Сейхтавис отлично помнила, как произносила эти слова впервые. Ей тогда было не больше десяти, и она ещё не привыкла к Храму: днём ходила послушная и безучастная — настолько, что многие наставницы считали её просто отсталой, а ночью тихо плакала, невесть кого умоляя вернуть её домой. Тогда она ещё не стала собой, а была просто Змейкой из глухого селения с материка — испуганной девочкой, которая скучала по маме.

В тот день её наказали за какую-то пустяковую провинность, оставив без ужина. Не такое уж серьёзное наказание, да и есть ей не особенно хотелось, но обида и унижение терзали сильнее голода. И некрасивая девочка молилась Богине, как умела, — и, хотя та не отозвалась, девочке стало легче. Она не смирилась, но как-то успокоилась.

Что-то глухое, забытое зашевелилось в Сейхтавис, стиснуло горло; она поднялась, не в силах продолжать. Может быть, это и есть ответ?...

Сейхтавис методично умылась в тазу, расчесала волосы костяным гребнем, стянула их в тугой аккуратный узел и надела своё белое облачение. Из небольшого зеркала на неё смотрела женщина средних лет — изморённая, бледная, с потухшим и тёмным взглядом. Наверное, было даже что-то привлекательное в разрезе глаз или в линии рта — но и им, конечно, далеко до миндалевидных глаз и точёных, болезненно-ярких губ Ашварас.

Сейхтавис вздрогнула. Надо же — снова Ашварас, и снова в связи с плотской красотой, которой служительница Богини не должна придавать значения. Нужно положить этому конец.

Приоткрыв дверь спальни, Сейхтавис трижды хлопнула в ладоши, и через минуту из смежной комнаты подбежала запыхавшаяся послушница — её помощница и личный секретарь. Предупредительность и вечный испуг застыли на её круглощёком веснушчатом личике.

— Доброе утро, Верховная. Вы сегодня ещё раньше обычного.

— Да хранит тебя Матерь, Тиритис. Есть что-нибудь срочное?

— Да, — Тиритис суетливо застучала маленькими табличками, которые принесла с собой. — Счета за последний месяц, которые Вы просили, готовы.

— Ладно, это успеется. Мне бы хотелось...

— Ещё я не сказала Вам: вчера на занятии на третьем ярусе лопнул котёл. Прикажете заказать новый в городе?

— Да-да, только позже. Тиритис, мне нужно...

— Ах, простите! — помощница всплеснула руками, несколько табличек посыпалось на пол; покраснев, она бросилась на колени, чтобы собрать их, и уронила остальные. Сейхтавис нетерпеливо вздохнула: Тиритис всегда отличалась неуклюжестью, но была услужлива и расторопна. — Верховная, я забыла главное. Несколько девочек из младших учениц проснулись с лихорадкой, и довольно сильной. Прикажете прервать занятия?

— Нет, конечно. Горячий отвар, отправить в лазарет и отделить от здоровых, я потом сама осмотрю их... Сейчас не до того. Тиритис, позови ко мне сестру Ашварас.

Тиритис встала, стискивая последние таблички, и изумлённо заморгала.

— Ашварас? Прямо сейчас?

— Да, как можно скорее.

— Но... Она могла ещё даже не встать...

— Значит, разбуди. Скажи, что это срочно.

— Да, Верховная, как Вам будет угодно, — протараторила послушница, смущённо пряча глаза; Сейхтавис догадалась, что пересуды об Ашварас и до неё добрались. Дело совсем плохо.

— Не мне, Тиритис, — из-за окна раздался утренний крик чайки, и Сейхтавис вздрогнула, точно её окликнули. — Скажи, что это воля Великой.

Взгляд девушки из удивлённого стал испуганным. Такая формулировка от Верховной во все века существования Ордена не предвещала ничего хорошего.

— Конечно. Я мигом.

— Верховная.

Сейхтавис прервала молитву во второй раз и заставила себя повернуться. Ашварас стояла на пороге — почтительная, красивая и спокойная, в широком тёплом покрывале.

— Здравствуй. Мы одни — можешь звать меня сестрой Сейхтавис, как раньше.

Ашварас чуть улыбнулась.

— Зачем же? Мне нравится звать Вас так, как Вы того заслуживаете.

— Заслуживаю ли? — не получив ответа, Сейхтавис отошла к окну; рассеянно провела рукой по пыльному подоконнику. — Ты знаешь о последних событиях?

— О договоре с Императором? Знаю.

— Ты против?

Ашварас пожала плечами.

— Не мне судить. Наша общая Мать говорит Вашими устами. Выходит, ей так угодно.

— А известно ли тебе, почему я поступила так? Известна ли цена?

— Нет, — после заминки сказала Ашварас. — Но, кажется, я догадываюсь. Я знаю только одно условие, которое могло привлечь Вас. И оно наверняка должно нравиться Богине не меньше.

— Будь со мной откровенна, Ашварас. Мне всегда было дорого твоё мнение.

— Какой в нём смысл? Разве выбор уже не сделан?

— Ну и пусть. Я хочу слышать, что ты думаешь. Я, в конце концов, приказываю.

Ашварас опустила голову, и огненная волна волос закрыла её лицо. Посреди серых стен она походила на факел.

— Тогда не смею ослушаться. Я думаю, что Вы поступили опрометчиво. Что Император обманет нас, как только победит Серого Князя. Союз с Князем давал нам свободу, а Император мечтает забрать её, строя единый Лирд'Алль. К тому же все знают, что он чтит только Бдящего Бога... Такой человек, как он, не станет молиться спящей женщине, даже бессмертной.

Каждое слово было правдой, и каждое слово приходило на ум самой Сейхтавис — но не меньше доводов возникало и с другой стороны. К тому же такое явное неприятие Ашварас Императора стало для неё новостью.

— Спасибо за честность. Но, как ты верно заметила, выбор сделан... Долг вёл меня, а не желание или корысть.

— Я и не подумала бы иначе, Верховная, — с уважением заверила Ашварас. Сейхтавис вздохнула: пора было переходить в наступление.

— А тебя всегда ведёт долг?

— Не понимаю, о чём Вы, — она чуть нахмурилась.

— Ответь мне так же прямо. Служение Ордену превыше всего для тебя?

— Вы знаете, что да, — Ашварас насторожилась, как дикая кошка, заслышавшая шорох. Сейхтавис порылась в памяти, припоминая её первое имя... Так и есть — Рысь. — И, по-моему, я не подавала повода в этом сомневаться.

— До сих пор — нет, — Сейхтавис помолчала, почти наслаждаясь её замешательством, а потом попросила: — Сними покрывало, Ашварас.

— Верховная?...

— Ты слышала. Сними его. Тебе ведь душно.

— Наоборот, меня знобит. Наверное, подхватила лихорадку.

— Мгновение тебе не повредит. Сними покрывало. Это приказ Богини.

Ашварас побледнела, и в её взгляде мелькнуло понимание. Потом она медленно потянулась к узлу возле шеи и стащила синюю ткань. Даже складки свободного жреческого одеяния не скрывали заметно округлившегося живота.

Сейхтавис подняла глаза. Несколько секунд женщины смотрели друг на друга в полной тишине — лишь слышно было, как покрикивают чайки да шумит вдалеке море.

— Кто отец? — прошептала Сейхтавис. Ашварас молчала. Она повторила вопрос — куда настойчивее.

Ашварас не отвернулась, не бросилась на колени в раскаянии, не закрыла лицо руками. И глаза её остались сухими. Просто и с достоинством она призналась:

— Серый Князь.

И этого было достаточно.

Сейхтавис смутно помнила, что было дальше. Её сознание не было отуманено, она чётко и последовательно делала то, что должна была делать, но что-то внутри будто надломилось и уже не могло срастись.

Ашварас не сопротивлялась, когда с неё срывали одеяние и обряжали в балахон из мешковины, когда остригали её роскошные волосы, когда проводили все положенные обряды отлучения от Ордена в самых мрачных святилищах на нижних ярусах Храма — отвратительные обряды, которые Сейхтавис хотелось бы никогда не видеть, но при которых она обязана была присутствовать. Ашварас не сказала ни слова и только улыбалась снисходительно, когда наставницы били её по щекам — с усердием, до красных пятен. Она стойко приняла изъеденный плесенью каменный мешок, где ей предписывалось дожидаться суда, — несмотря на то, что там не было даже окон, а старуха-ключница принималась сквернословить и проклинать её всякий раз, как она прекращала молиться.