- Ларис, ты что? Ты же его любишь. Знаешь, как он о тебе беспокоился, специально же приехал.

- Правда? – её лицо сразу засияло, - он из-за меня приехал? Думаешь, будет рад?

- Думаю, что вам обоим пора повзрослеть. У вас будет ребёнок. Лара, очнись, это же как благословение, у вас всё будет хорошо.

- А ты можешь ему сама сказать? Вот прям официально.

Я завожу Тимофея. Он действительно очень за неё переживает.

- Что-то серьёзное?

- Да уж, серьёзней некуда. У тебя будет ребёнок, Тимофей.

Он судорожно сглатывает, смотрит то на меня, то на неё. Ларка прямо сжимается вся, но на его лице эмоции начинают меняться: слёзы на глазах брутального мужчины – то что-то настолько искреннее, что аж до печёнок пробирает.

- У меня? Мой ребёнок? Да я … Ларочка… Да я для вас всё…

Она плачет,  не ожидала такого от него. Хотя нет, каждая женщина хочет именно этого, и теперь просто входит напряжение.

Видимо, Тимофей орал слишком громко, потому что медсестра бегом влетает в кабинет и застаёт его на коленях перед Ларисой и кивает мне: "в чём дело-то?".

Я показываю на себе пузо.

- Фу, ты на себе не показывай, - потом подумала, - или показывай, вон, если твой также радоваться будет.

- Так, будущие родители, вот вам направление в женскую консультацию. Езжайте прямо сейчас, у Ларисы токсикоз, сдадите анализы, и там вам всё расскажут.

Как хорошо, всё со Ларой получилось. Я чувствовала себя перед ней немного виноватой, а теперь, кажется, наши отношения наладятся.

Ильинична так расчувствовалась от новости, что София приезжает, что, когда я пришла Никита, мерил ей давление. Ну вот, чувствую, будем мы скоро всех их спасать по очереди.

- Не смогла она, значит, не покаявшись… Господи, какая любовь… Как я их всех тогда жалела. И ведь любят до сих пор. Когда, говоришь, она приезжает? Ведь как совпало-то …- тут няня не договорила,- Так ты ещё ей не сказал что ли?

Так, мне кажется, моя няня, чуть не проговорилась.

- Никита, что происходит? Чего вы все улыбаетесь?

- Да ничего, Софья…Просто ты выходишь замуж.

- За кого?

- За нас. Ну-ка, Егор, неси нашу коробочку, - и ещё один из заговорщиков побежал наверх.

Никита встаёт на колено. Егор подносит коробочку.

- А можно, я надену? - киваем оба. Никита открывает коробочку и показывает малышу, на какой палец надеть, а мой самый любимый мальчик надевает колечко.

- Он первый тебя нашёл, -трепет его по макушке.

Киваю и обнимаю обоих. Любуюсь колечком. Оно очень красивое и насколько, понимаю, дорогое. Я удивлённо смотрю на Никиту.

- Для самой любимой девушки на свете.

- Для мамы…

Он сказал это так нежно, что на глаза навернулись слёзы. А Егорка вытирал их и целовал, гладил меня по голове. Мой, любимый и родной, самый лучший, мальчик на свете.

- Это не все мои сюрпризы. Но один я оставлю на потом. Я думаю он всем понравится.

- И когда у нас свадьба?

- В субботу. Так что Софи прилетает как раз на свадьбу внучки. Ну, как тут не верить в судьбу? – Ильинична вытирает слёзы, но это хорошие слёзы, они смывают с души всё лишнее, лечат душу, наполняя её счастьем.

Я с детства хотел большую дружную семью. Родители у меня, археологи, вечно были в экспедициях или писали научные работы, и я совершенно не входил в их жизненные планы. Воспитывала меня бабушка. Женщина она была строгая, всё всегда должно было быть в порядке и согласно определённым правилам. И я уже тогда решил, что, когда у меня родятся дети, я буду всегда рядом, и, самое главное – я буду их любить.

С Геллой мы познакомились на вечеринке у знакомых. К тому времени я уже закончил университет и работал в престижной фирме. Собственно я даже не помню, как всё началось – помню только, что проснулись в постели голые. Так всё и началось. Она была необычная, к жизни вообще не приспособленная, совершенно безалаберная, иногда мне, казалось, что, если бы я её не кормил, она вообще бы ничего не ела. И я заботился о ней. Особенно, когда она забеременела. Только вот у неё совершенно не было никакого материнского инстинкта. Она злилась от того, что я не позволил сделать ей аборт, и теперь она превращается в бегемота. Я нанял женщину, которая заботилась о ней, а она всё время пыталась сбежать, чтобы потусить со своими богемными друзьями.

Когда они только познакомились, она казалась мне такой утончённой, эфемерной, её картины я никогда не понимал, но верил, что она жутко талантлива, и вкладывал в это её творчество кучу денег. Но потом понял, что вся её жизнь – сплошной фарс, и мне стало так противно, я сгрёб её в охапку и привёз сюда, в деревню. Всё надеялся, что когда-нибудь в ней проснётся мать, гормоны перестроятся и всякое такое. Но, наверное, у неё этого всего не было в принципе. Она выносила мне мозг все эти четыре месяца, и, когда Егорка родился, я с облегчением отпустил её на все четыре стороны.

Завтра  покажу Софье наш новый дом. Думаю, ей понравится. По крайней мере, я влюбился в него с первого взгляда. Большой, светлый, мы сможем жить в нём все вместе.

******

Самолёт из Марселя уже приземлился. Софья видела, как дрожат дедушкины руки, и ей было страшно… Господи… пусть всё пройдёт гладко, пусть всё с ним будет хорошо. Она ещё так нуждается в нём.