— Ой! — Мизель содрогнулась от неожиданности. Под руками аура стала будто плотнее, и она от неожиданности широко распахнула глаза, забыв выключить истинное зрение.

Волшебство буквально обожгло её глаза. Кредэуа заморгала, отчаянно пытаясь избавиться от дикого жжения, зажмурилась и отступила, даже для надёжности прикрыла глаза рукавом.

— Оно, — выдохнула девушка. — Вот тут. Мон, ты чувствуешь? Точка пересечения. Сюда надо бить — не прогадаем. Мон?

Лэгаррэ тоже взглянула, очевидно, истинным зрением, но очень быстро отвернулась и недовольно выдохнула воздух.

— Да, чувствую, — подтвердила она. — Но оно для меня будто прозрачное, как и всё остальное. Такое, знаешь… Хочешь — проходи.

На Резу они даже не посмотрели. И так было понятно, что чары шли отсюда, но Мизель чувствовала себя до ужаса чужеродной даже просто рядом со стеной.

Она достаточно много провела времени с Тэзрой, потому и вкус её волшебства распознавала очень легко. Но то, как оно пылало под руками, девушке совершенно не нравилось. Поправить это могла только сама ведьма, максимум — ближайшие родственники.

— Как думаешь, Её Величеству под силу это исправить? — поинтересовалась Мизель у Моники. — Например, объединив с кем-то чары?

— Если только внезапно она получила всё могущество дара Богини, — вздохнула Лэгаррэ. Ей пришлось прикусить язык, дабы случайно не упомянуть Дарнаэла Первого. В него в Эрроке не верили, а то её короткое времяпровождение в Элвьенте оставило слишком заметный след. Особенно если говорить о Мизель — она ведь заметит и обязательно донесёт. — Нет, это под силу только Тэзре либо кому-то очень близкому к ней по энергетике.

— Так может, Антонио?

Обе лучшие выпускницы Академии — что первая в рейтинге, что вторая, — одновременно презрительно фыркнули и посмотрели на Резу.

— Антонио? — скривилась Кредэуа, справедливо решив, что право язвить всегда принадлежало именно ей. — Ты совсем одурела? Ведь он не способен и маленький огонёк на пальцах зажечь, даже форточку открыть дистанционно, какой эпицентр!

— Родственные чары, — хмыкнула Моника, — могут дать результат. Если через него подключится Её Величество или кто-то другой достаточно могущественный, конечно. Не иначе. Антонио и вправду слаб.

— Как и все мужчины, — кивнула Мизель. — Но идея достойна внимания. Не твоя, разумеется, Реза, — она вновь покосилась на Мон, будто бы дожидаясь одобрения, но та, повернувшись уже спиной к однокурсницам, внимательно рассматривала дымчатую синюю стену. — Да и всё это не имеет совершенно никакого значения, я думаю. Мы его с собой не взяли, да и оставлять это место… Мало ли, вдруг кто полезет? Я не знаю, видима ли эта стена для нашего мужичья.

Реза посмотрела на неё так, будто бы была истинной дарнийкой именно она, а не Моника — и теперь страстно жаждала защищать мужчин. Равноправие — так, кажется, это называлось? Борцов за подобное в Эрроке всегда было маловато, и ни один из них не достиг успеха.

— Мон, давай пройдёмся ещё посмотрим, — предложила Ятли. — Вдруг что интересное найдём?

Но Лэгаррэ вновь оказалась в пелене собственной бесконечной грусти — она уселась на какой-то камень среди клокотавшей вокруг невидимой бури, закрыла глаза и будто бы погрузилась в свои размышления.

Мизель последовала её примеру и заняла ещё один камень. На Монику она и не смотрела даже, но они две выглядели сейчас куда ближе друг к другу, чем любая из них к потерянной, несчастной Резе.

Ятли сдаваться не собиралась. Обычно, если дело касалось занятий, она всё время отступала на задний план и позволяла учиться тем, кто хотел в будущем добиваться высот в магии. Для той деревушки, в которой родилась Реза, уже одного наличия дара было достаточно для того, чтобы стать в итоге председателем местного совета, то есть, единоличным правителем, выбрать из мужчин себе того, кого она пожелает, родить детей и быть счастливой до конца своих дней.

Нельзя сказать, что она этого так хотела, но дар давал свободу для действий. Резе не приходилось работать так же тяжело, как и остальным, чтобы заработать себе на жизнь, да и она отлично уяснила тот факт, что множество людей действительно готовы отдать довольно многое, лишь бы им помогла квалифицированная ведьма. А насколько дальше она ушла от необходимых по диплому знаний — это уже не имело особого значения.

Ятли уверенно шагала вперёд, даже и не заметила, когда бесконечный снегопад спрятал от неё и Мизель, и Монику. Впрочем, после сегодняшних издёвок и странной пустоты на душе Реза была рада этому одиночеству. Всю дорогу ведьмы только и делали, что подшучивали над нею, и теперь возможность побыть наедине со своими же мыслями казалась Ятли подарком божеств.

Она закрыла глаза и попыталась дышать ровно, успокоиться и выбросить в снежное небо весь свой негатив. Как же хорошо, что рядом никого нет! Они не станут называть её слабонервной, пропустившей добрую половину практики и так далее в том же духе. Они просто не смогут над нею поиздеваться, ведь рядом банально никого не будет.

Как же замечательно!

…Когда Реза наконец-то заставила себя воззриться на окружающий мир, бури уже не было. Конечно, она не питала пустых надежд и знала, что это никак не связано с тем, что и сама она умудрилась успокоиться и отбросить всю горечь в сторону, но уже одна только видимость позволяла чувствовать себя увереннее.

Ятли обернулась назад, явственно осознав, что не так-то уж далеко и ушла — Монику и Мизель отсюда было прекрасно видно, просто девушки сидели спиною к ней, — а после повернулась, собираясь продолжить свой путь.

С её губ невольно сорвался громкий, слишком преисполненный недавно пережитыми эмоциями голос.

Перед нею возвышалась статуя мужчины — созданная изо льда. Не идеальный красавец, замерший в каком-то причудливо элегантном положении, а простой, обыкновенный мужчина с испугом, запечатлённым во взгляде, в его напряжённых плечах. Он, казалось, замёрз во время бега — подавался вперёд, и ноги были готовы вот-вот оторваться от земли, не в полёте, разумеется.

— Мон! Мизель! — Реза никак не могла отвести от него взгляда. В какое-то мгновение он показался ей даже живым, и она поняла, что было не так — ледяные статуи обычно бесцветны, с ними просто играет свет. В Вархве зимой часто холодно, выпускницы создают что-то причудливое, правда, не мужчин, а обычно либо королеву, либо какую-то природу. Красиво выглядит, но…

За тонкой коркой льда — не более трёх миллиметров, как могла подумать Реза, — замер мужчина. Живой, реальный. Вот только сколько б она ни пыталась сковырнуть этот лёд, ничего не получалось — волшебство держало его до того крепко, что и молот, пожалуй, не оставил и царапины на статуе.

Моника и Мизель шли неохотно и довольно долго. Должных восторгов по поводу находки сокурсницы они обе тоже не проявили — только Моника как-то странно прищурилась, всматриваясь в черты лица мужчины, и недовольно покачала головой.

— Я его знаю, — без капли удивления и благоговения проронила она. Но голос звучал мрачно и холодно, будто бы мужчина напомнил Монике о чём-то абсолютно ужасном, о том, о чём она ни за что в жизни не хотела бы вспоминать. Впрочем, Реза могла бы её понять — вероятно, Мон вновь провела с кем-то параллель. Прошлое терзало её, и, возможно, она даже слишком сильно грустила о покойном Шэйране.

Ятли не умела грустить так долго. Конечно, до всех этих новостей она чувствовала себя более жизнерадостной, но в её глазах не застывала эта кромешная, бесконечная печальная тьма.

— Знаешь? — удивилась девушка и как-то неуверенно склонила голову набок. На её округлом лице появилось странное выражение, будто бы она заподозрила в чём-то Монику, но никак не могла высказать свои подозрения.

Лэгаррэ же, напротив, выпрямилась и гордо, упрямо кивнула.

— Да. Я видела его при дворе Дарнаэла Второго, — без единой капли смущения проронила она, будто бы считала служение вражескому королю поводом для гордости. Конечно, её туда отправили по специальному заданию, вот только всё равно выглядело поведение Моники со стороны немного странно. — Это начальник королевской стражи, его друг, Кальтэн Фэз. И я знаю это проклятье.