из рук вазу, почему, не спрашивайте, сама не знаю, я поднялась вверх на несколько ступенек. Наивное создание! Я рассчитывала, что сумею уйти. Будто бы, я не знаю, на что способен этот тип.

Разумеется, уйти мне не удалось, разумеется, он нагнал меня на полдороге и преградил путь.

— Мне нужны объяснения, — веско проговорил герцог.

— Придумайте сами, — отозвалась я.

— Нет, я хочу услышать вашу версию. Подозреваю, что она очень интересна. Что вы вцепились в эту вазу?

— Она мне нравится.

Герцог сжал мое плечо так, что я почти вскрикнула от боли, но в последнюю секунду сдержалась. Нет уж, этого он от меня не добьется.

— Бросьте, — тихо, но весьма убедительно попросил он.

Я и бросила. Что мне, жалко?

Ваза, конечно, разбилась. А что он ждал? Что она отправится на место?

— Так, — протянул он, — а ну, пошли.

Пришлось пойти, а что делать? Меня волокли, словно собаку на поводке. Я только надеялась, что за этим впечатляющим зрелищем не наблюдают слуги. То-то им будет весело!

— Что еще взбрело в вашу голову? — спросил герцог по пути.

— Ничего.

— Нет, я вижу, что вы одержимы новой идеей. Очень интересно, какой?

— Стукнуть вас хочется, — честно призналась я.

Лицо у него было такое, что я не сомневалась: он едва сдерживает бешенство. Я злилась менее показательно, но верно. Если будет продолжаться в том же духе, то я его точно стукну. Жаль, не вазой. Найдется что-нибудь другое. Куда он меня тащит? Решил убить прямо сейчас? Ах, ох, я расстроила его любимую Жанну! Ой, что сейчас будет! Я его самого расстрою.

И хотя я почти не сомневалась в том, что на лицо очередная попытка убийства, я не испытывала страха. За мной такое водилось. Я боялась позже, когда все было позади. Вот, тогда меня начинало трясти.

Герцог впихнул меня в мои же покои.

— Сядьте на стул, — процедил он сквозь зубы.

Я потерла плечо, поморщилась и села.

— Что, больно? — осведомился он убийственно.

— Что вы, нисколько. Даже приятно.

— Хватит язвить! Так и хочется вас придушить!

— Ждала, когда же вы это скажете. А почему здесь? Тут удобнее? Никто не видит.

— Я вас точно придушу, — герцог заскрипел зубами, — что вы хотите этим сказать, черт возьми?

— Ничего.

— Ничего? Ах, ничего! Что-то мне не нравится, как вы на меня смотрите. Зачем вам понадобилась ваза? Вы что, — тут он даже задохнулся от возмущения, — вы что, думаете, что я хочу вас убить?