— Ты отлично держишься, дитя, — вполголоса похвалил отец, наконец-то приблизившись к ней через толпу. — И к тому же настоящая красавица.

Нери молча поклонилась, спрятав улыбку. «Дитя» — мон Гватха никогда не обратился бы так к ней, не будь вокруг столько народу. Он взмок и покраснел от вина и духоты; она давно подозревала, что и его подобные празднества не приводят в восторг.

— Мамы не будет? — решилась спросить она. Ответом был укоряющий взгляд и еле заметное покачивание головой. Нери прикусила губу. Каждый раз, когда она пыталась возражать отцу по этому поводу, ничем хорошим её попытки не заканчивались. И всё-таки её мнение даже спустя столько лет осталось прежним: может, все и считают её мать безумной, но она никогда не поступала так, чтобы не иметь права сидеть за общим столом. Мона Рея была удивительно доброй и мягкой женщиной — и живым воплощением скорби мона Гватхи. Она потеряла разум, когда Ниэре не исполнилось ещё и трёх лет, так что она не помнила мать другой.

В тот день нянька её младшего брата, единственного сына в семье, не уследила за младенцем во время кормления возле реки, и люлька с ним опрокинулась.

Нери вздохнула и подняла кубок в ответ на чей-то тост; она сама не поняла, откуда в ней взялись такие мрачные мысли. Сегодня ей полагается веселиться; да и потом, разве это не радостно — помолвка с моном Кнешей? Разве ей этого не хочется?

— У тебя красивые волосы, мона Ниэре. Молодая листва не такая яркая, как они.

Нери подняла голову, чтобы увидеть, кто надумал польстить ей, и еле удержалась от вскрика. К ней обращалась застывшая неподалёку женщина-наг: человеческое белокожее тело ниже пояса переходило в мощное туловище буровато-зелёной змеи. Десятки тонких змеек шипели на голове неожиданной гостьи вместо волос, а в каждой из восьми изящных рук было что-то зажато. Другие гости периодически поглядывали на неё, но в целом вели себя так, будто ничего необычного не происходит, и Нери успокоилась.

— Спасибо, — выдавила она с лёгким поклоном. — Такие волосы у всех в нашем роду.

— Такая кровь, как у тебя, ко многому обязывает, — мелодично продолжила женщина. Её золотистые глаза оставались не то равнодушными, не то печальными. — Страшные силы доступны Владетелям Маантраша, и все они перейдут к тебе.

— К моему мужу, — поправила Нери.

— Может, и так. Странные обычаи твоего народа не для таких, как я, — часть змеек с головы женщины в миролюбивой дремоте примостились на её обнажённых плечах. — Ты удивлена моим приходом? Никогда не встречала мне подобных?

— Я удивлена такой честью, — осторожно сказала Нери, — и всего один раз видела двоих из народа мудрецов, несколько лет назад, при дворе рагнара.

— Ты говоришь вполне вежливо, — холодно улыбнулась наг, — и в меру цветисто, тогда как до меня дошли слухи о твоей неотёсанности. Теперь я вижу, что это ложь и ты просто не до конца стала женщиной; это дело времени. Так или иначе, я всегда буду ждать тебя в гости на наших землях. Прости, что не могу назвать тебе своё имя — думаю, тебе известно, что наши обычаи запрещают открывать его. Благодарю за гостеприимство, Ниэре из Маантраша, и поздравляю тебя с шестнадцатилетием. Можешь выбрать себе подарок, — и она протянула к Нери все восемь рук. Нери нерешительно кашлянула и оглянулась, но рядом не было ни отца, ни Шильхе, чтобы поддержать её. — Ну же, смелее, — поторопила наг.

Нери наугад дотронулась до одной из рук — кожа была гладкой и прохладной, только и всего. Ладонь раскрылась; на ней лежал небольшой тёмно-голубой камешек. Бирюза.

— Что ж, это крайне интересно, — невесть чему обрадовалась гостья. — Признаться, я ждала другого, но это очень хорошо. Надеюсь, мой подарок пригодится тебе. Приятно было побеседовать.

И, церемонно поклонившись, она поползла к выходу. Гости расступались перед ней, и в следующий момент мон Гватха объявил, что пора пройти на улицу, к Источнику.

Источник Маантраша — место сосредоточения Силы Владетеля, место, где когда-то был заключён договор с первоначальными хозяевами земли, духами, — располагался, в общем-то, недалеко от дома, среди полей, обнесённый священной рощей. У каждого Владетеля в Рагнарате был свой Источник, но тот, что в Маантраше, считался одним из самых древних. Менялись границы владений, возводились и рушились в войнах дома, росли и вырубались кипарисы, плодоносил виноград, сеялась и пожиналась пшеница, но Источник не был подвластен времени. Мон Гватха приобщился к нему после смерти своего отца, а тот — после смерти своего, и так длилось долгие тысячелетия, до тех пор, о которых молчат летописи и которые помнят разве что камни. Нери же выпало родиться женщиной (о чём она и начала жалеть, едва войдя в сознательный возраст), так что ей предстояло передать силу мужу после совершения брачного обряда. Самое странное заключалось в том, что её предполагаемый муж был куда ниже родом.

Отец никогда не говорил о Силе в открытую, и Нери могла лишь догадываться, в чём именно она заключается. Но при каждом её упоминании она чувствовала пряное дыхание мрачной тайны, от которой кожа покрывалась мурашками.

Год назад мон Гватха впервые показал ей Источник, а теперь, видимо, хотел, чтобы именно там она обручилась с моном Кнешей. Пока Нери шла туда в весёлой толпе гостей, погибая от жары под покрывалами и опираясь на руку Шильхе, желание скорее увидеть жениха боролось в ней с желанием убежать, и лучше подальше.

Вечерело. Одно из солнц — Левый Глаз — не так давно перешло зенит, другое уже клонилось к закату. Воздух был пронизан мягким золотым светом, который заливал расстилавшиеся вдали поля и виноградники, оливковую рощу, к которой направлялась нарядная процессия, и приусадебные постройки. Нери вспоминала, сколько привольного времени провела здесь, и ей становилось всё грустнее. Ей было известно, что придётся распрощаться со сладко-бессознательным детством, с беготнёй под дождём, с играми с детьми рабов и вольных земледельцев (в основном мальчишками — с девочками ей чаще бывало скучно), с беззаботным смехом у отца на коленях, с улитками, ракушками, сладостями от нянек, с увлечённым подсчитыванием звёзд перед сном... Однако осознать это в полной мере ей до сих пор не удавалось. Мон Гватха часто говорил ей, что пора взрослеть, но ни разу не предупредил о том, что это наступит так оскорбительно скоро. «Ты просто не до конца стала женщиной», — сказало существо со змеиным хвостом, и после этих слов Нери только сильнее ощутила укол страха — а бояться она не любила и даже считала это недостойным себя. Не стала женщиной... Все говорили об этом намёками и загадками, будто стараясь скрыть от неё страшную тайну, доступную только старшим.

А вот и роща — стволы могучих, старых олив, измученных сухой погодой, выстроились кругом. Нери крепче стиснула бирюзовый камешек, который почему-то не решилась оставить в доме, и вслед за отцом шагнула внутрь. Она вдруг поняла, что смертельно устала.

— Мон Кнеша, — позвал отец, и из-за деревьев вышел её жених. Выглядел он как никогда блистательно, но Нери была слишком взволнована, чтобы это оценить. Она смотрела на совсем ещё молодое бледноватое лицо с утончёнными, но резкими чертами, на маленькие холёные руки, на искусанные губы, на тёмные глаза, блестящие сухим насмешливым блеском, и с каждым мигом всё больше убеждалась, что этот человек совершенно не любит её, а она совсем его не знает.

Все расступились, давая им дорогу, и с двух сторон они подошли к каменной плите на земле в центре рощи. Мон Гватха тоже приблизился и простёр над плитой руки; Нери заметила, как он сразу преобразился: из полноватого изнеженного мужчины с мягкими и предупредительными движениями стал Владетелем с серьёзным и даже суровым выражением лица. Повинуясь его немой воле, из-под плиты с лёгким гулом забил зеленоватый свет.

— Говори со мной, Маантраш, — в наступившей тишине приказал отец. — Свяжи этих двоих обетом, что прочнее цепей и незримее твоего дыхания.

Горло Нери сжалось, когда на серебристой коре одной из олив обозначились веки и открылись жёлтые, сияющие в полумраке глаза.