Макар вплёл в Силу послание для Русая и тихонько толкнул его в эту красоту. Волк получит его, Макар не сомневался.

— Видишь, как все получается, Макарушка.

Для Макара слова эти не стали неожиданностью. Он её давно почувствовал, хоть и тихо шаркала Вецена, как легкий ветерок не уловима.

— Живут все в мире, живут все в дружбе. Все соседи друг про друга знают, а самое главное проглядели. Неужто за каждым окошком горе живет, а мы его не видим. А почему, Макарушка? Может просто не хотим видеть. Может просто так удобнее жить. Ведь если уличить, так это признаться надо, что в окошко это тайком заглядывал. Я в каждую щель гляжу, во все приоткрытые ворота нос свой сую, ко всем шорохам прислушиваюсь. Думаешь, для интереса праздного? Нет, Макарушка. Я беду хочу увидеть. Поймать её окаянную. А вот Белянушкино горе просмотрела. Стара стала. Стара, Макарушка.

Макар повернулся к Вецене. Тот же синий платочек, глаза белесые, точно выцветшие. Только что-то изменилось в ней. Чувствовал это Макар, а понять не мог что.

Молча подошёл к ней и приложил ладонь к груди. Приложил и аж дух занялся.

От Вецены шла вибрация, мощная, жуткая. На мгновение показалось, что и рука Макара содрогается под ней. Он медленно перевёл взгляд с ладони на бабку.

— Ты знаешь? — спросил Макар, а потом увидев глаза её, уже утвердительно добавил. — Ты знаешь.

— Знаю и ведаю о чем ты думаешь, Макар. Я тебя, с Силой твоей и на малый шаг к себе не пропущу. Хватит! Полечили однажды. Я этого момента, Макар, век ждала. И с великой радостью глаза свои закрою.

Макар смотрел на маленькую, сморщенную старушку, а видел дух её, видел силу её.

— Желание с тебя стребовать хочу. Исполнишь мое желание, Макар?

— Говори.

— Не время пока. Пообещай, что исполнишь.

Макар не любил это. Ребячество какое-то. Как можно пообещать того, чего не знаешь. От того стоял и молчал. И Вецена стояла и молчала. Уперлась на него своими глазами бесцветными и молчала.

Сила легонько толкнула Макара, шевельнулась, точно погладила, за бабку прося. Сдался он.

— Обещаю, — глубоко вздохнув, сказал Макар.

Бабка заулыбалась, довольна была обещанием этим. Отошла в сторонку, путь Макару освобождаясь.

— Я конец истории твоей знаю. Шепнуть?

— С речами этими к другим иди. Я сам свою историю прожить хочу, без указки.

Помни обещание своё. Скоро за желанием приду. Жди, Макарушка, жди.

40

Весь день Макара тянуло к Беляне.

Казалось, куда проще, зайти к Забаве, и увидеть её. Но Макар держал себя, изо всех сил держал. Не хотел он до разговора её вечернего, совместного с Мирославом, видеть. Не правильно это. Беляна должна сама разобраться в жизни своей. Поставить точку и сама должна прийти к нему.

Не потому что гордость его мужская того хотела, не думал он и о том, что если сама ушла, то и вернуться сама, первая должна. Нет! Не поэтому. Макару, казалось, будет правильно, если Беляна сама решит, без давления и спешки с его стороны. Сама решит и придёт.

Вечер начался маетно. Перед глазами так и стоял дом молельный, староста, Беляна, Мирослав. О чем говорить будут, и самое главное, к чему придут.

Тихо ворота скрипнули, Макар встрепенулся весь, на крыльцо вышел.

К нему бежало маленькое чудо. Глазища, как смородина спелая, на голове чёрные, не покорные кудри, в тугие спирали сворачивающиеся. Ни дать ни взять — Лапинская порода. За версту видно свой, родной.

Макар подхватил крестника своего.

— Когда последний раз видел тебя, Макарушка, ещё и не ходил ты. А теперь богатырь стал, чуть с крыльца не своротил дядьку своего.

Макар поставил мальчика на крыльцо, а сам в два шага рядом со Светозарой оказался. Так прижать её хотелось, так стосковался по ней.

— Познакомься, Макар. Это Всемила.

Имя это такой сладостью в сердце отозвалось. Макар заглянул в свёрточек, который Светозара держала.

Малышка спала. Бровки, реснички светлые. Щеки тугие, розовые. Таких на деревне «пузырь» называли.

— Не чернявая, — разглядывая малышку, сказал Макар.

— Светленькая.

— Ты такая же, Светозара, была. И мама такой была.

— И характер, как у мамы. Уже веревки крутит.

Подошёл отец, забрал свёрточек и в избу снёс.

Сейчас все придут. Очень соскучились мы по тебе Макар, очень.

Позже все и собрались. Яролик, Дарьян, Чаруша, Забава и Светозара. Пришли с мужьями и жёнами, со всеми детьми.

Десять сорванцов по двору бегало, одиннадцатая у Светозары на груди висела. Беловук — двенадцатый. А тринадцатой Олеля была. Беляна её в молельный дом не взяла, так не одну же девчонку дома оставлять, Забава и её прихватила.

Шумно было и в избе и на дворе.

Макар часто к окошку прилипал, все за своего Волчонка волновался, как впишется он в эту сплоченную ораву. Но ни чего. Сначала всё у дровяника терся, потом, осмелев, гонял со всеми.

За столом все наперебой с Макара требовали рассказать, как он, какие планы дальше.

— Да, что рассказывать-то? Много ли в лесу новостей? Как вы тут живете-можете? Вы слово и держите, — только и приговаривал Макар.

— Тяять, а расскажите, как Макар коров боялся, — весело предложила Чаруша.

Все так и прыснули, уж больно все любили, когда отец им про детство их рассказывал.

Чаруша всегда первая эти разговоры начинала. За воротами тиха была, слово не вытянешь, а в семье самая хохотушка, да задира.

Отец тоже улыбнулся, на Макара посмотрел, прищурился.

— А помните, как Яролик в болоте утоп, — вставила, сквозь смех Забава.

— Помню, — просмеявший сказала Чаруша. — Забегает Дарьян, глаза огромные, губы трясутся и говорит не своим голосом: «Яролик в болоте утоп». Мама на дворе готовила, да так полный чугунок похлебки и слила на землю. Мы все, как вкопанные встали, как столбики замерли. И тишина такая, что слышно, как комар пищит. И заходит утопленичек наш. Мокрый весь, няшка болотная на нем, в волосах трава.

— Помним, помним. Потом неделю сидеть не могли. Да, брат? — толкнув Дарьяна, отозвался Яролик.

— А как водой колодезной себя на спор обливали, помните?

— Это я помню, — напустив на себя суровый вид, сказал отец. — Потом все с жаром лежали. И отругать-то было не кого.

— Не все, — тихо добавила Светозара.

— Да, ты просто маленькая была, до колодца дотянуться не могла, — потрепав за щёку Светозару, сказал Макар.

— А помните, как мы все Макара боялись? Думали, что он волк, — залилась звонким смехом Чаруша.

Макар замер на секунду. Улыбка медленно с его лица стекла.

— Почему волк? — тихо спросил он.

— Встретила Чаруша как-то бабку Вецену, — начала Забава.

Вдруг с полки чашка упала, на мелкие черепушки разлетелась. Все аж вздрогнули дружно. А Всемила маленькая, так и зашлась плачем. Спала она крепко, да звук резкий напугал малышку.

— Тише, пузырь, тише, — тихонько зашептал ей отец и отошёл убаюкивая внучку.

Светозара пошла за веником, а Забава продолжала.

— Так вот. Вецена ей и говорит: «Как ваш волк поживает?». «Какой волк?» — недоумевает Чаруша. А бабка Вецена улыбнулась и шепнула ей на ушко: «Макарушка ваш — волк». И пошаркала себе дальше. Чаруша домой прибежала и рассказала нам. Мы, Макар, за тобой два дня следили и днём и ночью. Дежурство даже устанавливали, всё поймать тебя хотели, на делах твоих волчьих.

— И ведь поверили! Да? — качая головой, сказал Яролик.

Все дружно засмеялись. Даже отец смеялся. А Макар напрягся чуток. Вот языкатая баба, зачем спрашивается такое сказала.

— Посмеялась тогда бабка Вецена над нами, — утирая проступившие слезы, сказал Дарьян.

— А помните грозу! — спросила Светозара. — Я такой грозы больше и не помню. За всю жизнь свою никогда такого не видела.

— Мы с речки бежали. От забора до забора. Молнии прямо в пятки были, — подтвердил Яролик.

— Только это не смешно, Светозара. Это страшно было. Жуть какая-то, — добавила Чаруша, поёжившись.

— Да, страшно. Но я это запомнила на всю жизнь. Секунда и нет тебя. — тихо вставила Светозара.