— Просто чудо какое-то!

— Не понимаю Вас, Арлен.

— Вы помните наш разговор, накануне моего отъезда?

— О графине?

— Вижу, помните. Графиню Вы рекомендовали мне забыть. Я приезжаю, и что вижу? Вместо одной красавицы — другую! Как будто специально для меня.

Как только, речь зашла о Норе, Риккардо напрягся. Каждая фраза Арлена ухудшала его настроение. И вскоре гнев льдом сковал разум.

— Арлен! Остановитесь!

— В чём дело? Я опять посягаю на чужую территорию?

— Да.

— И кто он? Такой же всемогущественный покровитель, как и у графини?

— Хуже. Он просто одержимый. И не позволит Вам к ней подойти. В нём ревности так много, что он покалечит не только соперника, но и самого себя.

— Как же он допустил, что герцогиня живёт в Вашем доме?

— Она живёт не в моём доме, как Вы выразились. Она живёт там, где сейчас проживают её сёстры. По-которым она очень соскучилась, поскольку не виделась с ними больше года. И поскольку их пребывание в доме опекуна Вам понятно, будьте добры, и нахождение в нём леди Элеоноры расценивать, как вполне логичное явление… И пожалуйста, не вздумайте навязывать леди Элеоноре своё общество!

— Даже если она сама будет благосклонна ко мне?

— Арлен, Вам пора жениться! Вы, как только приезжаете в Лондон, будто с цепи срываетесь. У Вас что, по соседству нет незамужних дам или хотя бы вдов? Присмотрите себе кого-нибудь и женитесь! К тому же сегодня прекрасный шанс блеснуть на балу и присмотреть себе жену. В конце концов, Вы молоды, красивы, небедны и при графском титуле. Хорошая партия для многих девиц! А хотите, съездим завтра в одно тёплое местечко? Там любят голодных, но щедрых мужчин.

— Спасибо за совет. Мы с Вами обязательно прогуляемся до Вашего «тёплого местечка». Возможно, даже завтра… Я лишь хочу, чтобы Вы поняли меня. Когда вчера увидел леди Элеонору, меня будто водой окатило. Я ведь давно с ней знаком. Мы даже танцевали у кого-то на балу. Это было задолго до её замужества. Ещё была жива её сестра Эмма… Элеонора, конечно, вряд ли помнит меня. Прошло столько лет. А я её помню. Помню, как блестели её глаза. Как она мне улыбалась. Хотя признаюсь, улыбалась она не только мне. Я ещё тогда подумал: «А не жениться ли мне на ней?» Хотел присмотреться, полюбоваться ею ещё разок и уже потом принять окончательное решение. Но шансов у меня не было. Она не появилась больше ни на одном светском мероприятии. Позже я узнал, что её семья покинула Лондон и уехала в имение в Суссекс. Вскоре погибла Эмма. А судьба самой Элеоноры покрылась туманом. Я переключился на других и о ней не вспоминал. Вчера же, увидев её, был поражен. Она стала ещё женственней, ещё красивей. Во мне проснулись былые чувства, мой интерес к ней.

— Арлен, я могу понять Ваши эмоции в связи с нахлынувшими воспоминаниями. Однако Вы тогда безумной страстью к ней не воспылали. Я так говорю, поскольку влюбленный мужчина свою женщину добыл бы любыми способами и не отступил бы при первых трудностях. А сейчас в Вас говорит не любовь, а нереализованное в молодости желание. Усмирите свои амбиции и продолжайте жить без леди Элеоноры.

Риккардо надеялся, что охладил пыл своего друга. Но, то обстоятельство, что Арлен помнит Нору весёлой и улыбающейся, дополнительной ревностью залегло в его душе.

— Возможно, Вы правы… — задумчиво произнёс Арлен, и после непродолжительной паузы добавил. — А если нет?

В голове герцога водоворотом начали кружиться мысли:

«Может сказать Арлену, что я претендую на неё?

Тогда, по крайней мере, он отступится. Ведь мужчины дружбой дорожат больше, чем страстью. И на женщину друга Арлен посягать не станет.

Но что если моё откровение навредит репутации Норы?

Ведь она не давала мне согласия на ухаживание.

Что если я её никогда не устрою?

А Арлен, наоборот, будет более выгодной партией?

Но и позволить флиртовать Арлену с Норой я не могу!

От одной этой мысли у меня кровь стынет…»

— Милорд, — неожиданно услышал герцог голос друга, — Я, наверное, пойду. Нужно готовиться к поездке на бал.

Через четыре часа все приготовления к балу были закончены. И мужчины в ожидании дам стояли у нижней ступени лестницы. В одежде эпохи давно минувших лет они себя чувствовали неуютно. Но протокол бала маскарада требовал от каждого гостя одеться в одежду эпохи Тюдоров.

На Риккардо была бежевая рубашка из тонкого полотна, которая имела высокий стоячий кружевной воротник. Поверх нижней рубашки одета утеплённая стеганая куртка — дуплет. Дуплет небесного цвета был украшен вышивкой и пришитыми самоцветами. Рукава дуплета были съемными. С помощью шнуровки они крепились к плечам и имели валики. Золотистый цвет рукавов выгодно смотрелся на фоне голубой куртки. Дуплет был узким и стянутым по талии поясом из металлических пластин, также инкрустированных самоцветами. Поскольку вечером и ночью было прохладно, поверх дуплета на широкие плечи Риккардо был надет тёмно-синий джеркин. На ногах красовались буфчатые штаны, напоминающие подушки, а затем синие короткие прямые штаны ниже колен. Головной убор напоминал французский берет. Туфли были с широкими квадратными носками.

Герцог напоминал принца. Но чувствовал себя в этой одежде неловко. Такая роскошь была вычурной в его понимании. В глубине души он жалел, что согласился поехать на этот бал. И лишь ответственность за дочек Френсиса Редклиффа вынуждала забыть о собственных чувствах.

В это время Нора стояла напротив зеркала и критически оценивала свой наряд. На неё было одето два платья одновременно, это не считая корсета. Нижнее — котт, было сшито из полотна и имело жесткий лиф. Верхнее — сюрко, имело гладкий лиф, вырез каре и расширенную к низу юбку. Платья были сшиты из разных тканей. Цвет нижнего напоминал перламутр жемчуга. Рисунок ткани верхнего платья, из более дорогого материала, представлял собой тёмно-коричневый растительный орнамент на серебряном фоне. Платье дополнялось вышивкой с кружевом. Двойные рукава платья были очень узкие до локтя, но ниже расширялись воронкообразными манжетами. У юбки был каркас. А лиф сильно стягивал фигуру Норы и заканчивался очень глубоким мысом.

Благодаря одежде, женская фигура приобрела неестественные очертания: тонкую талию, плоскую грудь и чрезмерно широкие бёдра. Сложную прическу, украшенную золотыми шнурами, венчал френчхоуд в цвет второго платья, в виде серпа с тёмно-коричневой вуалью. Ножки были обуты в сшитые из мягкой кожи туфли на каблуках.

— Венди, — обратилась Нора к своей горничной, которая уже второй час наряжала свою хозяйку, — подайте колье и серьги, что лежат на камине.

Горничная поспешила исполнить указание. Взяв в руки колье из рубинов и изумрудов, она не сдержалась от восхищения:

— Боже, какая красота! Я раньше это у Вас не видела. Позвольте помочь надеть.

— Надень.

Венди помогла надеть колье и серьги, и залюбовалась хозяйкой:

— Вы выглядите великолепно!

Венди работала у Норы меньше года, но уже сильно привязалась к своей хозяйке.

В тот день, когда в жизни Норы появилась Венди, шёл сильный дождь. После смерти мужа Нора, игнорируя уговоры хозяйки гостиницы повременить с прогулкой, всегда гуляла, когда лил дождь. Так однажды она случайно заметила мокрую девушку, сидевшую под мостом. По всей длине рук у девушки были кровавые порезы. Нора предложила помощь и кров. Девушка, не раздумывая, согласилась. Позже, когда благодаря Норе, несчастная привела себя в порядок, помылась и переоделась в сухую чистую одежду, она поведала свою историю.

Пятнадцатилетнюю Венди отчим продал в бордель, когда её мать умерла от чахотки. Девушка, пережив унижения и побои, спустя месяц сбежала через окно из этого ада. Разбив во время грозы окно, она через крышу незаметно покинула каморку верхнего этажа. В каморке её держали между посещениями клиентов, к которым водили, предварительно опоив слабой дозой опиума, чтобы Венди не так отчаянно сопротивлялась и не вредила тому, кто за неё заплатил.