Кальтэн промолчал. Это был не его сын — не его ребёнок. Настоящий Фэз — кто б его не воспитывал, — не позволил бы убить в себе всё от мужчины, что в нём только было. Но…

Поздно теперь считать проигранные битвы. Сколько б Кальтэн не придумывал, что его ребенок ещё появится откуда-то с небес, что сейчас всё исправится, а Антонио станет смелым и сильным — ничего от того не изменится. Он должен был принимать своё дитя таким, каким оно есть. Пусть его сыну уже двадцать с чем-то лет, пусть он едва-едва способен принимать самостоятельные решения и полностью подчиняется религии своего государства. Кальтэн даже собственной честью с готовностью пожертвовал бы ради того, чтобы быть рядом с сыном. Чтобы помочь ему.

— Я могу тебе помочь, — наконец-то проронил мужчина. — В конце концов, ты даже не представляешь, чему можно научить молодого волшебника.

Он всё ещё хорошо помнил, как зелень вилась под пальцами Шэйрана, как рвалась к небесам — и что случилось с теми, кто попытался зацепить королевского наследника, пусть даже и непризнанного. Если на это способен ребёнок Лиары и Дарнаэла, то чем хуже Антонио? Тэзра не слабее королевы, а Кальтэн…

А Кальтэн не выдавил бы из себя и одной искры, когда Дарнаэл при должном желании, пожалуй, мог бы сыпать ими направо и налево.

— Мне уже ничем не поможешь, — отозвался Антонио. — Всё, что было, уже растворилось. Прошло слишком много времени с той поры, когда я мог хоть что-то из себя выдавить.

Он подошёл поближе к молочной пелене и обернулся. Кальтэну показалось, что отчаянье, мелькнувшее во взгляде Антонио, было окончательным приговором — но не их отцовско-сыновьим отношениям, а самой его жизни, которая теперь только-только получила свой первый шанс на восстановление.

Карра протянул руку. Решительности в его движениях и в выражении его лица не было и вовсе, но он всё равно тянулся к этой молочной перегородке — чтобы только оказаться на свободе от собственного тела. Может быть, там ему будет легче. Никаких упрёков, никакой ненависти, ничего.

Кальтэн знал, что он в первую очередь должен думать о короле. Но ведь разве Дарнаэл выбирал между сыном и державой последнее? На самом деле, Фэз не знал. Ему просто показалось, что это единственное, что он может сделать для своего ребёнка.

И прежде чем Антонио окончательно растворился в молочной пелене, он рванулся туда за ним — без оглядки, бездумно и слишком бессмысленно.

***

Анри открыла глаза с огромным трудом. Казалось, холод сковал её с ног до головы и превратил в какую-то жуткую льдинку. Тем не менее, Кэор всё ещё был рядом, такой же равнодушный и такой же замёрзший, и Анри показалось, что ей стало как-то спокойнее от его присутствия.

Если уж он решился уничтожить Марту — пусть Сандриэтта сделала бы это с огромнейшим удовольствием, — то действительно заслуживает на доверие. К тому же, и это девушка повторяла про себя сотни раз, он верен королю, он единственный, кроме неё, кто не преследует другие интересы в этом путешествии. Он может заставить волшебника открыть путь.

Кэор шевельнулся и придвинулся к ней чуть ближе. Сандре хотелось понять, куда делись Кальтэн и маг, но она не могла обернуться, потому что, казалось, примёрзла к своему месту.

Молочный туман протянул свои щупальца и осторожно, будто бы прощупывая почву, мазнул по щеке. Анри была уверена, что она просто спит: странный дурман сковал её по рукам и ногам и, казалось, отчаянно пытался проникнуть в дыхательные пути, сжать лёгкие и превратить их в нечто использованное и испорченное.

Сандриэтта смогла лишь немного сдвинуть руку и с силой, которую лишь была способна добыть из собственных тонких пальцев, сжать ладонь Кэора. Тот лишь успел вновь шевельнуться, потянуться к ней, перед тем, как на них обрушилась странная, бесконечная вьюга.

От снега и белых ледяных крупинок рябило перед глазами. Сандриэтта была не из пугливых, но сердце дико заколотилось от мысли о том, что она так и не сможет ничем помочь королю, если внезапно погибнет, ещё и от такой глупости, как снежная буря.

Но как же поздно о чём-либо жалеть или размышлять! Как только первые льдинки коснулись кожи, Анри внезапно осознала, что ничего уже не изменить. Холод железными кандалами оплёл руки и ноги, прорвался к сердцу, заставляя его биться медленнее, чем следует, а после и вовсе остановиться. Всё поплыло, запрыгало в непонятной последовательности, вспыхнуло — сначала коротко, а потом быстро, словно пытаясь заставить Сандриэтту ещё больше запутаться в собственных непринятых решениях.

На мгновение лёд разбило тепло — но после растворилось в пустоте. Анри показалось, что она куда-то падает — единственным вариантом оказалось держаться за Кэора, и он что-то прокричал ей, но до того тихо — или это так громко гудело в ушах? — что Сандра даже не смогла ответить или расслышать. Она просто падала и падала, хваталась замёрзшими, ледяными пальцами за пустоту и отчаянно теряла собственные ориентиры, которые так удачно выставила в далёком прошлом.

Они не спасут короля.

И это она понимала слишком чётко.

…Поляна пустовала. Посреди неё замер снежный вихрь, будто бы волшебством остановленный ровно по центру. Оттуда не доносилось ни единого звука — только молчаливая снежная воронка рвалась к небесам и таяла среди серых зимних туч, застрявших на летнем небе.

***

Молочный туман рассеялся. Казалось, Антонио только-только нырнул в его гущу, как всё растворилось в воздухе — не осталось ни противных холодных касаний вязкого киселя, ни трудности в дыхании. Он оказался дома, в по-летнему тёплой Эрроке, и теперь мог ощутить вкус родных земель — истинный, такой, каким он был.

Антонио обернулся, чтобы попрощаться с границей, и замер. Он ждал увидеть такую же стену или Кальтэна, но теперь взгляд скользил по ледяной статуе. На зелёной траве стоял Кальтэн — те же черты лица, те же цвета, только приглушённые чуть снегом и инеем. Ледяные глаза ничего не отражали, стали стеклянно-светлыми, будто бы у мертвеца. Он тянулся к парню одной рукой, будто бы пытался коснуться плеча, но не успел — и теперь обратился в это жуткое марево, в страшную статую, сотканную из снега, льда и когда-то живого человека.

Он не дышал, не был тёплым, и Антонио отступил на шаг назад. На фоне синего неба, зелёных трав и деревьев, которые рвались к солнцу, молочный туман превратился в какую-то страшилку прошлого, но Кальтэн не спешил обращаться в живого человека. Его отец остался всё таким же слабым, как и каждый мужчина; его отец обратился в глыбу льда, стоило ему только ступить на территорию Эрроки.

Антонио был дома. Он смог пройти. Он смог оказаться тем, где ему, возможно, когда-то будут рады. Но, тем не менее, в сердце всё равно засела странная и предельно страшная мысль: а если его не удастся вернуть? Если мама не сможет, если королева прикажет уничтожить… Если это окажется им не по силам?

Он оглянулся. Дорога вела к столице, и статуя отца теперь всё так же отвратительно притягивала взгляд. Молочный туман вновь поглощал его, прятал от взгляда Антонио, но того не покидала мысль: капитан Кальтэн Фэз оставался там, немым укором его безвольному ребёнку, который не был готов ни на что в этом роде, который не рискнул бы собственной шкурой ради чего бы то ни было — даже если б на кону стояло всё королевство.

Может быть, это не все мужчины жалки? Может, только Антонио, а мама просто перепутала, определяя общую тенденцию?

Он не знал, что делать. Но одно мог сказать точно: сам он ничем помочь отцу не может. Потому что более бездарного мага ещё не видел свет.

========== Глава пятьдесят вторая ==========

Обычно Рри предпочитал никому не доверять. Добиваться успеха самостоятельно было куда легче и удобнее, к тому же, ни с кем не приходилось делиться. Он упрямо не понимал каждого из этих манерных, надменных королей, что переступали через себя ради подписания очередного жалкого, непотребного договора, который, скорее всего, никогда в жизни им бы не пригодился. Что можно делать с бумажкой? Лучше завоевать граничащие государства и получить бесконечную власть, сосредоточить её в своих руках и никогда ни с кем не делиться.