Она помнит только, как тот надавливает парабатаю на руку, заставляя выпустить ее из цепкой хватки без слов. Она помнит только, как цепляется за его шею, носом куда-то под челюсть упирается, как захлебывается в рыданиях, пока он прижимает ее к себе, холодеющим ужасом где-то под кожей прошибаемый от вида трупа собственного брата.
А она тихо захлебывается в сбивчивом:
— Ты прав. Ангел, ты был прав. Я хочу его убить. Я хочу убить его, Алек.
========== 26 ==========
Алеку почти два года, когда мама возвращается домой с крошечным свертком. И он смотрит внимательно, пока отец, положив ладонь ему на плечо, объясняет ему, что это — его младшая сестра, что теперь он должен быть взрослым и ответственным, теперь он будет за ней приглядывать. Мама улыбается, отец улыбается, а Алек совершенно не понимает, что значит «быть ответственным» или «отвечать за кого-то». Он держится обеими ладонями за вертикальные перекладины детской кроватки и смотрит на этого «ребенка», не понимая, как она вообще вырастет, почему она вообще такая маленькая.
А когда ночами она плачет, он просыпается в кровати и лежит, смотря в темноту, не решаясь выйти из комнаты и посмотреть, что происходит. Потому что Алек боится темноты, потому что в темноте живут пауки, и чудища, и столько всего страшного. А она все плачет и плачет в комнате родителей, которые точно ходят, которые говорят в голос. И все равно он выглядывает из-за двери, знает, что если мама увидит, что он не спит, то обязательно станет ругать. Девочка кричит громко, заходится в рыданиях, мама укачивает ее, прижимая к себе. Мама говорит: «Иззи, успокойся, все хорошо, мамочка рядом». В два года Алек не понимает, почему она плачет. В два года он дико ревнует маму к этой непонятной девчонке. Почему-то хочет, чтобы та перестала плакать.
И когда отец говорит, что нужно ложиться спать в обед, Алек спорит, смотрит упрямо и говорит, что будет сидеть рядом с сестрой — слово новое, он его значение не до конца понимает, но знает, что именно это слово связывает его с этой девочкой — и будет сидеть рядом с ней, пока она не перестанет плакать.
Алеку четыре, когда отец постоянно возится с Изабель, а та бегает по всей комнате, переворачивая все вверх дном. И он ставит ей подножку специально, потому что она его раздражает. Потому что он не хочет, чтобы она вообще была, потому что родители постоянно говорят ему, что она младшая, что он должен-должен-должен. А Алек еще не до конца понимает, что значит это «должен». И Изабель рыдает взахлеб, трет пальцами глаза и держится за поцарапанные коленки, а он только стоит и смотрит. Смотрит, как она размазывает слезы по лицу. Совершенно не понимает, почему она тянет к нему руки и ноет протяжное «Алек, Алек, больно, пожалей». И его раздражают ее слезы, и он все равно садится рядом с ней на пол и обнимает. Не говорит родителям, что это он сделал, когда они приходят, услышав ее громкий плач.
Он переворачивает на нее кашу, чтобы она рыдала из-за испачканного платья, которое она так любит. И папа говорит, что купит ей новое, что у его принцессы столько красивых платьев, нет ничего страшного. А его ругают, его лишают любимого деревянного лука. Алек кричит, что это нечестно. Алек кричит, что ненавидит эту девчонку, что это он — их сын, что это его они должны любить, а не ее. У Изабель глаза полные слез, она обнимает его, а он отпихивает ее в сторону и говорит, что лучше бы он сбежал из дома.
И мама успокаивает его, говорит, что так нельзя. Только он ее не слушает, упрямо мелками по бумаге выводит каракули. Он не хочет, чтобы она была его сестрой. Что бы ни значило это слово — он не хочет. А мама обнимает его, целует в макушку и говорит, что он еще поймет, как она важна, когда вырастет. Что он старше, и сильнее, и мальчик, и он взрослый, а ей нужна его помощь, она без него не справится.
Алеку еще нет девяти, когда ее кто-то толкает из мальчишек. Когда ее практически кидают на землю, как игрушечную. И он бежит к ней через всю площадку, он кричит, чтобы к ней никто не подходил, чтобы никто не смел ее трогать. И когда слышит насмешки, что она всего лишь девчонка, что у нее волосы растрепанные и ей нельзя с ними играть, что ее побьют, если она снова к ним полезет, — он бьет задиру, не думая. Отец всегда говорит, что надо говорить, что кулаками ничего не решить. А Алек бьет, потому что его раздирает от злости. Потому что он никому не позволит ее бить, толкать или обижать. И останавливается только тогда, когда его оттаскивает кто-то из взрослых, буквально оттаскивают, потому что он сидит на мальчишке сверху и бьет того по лицу. Изабель кричит, что Алек не виноват, что Алек за нее заступался. Но ее никто не слушает, его все равно наказывают. Оставляют одного в пустой комнате на пару часов, чтобы он думал над своим поведением.
Ей приходится применить всю свою сноровку семилетней девочки, чтобы прокрасться к нему. И у него на руке кровь, когда она обнимает его и говорит, что он герой. Что ничего он не плохой и не задиристый, как говорят взрослые. Когда он обнимает ее в ответ, то думает, что она, конечно, еще как раздражает, но он не даст ее обижать.
Алеку девять, когда он впервые ломает руку. И боль невыносимая, и он не может терпеть, он захлебывается слезами и держится за болящую руку, лежа на коленях у сестры. А Изабель сама готова разрыдаться, Изабель обеими руками за него цепляется, прижимает к себе. И пытается звучать как мама, когда гладит его по голове и говорит, что взрослые скоро придут, что надо немножко потерпеть, что он может сжать ее пальцы так же сильно, как ему больно.
И выпускать его не хочет, когда приходят взрослые. Когда Ходж терпеливо объясняет ей, что они помогут Алеку только в том случае, если она его отпустит. Алек потом позволяет ей рисовать фломастерами на гипсе и обещает испортить ее любимую юбку, если она хоть кому-то расскажет, что он плакал. А она показывает ему ссадины на коленках и говорит, что они смешной формы. И спрашивает, почему у нее нет такого же шрама, как у него на правом колене.
Алеку одиннадцать, когда в их жизни появляется Джейс. Когда этот новый мальчишка, такой не похожий на всех других, врывается в их жизнь. И Изабель он не нравится, Изабель говорит, что ей не нужен другой брат, что у нее есть Алек, у нее есть малыш-Макс, ей не нужен какой-то третий. Потому что Джейс называет ее «девчонкой» с пренебрежением, Джейс все чаще утягивает Алека с собой. И Алек говорит, что они не станут с собой брать ее. Что они взрослее, что у них есть свои серьезные дела. Он не говорит, что на самом деле не хочет брать ее с собой, потому что авантюры у Джейса всегда опасные. Алек не до конца знает значение слова «авантюры».
А Джейс все же уговаривает взять девчонку с собой. Говорит, что пускай сама убедиться, что она им не ровня. Алек шипит и возмущается. Алек не разговаривает с Джейсом два дня подряд. И совершенно не понимает, что происходит, когда на следующий день находит Джейса и Изабель вместе на тренировочных матах смеющимися. Впервые в жизни он чувствует себя странно. Потому что это ведь он ее брат, и да, она иногда раздражает просто ужасно, но она же не должна так общаться с их новоявленным братом, который в Институте всего неделю.
Алеку пятнадцать, когда Изабель говорит, что Джейс ее ударил. Она может показать ему, может задрать майку — у нее синяк на ребрах. Только вот Изабель врет, делает это весьма убедительно, она несколько часов тенями рисовала тот самый синяк. Чтобы Алек поверил и стараться не приходится. В свои тринадцать Изабель понимает, что больше никогда не станет врать в подобных вещах. Потому что у Алека разбит нос, у Джейса вывихнута рука и рассечена бровь, на спине сильная гемотома.
Изабель обрабатывает ссадины старшего брата и губу закусывает, так и не найдя в себе сил признаться, что просто наврала ему. Что просто хотела посмотреть, как он отреагирует. И почему-то спрашивает его, правда ли, что он никому-никому не позволит ее обижать. И совсем неважно, что она сама уже дерется неплохо, что она с ними на одном уровне тренируется. Она говорит ему, что поцеловалась с каким-то мальчишкой и ей совсем не понравилось. Слюняво. А Алек почему-то хмурится, называет ее дурой. Говорит, что всегда знал, что девчонки глупые, но думал, что она умнее.
