— В центре, в самом сердце. Никто не добирался до него, но господа — волшебники, господа смогут... А я отведу их в Лирд'Алль, до последнего своего дня буду им благодарен...

— То есть сам ты туда не собираешься? — хмыкнул Кнеша — и Тролль бы, наверное, покраснел, если бы это было заметно на его каменной коже. — Спускаешь нас в заколдованную яму, которую неизвестно кто, когда и зачем выкопал, а мы должны тебе верить?

Бедный Тролль смотрел на него, как провинившийся щенок на хозяина, и, казалось, готов был спуститься вместе с ними. Мей представил себе, сколько места он займёт под землёй и сколько произведёт шума. А если придётся ползти?...

Да и к тому же — что бы там ни говорил Кнеша, он не мог поверить, что Тролль способен на такое вероломство. Уж слишком это было немыслимо. Да и в чём, собственно, его выгода?...

— Всё в порядке, мы пойдём, — решил он и с твёрдостью встретил раздражённый взгляд Кнеши. — И, думаю, нам лучше разделиться, как только встретим первый поворот. Так мы быстрее найдём зелье. А в случае опасности...  — он красноречиво дотронулся до невидимой метки Уз Альвеох. Им не нужны специальные знаки для такого случая.

— Не быстрее найдём зелье, а быстрее умрём, — проворчал Кнеша, однако тут же деловито добавил, обращаясь к Троллю: — А вообще здесь можно и до вечера протоптаться... Отдай-ка мне мои вещи, парень — попробую соорудить для нас светильники. Там, должно быть, темнее, чем в твоём неиспорченном сознании.

Насчёт темноты Кнеша оказался прав — она обступала со всех сторон, как только кончалась лестница, и вход, кажется, был единственным источником света. Светильники, зажжённые магией Кнеши (дрожащие голубоватые огоньки в резных фонариках — маленький народ умельцев из дальнего мира подарил им на память), пришлись кстати; Мей брёл и брёл, наблюдая всполохи холодного света на однообразно-тёмных стенах пещеры и считая повороты. Потолок был низким, так что он еле мог разогнуться; теснота давила, только усиливаясь по мере блужданий.

Едва Мей успел одолеть очередной поворот, как прямо перед ним выросла огненная стена — пламя заполонило весь проход и появилось так близко, что почти опалило ему брови. Мей отшатнулся — и всё исчезло, как сон. Он перевёл дыхание и выбрал другой поворот. Интересно, сколько ещё здесь таких же ловушек — и сколько ещё он не почувствует?

Шею саднило, и от неё по всему телу разливались волны боли — Узы Альвеох заявляли о себе: Кнеша был слишком далеко. Мей стиснул зубы, стараясь не думать об этом. Ненавистная магия.

Он шёл всё дальше и дальше, углубляясь в скалу; одинаковые проходы и повороты ветвились и множились, от них рябило в глазах, и невольно он вспоминал бесчисленные зеркала Меи-Зеешни. Но этот лабиринт был другим: сами стены дышали тут мрачной древностью, а тишина оказывалась обманчивой — откуда-то доносились то шорохи, то тихий плеск, а время от времени Мею мерещился смех или голоса, и тогда он на секунду останавливался.

Однажды этот смех приблизился; явно женский, он звучал мелодично и чуть вкрадчиво — и определённо был ему знаком. Вслед за ним послышались и шаги, разбросанные эхом. Мей замер: не может быть, чтобы здесь был кто-то ещё, просто не может...

— Здравствуй, Мей, мы так ждали тебя! — воскликнула молодая женщина, показываясь из тени. Это была Риэти эи Тейно.

Мей ощутил, как волосы зашевелились у него на затылке. Даже огненная ловушка не поразила его так. «Морок», — убеждённо сказал он себе. — «Наваждение».

Но «морок» преспокойно приблизился своей танцующей походкой и, улыбаясь, положил обе руки — вполне осязаемые, живые, — ему на плечи. На Риэти было одно из тех светлых платьев, которые она так любила, перехваченное вышитым пояском; тёмные кудряшки выбивались из причёски, плясали, касаясь ямочек на щеках. Вообще она выглядела юной девушкой, именно так, как Мей её помнил — почти десять лет назад, когда покинул Город-на-Сини. Почти десять лет, за которые прошла для него целая вечность.

— Ты совсем не заходишь к нам с Теигом, — пожурила Риэти, кокетливо теребя пальчиками его рукав. — А обещал, между прочим.

— Кто ты? — Мей схватил её за запястье, подавляя головокружение. — Отвечай! Что тебе нужно?

— Ай, мне больно! — Риэти вырвала руку и, нахмурившись, погрозила ему. — Каким грубияном ты стал в своих странствиях!..

— Кто ты? — упрямо повторил Мей. Гэрхо учил его: чтобы одолеть зло, нужно знать его имя. И Кнеша всегда это подтверждал.

— Ты разве не знаешь? Я Риэти эи Дерро, жена твоего друга... И бывшая твоя невеста, — полушёпотом добавила она, двусмысленно улыбаясь. Мей провёл рукой по лицу. Что же делать с этой нечистью? Кем бы она ни была, она волновала его и сбивала с толку.

— Ложь. Риэти не способна уйти из своего мира, а мы сейчас в другом.

— Кто тебе сказал? — Риэти завела руки за спину и взялась за концы пояса.

— Что ты делаешь? — хрипло спросил Мей, наблюдая за тем, как она деловито скидывает платье.

— Показываю тебе, в каком мы мире, — невозмутимо отозвалась Риэти, и платье упало к её ногам. Она стояла перед Меем в полумраке пещеры, совершенно обнажённая, и почти слепящую белизну её кожи покрывали очертания берегов, извивы рек, мелкие названия и тщательно прорисованные схемки городских башен... Это был его родной мир — одна из точных карт, перед которыми преклонялся Теиг.

— Я схожу с ума, — пробормотал Мей, хватаясь за стену; руки у него тряслись, как у больного старика. — Они забрали мой разум...

Он сам не понимал, о ком говорит: что за «они»? Он не верил ни в богов, ни в духов и мог иметь в виду разве что Цитадели Порядка и Хаоса.

Риэти снова смеялась, протягивая к нему руки, и смех её переходил в истерический хохот. Всё плыло у Мея перед глазами; он отвернулся к стене, всем телом вжимаясь в холодный камень, а когда снова посмотрел туда — на месте Риэти стояла другая женщина, одетая и даже закутанная в плащ.

Её-то он точно узнал бы везде и всегда — по одной морщинке на лбу, по усталому красивому лицу и натруженным ладоням. Проседь мелькала в волосах Кейлы, а глаза смотрели, как обычно, внимательно и серьёзно.

— Мать, — выдохнул Мей, одновременно и чуя колдовство, подлог, и желая поверить. Он хотел уйти, убежать — но какая-то невидимая сила приковала его к земле.

— Сынок, — как и Риэти, она протянула к нему руки, только вместо соблазна в этом жесте были забота, нежность и неизбывная тоска. — Я скучала по тебе. На кого ты оставил меня?

Мей сглотнул комок в горле.

— Тебе ведь хорошо с Атти и Эйтоном.

— Никто не заменит мне тебя, — возразила она — печально, но без упрёка. — Никто и никогда, сын мой.

— Мой Дар зовёт меня, я не могу вернуться. Я навлеку на вас беду.

Мей впервые за последнее время задумался об этом — вернуться домой... С Кнешей? Привести Кнешу в Город-на-Сини? Нет, это даже вообразить смешно и страшно.

— Лучше бы ты забрал меня с собой.

— Я не могу, мама.

Она ведь прекрасно понимает, так зачем мучает?... Мей ощущал себя беспомощным и виноватым перед ней, и это злило его.

— Я всегда на войне, даже если не в битве; всегда в дороге и в опасности, и мой враг стал мне...  — Мей осёкся; стал кем?...  — Мой враг всегда со мной рядом, — поправился он. — Я не могу втащить тебя в это.

— Когда-то я сказал ей то же самое, — сказал высокий светловолосый мужчина, выходя из другого угла. Он обнял Кейлу за плечи, а она прижалась к нему и зарделась счастливо, как девочка. — И это было ужасной ошибкой.

— Мон Бенедикт, — произнёс Мей и подумал: отец. Сердце защемило ещё сильнее при виде их обоих вместе — это становилось невыносимо. — Почему ты не в Рагнарате?

— Я выполнил свой долг и могу уйти на покой, — со своим строгим достоинством объяснил Бенедикт. — Я дал Рагнарату наследника.

— Наследника?

— Да, наследника, — эхом откликнулся негромкий голос у него из-под ног; Мей вздрогнул, наклонился, и где-то в груди у него застрял крик: на земле застыла Нери — живая, настоящая Нери, со своими трогательными ключицами, с непокорной зеленью глаз. Вот только её ноги были залиты кровью. Он с ужасом встал на колени и приподнял её, ощутив жар и металлический, тошнотворный кровавый запах.