Жужжание вибрации моего сотового внезапно вторглось в его инструкции. Савельев, умолкнув, красноречиво посмотрел на меня, а я оцепенела.
Как, собираясь на встречу со своим начальником, тщательно вычищая все лишнее и недопустимое из своего настроя и мыслей, я могла забыть о мобильном телефоне в кармане своего жакета? Почему не выложила его на свой стол? Ответ один: все провально, я не справляюсь, теряя концентрацию и саму себя.
Из-за одного человека.
— Вы не ответите? — уголок рта Вадима пополз вверх в ироничной улыбке.
Тягостный мрак отчаяния и замешательства накрыл меня. Механически вытащила из кармана вибрирующий сотовый, едва управляя непослушными пальцами, надавила кнопку «ответить».
Люся. Она сейчас должна быть на работе. Почему звонит?
— Привет, Люсь, — глухо произнесла в трубку.
— Арина, привет, — не Люда, слабый и какой-то сдавленный голос Руслана.
— Что-то случилось?
Замораживающая волна предчувствия, до этого сидевшая где-то в подсознании, за секунду смыла действительность: Вадима, сидящего так близко, что каждый момент ожидала соприкосновения наших коленей, локтей, кистей рук, этот кабинет, внезапный поворот нашего разговора, мое страшное открытие, сорвавшее покров контроля и самообладания.
— Лилия Андреевна…
— Что с мамой?
— Ее увезла скорая. Я даже не в курсе, что с ней. Давление или сердце, толком не понял. Люся оставила телефон… У нее истерика, но она все равно поехала…
— Поняла, — будто со стороны услышала свой мертвый голос, в глазах потемнело.
— Я перезвоню, как только приеду в больницу. Отпрошусь с дежурства. Она ведь даже вещи не собрала, представь. Не успокоилась, пулей подорвалась. И остановить не успел…
— Спасибо, что позвонил. Жду новостей, — бездыханно проговорила я. Секунду спустя наблюдала, как моя безвольная рука выронила телефон на стол.
Вадим о чем-то спросил меня. Вероятно, о том, что произошло, что со мной. Время и пространство словно затвердели, оглушив, застудив и меня. Сознание никак не могло ухватить происходящее: слова, какие-то звуки, скрип, стук, шорохи.
Изо всех сил я пыталась осмыслить, принять…
Нет, это не могло быть реальностью.
Мужская рука, смахнув папки и мой телефон в сторону, поставила передо мной пластиковый стаканчик с водой, над ухом прозвучала просьба, нет, безапелляционный тихий приказ:
— Пей.
И я рефлекторно подчинилась.
Прохладная вода, опускаясь вниз по горлу, унимала зарождавшуюся во внутренностях дрожь, прогоняла серовато-белесую пелену, зависшую перед глазами, проясняла мысли. Как так могло получиться? Мама никогда даже…
— Что случилось?
Повернув лицо, я встретила взволнованный и очень обеспокоенный взгляд нервно ерошившего волосы Вадима. Едва шевелящейся рукой потерла свой влажный и холодный лоб.
— Что-то с сестрой? Ее мужем? — забота и тревога, слышавшиеся в его голосе, окончательно привели меня в чувство.
Нужно объясниться с ним, потом что-то решить: ждать звонка от Люси или Руслана? Самой наводить справки? Уехать к маме?
— Мама в больнице, — проговорила я, голос осекся.
Озвучила то, что пока было лишь услышано, но не обрело словесной и оттого реальной формы, и тотчас же почувствовала, будто рассыпаюсь. Я сделала еще два глотка воды, сглатывая колючий ком горечи, застрявший в горле, и продолжила:
— Руслан точно не знает, что с ней. Люся в панике. А мама… Я ни разу не видела ее больной. Или чтобы она какое-нибудь лекарство принимала. Никогда ни на что не жаловалась, и вдруг…
Я взглянула на него, внезапно ощутив перемалывающую, сокрушающую дух беспомощность. Тотальную и этим пугающую. Сердце ухнуло в ледяную черноту. В голове не укладывалось, что мамы… может не стать. Вот так — беспричинно, без предпосылок, однажды.
Мгновение Савельев всматривался в мое лицо, в глубоких глазах отражалось пронзительное сочувствие. Затем его губы поджались, он посуровел:
— Одевайтесь, — скомандовал, резко поднявшись с кресла.
Я не сводила с него недоуменного взгляда.
— Вы едете в Менделеевск, — пояснил, теряя терпение, быстро собрал папки с бриффинг-приставки, подал мне мой телефон. — Сегодня же. Сейчас.
— Я не…
Он раздраженно цокнул языком.
— У вас вредная привычка вечно говорить «нет» или начинать отбрыкиваться на любую мою попытку помочь и вообще проявить участие. Я чем-то неприятен вам? Ну, кроме того, что сглупил на корпоративе?
Взбешен. Я отметила, что его руки стиснуты в кулаки, а в глазах — ужаливший меня упрек. Осторожно поднявшись, я задвинула стул, но продолжала опираться на его спинку, не уверенная, что удержусь на ногах. Колебалась перед ответом:
— Я не решила, что именно делать. Но, думаю, мне действительно лучше…
— Быть рядом с матерью, — непререкаемым тоном перебил меня Вадим, предупреждающе сверкнув глазами. — Поэтому одевайтесь, я буду ждать вас в машине.
Глядя в его решительное, ожесточенное лицо, я поняла, что слова «ни вам, ни мне не следует этого делать» он не воспримет. Более того, я сама не смогу их произнести. Не сейчас, когда все так зыбко, черно и сыплется под руками и ногами, заглатывая, точно зыбучие пески.
***
Звонок Руслана совпал с моментом, когда Савельев захлопнул за мной переднюю пассажирскую дверь своей машины.
— Люся позвонила, — его голос заглушал какой-то фоновый шум. — Гипертонический криз. Состояние пока более или менее. Неплохое, но пока и нехорошее. Но, вроде, ничего страшного. Переполошил тебя, да?
— Я приеду, — ответила я, снимая берет. Нервно сжала ворот пальто и покосилась на Вадима, тоже глянувшего на меня, уже пристегнувшегося и готового выехать с парковки, но ожидающего завершения моего разговора.
— Отлично. Люське будет поспокойнее с тобою рядом.
— Что-то выяснилось? — спросил Вадим, заворачивая на улицу, еще не запруженную потоком машин.
— Да. Сказали, что это гипертонический криз. Пока ничего определенного.
Гипертония. Ни Люся, ни мама ни слова мне о ней не говорили. А я сама была так невнимательна, так отстранена, что не заметила…
— Мне нужно в железнодорожные…
— Да-да, предоставьте это мне, я сейчас все улажу.
Затормозив на светофоре, Савельев принялся листать контакты в своем сотовом, затем сделал звонок:
— Рита, день добрый. Это Вадим Савельев… У меня просьба к тебе: отложи билет Москва-Менделеевск на сегодня… Когда?… Хорошо. Мы подъедем к восьми.
Повернувшись, задумчиво взглянул на меня и сказал своей невидимой собеседнице:
— И обратный, пожалуйста, — вопросительно поднял бровь, кивком головы побуждая определиться с числом, когда буду готова вернуться. Я, секунду подумав, шепотом произнесла:
— На вечер десятого.
Двое суток. Этого мало, очень мало. Мало для дочери, упустившей состояние матери, живущей от нее на расстоянии, выделившей для общения с родными мизерное количество времени. Но работа требует моего скорейшего возвращения.
Работа, профессия… Это они мною владеют, а не я ими.
— На вечер десятого… Угу, понял. Огромное спасибо, — он тепло рассмеялся на какую-то реплику той девушки, и я вдруг остро почувствовала укол холода, тоски и одиночества. — Витьке привет от меня… Да, и тебе счастливо.
За окном автомобиля мчалась будничная городская жизнь, расписавшая коричнево-черное пространство улиц параллельными, пересекавшимися и заверяющими в своей стабильности узорами, смело врезавшаяся крышами зданий в серебристо-серое, неизменное и повседневное февральское небо.
Все на своих местах. И будто ничего не происходит.
Вновь я почувствовала себя потерянной и беспомощной, оглянулась на мужчину рядом, спокойного, но что-то обдумывающего, внимательно следящего за дорогой, и усилием воли задавила панику. Сейчас важно жить поэтапным решением задач. И первая задача — сесть на поезд в Менделеевск. И если бы не Вадим Савельев, сегодня это вряд ли бы получилось.
— Я бесконечно вам признательна, — я продолжала смотреть на профиль его сосредоточенного лица, с волнением понимая, что невозможно подобрать слов, чтобы заключить в их оболочку всю свою благодарность, давящую изнутри томящей, горячей болью. — Даже не знаю, что бы делала без вас…
