На балконе она увидела огромного черного пса с взъерошенной шерстью и красными глазами. Он занимал собой все свободное место на балконе. Скалился, угрожающе смотря на нее оттуда, где еще полминуты назад она не видела ничего, кроме открытого окна. Сейчас же он мог броситься в любую секунду, перегрызть ей глотку, а она даже не закричит – настолько ее дух перехватило. Казалось, ничто в жизни ею так не владело, как этот страх, полностью пленивший ее мысли и тело эти несколько секунд.

Она моргнула. Как бы ни привиделось…

Шторы по-прежнему шевелятся от ветра. На балконе никого и ничего, кроме ночи.

Анна подбежала к окну и быстро закрыла его, задернув шторы. Повернувшись к окну спиной, она прикрыла глаза, чуть ли не плача от испытанного страха. Он до сих пор не покидал ее, но теперь поселял в душу непреодолимую тревогу. Дыхание стало таким частым и глубоким, что ей казалось, будто воздух проходит в ней по ребристым трубкам, вибрируя в легких. Будто ребра сейчас осыплются в ней, поранят органы, они начнут кровоточить, а она начнет разлагаться прежде, чем умрет. Странное чувство…

Ей нужно прийти в себя. Ей нужно преодолеть это чувство. Анна сейчас заставляла себя это сделать, пытаясь совладать с внезапным неистовым холодом, который в долю секунды сменил ее жар, покрыв ее кожу мурашками по всему телу.

XIV

Когда утром Стефан проснулся, то Анну не застал. Сначала он не придал этому особого значения, поскольку за все время, что он знал Анну и спал с ней в одной постели, он никогда не видел ее в кровати с утра. Всегда просыпалась раньше него. Он и сейчас бы так подумал, что, скорее всего, она уже давно бодрствует, возможно, принимает ванну. Но нет. Стефан приблизил ухо к ванной двери, никаких звуков воды и плесканий он не услышал.

Где же она может быть, задался он вопросом, впрочем, ничего странного пока что не находя. Лишь из интереса он медленно приоткрыл дверь ванной комнаты, и заглянул, убедившись в том, что Анны там нет. Мало того, даже признаков того, что она могла недавно, час или два назад, например, принимать ее. Комната казалось более пустой, чем обычно, почему-то. Стефан хмыкнул себе под нос, задав себе тот же вопрос, после чего пошел в туалет, чтобы справить нужду.

Почистил зубы, посмотрел в зеркало, чуть уложил волосы набок, заметно отросшие и посветлевшие от итальянского солнца, после чего вернулся в спальню. Подумал о том, что по приезду в Белвью надо бы подстричься.

Стефан обратил внимание на тумбочку, на которой стоял серебряный поднос, а на нем апельсиновый сок. Анна, как всегда, позаботилась о приятном и по-настоящему добром утре для Стефана сразу же после пробуждения. Единственное что, Стефан также заметил листок бумаги возле стакана.

Это было письмо. Вот оно уже делало утро не таким добрым, как понял Стефан сразу по первым строкам, лишь пригубив сок, тут же не став его пить, вчитываясь в слова, написанные Анной, все более замирая.

«Стефан!

Прошу Тебя, прости! Скорее за срочность и за то, что мне пришлось уйти по-английски, хоть я и терпеть этого не могу, если честно.

Но, опять же, пришлось.

Я выехала рано утром по неотложным, внезапно появившимся, очень серьезным делам. Лучи солнца только восходили над горизонтом, а Ты спал крепчайшим сном, которым Ты очаровываешь меня каждое утро. Я так спать не умею. Как раз, из-за подобных обстоятельств…

Ты можешь остаться в номере до завтра. Сегодня же в обед – в час дня Тебе принесут все твои вещи, которые я уже послала самолетом из Кальяри. Твою печатную машинку тоже. Жаль, но все же Тебе пригодится тот билет на самолет, по которому ты и планировал улететь в Америку.

Я обязательно свяжусь с Тобой, когда разберусь со всем этим. Обязательно!

Верь мне! И не обижайся, прошу Тебя!

Целую!

До встречи!

Анна

P.S. Еще раз, большое спасибо за Камю!»

«Что за черт!» - первое, что воскликнул про себя Стефан. Он присел на кровать, и еще раз перечитал текст письма Анны, который был не столь объемным, чтобы его можно было сложно понять. Скорее, содержание его оказалось внезапным, как гром среди ясного неба. Он так старался понять хоть что-то сейчас, но лишь чувствовал какое-то опустошение. Вот так быстро… Покинула… И написала письмо… Что же это такое? Что же это за дела такие?.. Словно и оправдывается в их срочности. Словно и показывает письмом, что все хорошо. Им лишь придется резко прекратить свое общение на неопределенное время. Но к этой неопределенности он оказался не готов в эту минуту, почувствовав себя брошенным. И не важно, что она написала, что обязательно свяжется с ним, что целует его. Часто ли люди говорят правду в лицо? Не то, чтобы в тексте… За глаза… Писать неправду еще легче, чем выражать ее устно.

Впрочем, он был спокоен, как обычно. Выпил сок. Подумал. Вышел на балкон. Посмотрел на Милан. Возможно, все так, как она об этом и написала… Ведь, написала же!

«Умом женщин не понять» - подумал Стефан, как когда-то, и вернулся в комнату, тем самым теша себя этой мыслью. И что интересно, Стефан действительно нашел в этой мысли успокоение, пусть и выдохнул с некой тяжестью, покинувшей его грудную клетку. Не совсем. Но хотя бы в том количестве, которое потребовалось ему, чтобы не думать об этом в настолько негативном контексте, хоть так и хотелось, и лезло в голову только плохое.

Он посмотрел в окно. Затем снова вышел на балкон. В этот раз он посмотрел на небо. Серое и пасмурное. Оно показывало своими тучами, что совсем скоро здесь наступит осень. Медленно, но уверенно она подкрадывается со стороны Альпийских гор. Наверняка, в Белвью осень уже полным ходом шлет холодные дожди на головы одетым в теплые куртки жителям его родного города, ступающим по опадающим листьям. В Белвью осень наступала быстро.

Он снова вернулся в комнату. На часах почти десять утра. Странно, но какая-то его часть уже хотела поскорее увидеть свои вещи, и забрать их вместе с собой в Белвью. Разве что, он не ожидал везти с собой это настроение. Эту хандру, что пробежала морозком по его коже, таким же внезапным, как это письмо, на которое он смотрел сейчас и думал о том, как же все быстро меняется в жизни…

* * *

Вернувшись в Белвью, Стефан узнал плохую новость. Миссис Трефан умерла. Он как следует чемоданы не разложил, когда вошел в свою комнату после того, как услышал это от своей соседки.

Просто присел за письменный стол, пребывая в мысленной прострации. Думал о старушке, вспоминал их последний разговор. Ему так было жаль ее. Столько лет они прожили на одной лестничной площадке, пили чай время от времени, пусть он и не желал ходить к ней на пироги. Но сейчас он понимал, что это и составляло весь трепет его воспоминаний об этом человеке. По сути, единственное, что остается после его смерти, что оставляет его образ. Даже те самые небольшие детали, самые бытовые, и незначительные, но такие приятные…

Он был не готов услышать это. Стефана поразила эта новость. Возвращение в Белвью оказалось более неприятным, чем он мог себе представить. Тут же он почувствовал, что не хочет быть один в этот момент. Нужно позвонить Льюису, что ли…

Воскресенье. Наверняка, у того свои дела. Шли длинные гудки. Впрочем, как зачастую. Стефан подозревал, чем занят Льюис. Но ему очень хотелось его услышать. Приблизительно через минуту тот поднял трубку, чуть недовольным, но сдержанным голосом сказав:

- Алло!

- Льюис, привет! – оживившись, выкрикнул Стефан.

- Стеф? – резко повеселев в голосе, спросил Льюис.

- Да, это я, дружище!

- Привет, Стеф!

- Слушай, ты сейчас сильно занят?

- Эмм… - задумчиво протянул Льюис. - Ты же, вроде, хотел позже вернуться, насколько помню?..