Лукас исходил из того, что Нефри не переосмыслит свои поступки и по прежнему будет хотеть стать Прогрессором. Но, должно быть, он не учёл того, насколько сильным в человеке может стать голос совести, и не сумел разглядеть обстоятельств, приведших к его усилению.

И теперь Лукас прятался в туалете, с ужасом ожидая неминуемого развоплощения.

Ему хотелось пить, но он боялся дотронуться до умывальника. Всей воде на базе были переданы свойства той жидкости, что имел при себе Нефри. Обеззараживающие процедуры не помогали, хотя трубы уже по второму разу были прочищены всеми доступными персоналу антисептиками и дезактиваторами. Вода попала и в матку-рипликатор — это означало, что ни один инкоп теперь не сможет прикоснуться к чанам… а ведь их планировали использовать на полную мощность и после того, как с Землёй будет покончено, вывезти на Луну.

Одним словом — все его затеи накрылись медным тазом.

— Надо было сразу его убить, — прошипел Лукас, — его, и этого сопляка Зойсмана, и Кинзи с Госкатом…

Накем упился до предсмертного состояния. Жаль, что он не сможет прочувствовать на себе всю палитру гнева своего начальника. Лукас улыбнулся, вспомнив, как этот мальчишка перепугался при виде газовой капсулы, которая якобы убила Джедиса и была найдена на трупе Нефри. Так перепугался, что даже сделал небольшую струйку в штаны…

Из оружия у Лукаса остались лишь рассованные под раковинами умывальников пистолеты. Достать что-либо более мощное уже было нельзя. Он взял один из пистолетов и приготовился стрелять во всякого, кто захочет справить свои делишки.

Он очень надеялся, что туалетом воспользуется Кинзи…

Вице-адмирал создал над столом голограмму, на которой были запечатлены последние минуты жизни капитана Пи и её мерзопакостных девочек. Изображение, будучи магическим порождением, прекрасно хранило все подробности, в том числе и звуковое сопровождение. Девушек выбросило на гранитные блоки безымянной пирамиды в центре долины Спокойствия, и они, зажимая обожжённые холодом глаза, пытались идти наугад. Хлоя опёрлась о ледяной гранит и отдёрнула руку, оставив на камне клочья кожи, Феона скатилась вниз и при падении сломала позвоночник, Дженга хрипела, пытаясь звать на помощь… Никто из них не мог говорить, не то что бы кричать — антарктический мороз жёг горло, бронхи, лёгкие и убивал свою жертву очень быстро — за несколько минут, особенно если жертва одета по летнему.

Вице-адмирал загасил жестокое, но весьма увлекательное зрелище и перевёл взгляд в угол кабинета.

Из поставленной на колёсики клетки-конуры на него, не отводя глаз, смотрел Мирослав.

— А ведь было время, — прошептал ванахемский принц, — когда я доверял тебе как члену семьи…

— Ну что ты, — снисходительно улыбнулся Кинзи, — ты мне и сейчас как родной. Словно брат или племянник. Ты болен, Индас. И вылечить тебя будет ох какой непростой задачей. Русские превратили тебя в идиота. А тут ещё и Церена со своими колдовскими штучками…

— Ты ещё проповедовать тут начни, — усмехнулся Мирослав.

— Нет, не начну, — покачал головой вице-адмирал, — ты не совсем подходящий объект для этого. Русское телевидение уже сколько лет проповедует ценности нового века, но ты перенял другие ценности. Ценности слабаков и слюнтяев. Ты любишь это никчёмное отечество, хотя, если взглянуть на ситуацию трезво, там нет ничего, заслуживающего любви. Только не надо говорить, что я чего-то не понимаю. Я понимаю, что ты предпочёл рабство Космической Тирании, и готов умереть за него. Но чем продиктован твой выбор? Ответ очевиден — ты под влиянием колдовства…

Он вышел из-за стола, прошёл в угол, взялся за поручень и передвинул клетку на середину комнаты.

— Отличная штука, — со смехом сказал Мирослав, — кати себе и кати… не надо говорить «руки за спину» и «лицом к стене», да и с наручниками возюкаться…

— Индас, — мягко, словно ребёнку, сказал Кинзи, — Индас… давай покончим со всем этим. Вспомни, как хорошо всем нам было раньше. Мне, тебе, Заку, Азеку. И Галит с Уллой. Ты только подумай, какие свершения нас ждут впереди. Галактика покорится нам. Она не может не покориться. Я даже вновь сведу тебя с Цереной. И нам не будет нужен инкоп в образе твоего отца… мы отделаемся от него. Вы сможете делать всё, что хотите. Восстановить справедливость. Избавить Союз от инкопов. Никаких Домов Контактов, никакого теста КСИД, никаких незаконных экспериментов…

— А через сто лет ваши последователи придут к моему внуку, склонят его к сотрудничеству, и он устроит новую тиранию, ещё хуже той, что есть сейчас, так ведь? Кстати, что вы сделали с моим настоящим отцом?

— Вот этого я не знаю. Им занимался Рубеус. И, я уверяю тебя, мы вместе разберёмся и найдём правду о твоём отце…

— Он не хотел сжигать Мидгард, и вы заменили его на инкопа…

— Мидгард необходимо было подвергнуть чистке посредством Небесного Огня. Слишком много там обитало людей, способных развоплотить воплощённых Прогрессоров.

— Я не собираюсь отправляться домой на твоих условиях, — сказал Мирослав, — и я уверен, что Кира меня поддержит.

— Как знать, — Кинзи поглядел в потолок, — ты околдован, Индас. А ведь я могу сделать тебя прежним. Тебе бы понравилось, но ты почему-то не хочешь…

В дверь постучали, и после отклика на пороге появилось то, что Мирослав возненавидел сразу же, едва увидел впервые.

В кабинет вошёл его собственный двойник. Клонированный организм, инициированный Прогрессором. А за ним проследовало ещё одно существо — точная копия Киры Беляковой.

— Что-то случилось? — поинтересовался Кинзи.

— Случилось, — кивнул лже-Мирослав, — нам нужно поговорить без свидетелей.

Пока Кинзи что-то обдумывал, лже-Кира подошла к клетке и принялась с жадным любопытством разглядывать ванахемского принца.

— Это и есть мой предполагаемый супруг… — улыбнулась копия, — а он ничего, довольно забавен. И не лишён мужской привлекательности. Вот только не бессмертен… и вдобавок немного похудел.

Мирослав постарался отодвинуться. Сделать это было не так-то легко из-за тесноты, но зато можно было смотреть на пустую стенку. Всё лучше, чем созерцать подделку под человека. Тем более — любимого человека.

— Что же ты отворачиваешься… — помрачнела лже-Кира, — разве я чем-то хуже исходника? Я буду жить вечно, я не состарюсь, не растолстею… и в двадцать семь, и в семьдесят семь, и даже в семьсот семьдесят семь я буду прежней. А главное — мне не нужны противозачаточные. У меня не бывает критических дней. И я не знаю никаких ограничений. Более того — я никогда никуда не опаздываю, не собираюсь по два часа и не бью о тротуар коленки…

— Сверхсообщество, — фыркнул Мирослав, — идеальный человек. Высшая раса. А не пойти ли тебе к чёрту?

— Что же это такое… только пришла, и уже назад отсылают. Как невежливо и некрасиво…

— Довольно болтать, — вмешался лже-Мирослав, — мы теряем время…

Кинзи и его клоны вышли в коридор, оставив Мирослава наедине с тяжёлыми мыслями.

Он был захвачен в блокированной, заполненной газом комнате, и сразу же по прибытии помещён в одиночную камеру, а затем — в клетку-конуру. Затворничество, будучи хоть и неприятным состоянием, не доставляло ему каких-либо серьёзных неудобств. Единственным неудобством был вице-адмирал Кинзи, не терявший надежды вновь превратить его в другого, прежнего Индаса, при воспоминании о котором Мирославу хотелось провалиться от стыда сквозь землю.

Кинзи несколько раз — иногда один, иногда с командой экстрасенсов — предпринимал ментальные атаки на сознание пленённого принца. И старался он совершенно напрасно. Очищение Серебрным Кристаллом сделало Мирослава невосприимчивым к какому бы то ни было гипнозу.

Сам же Мирослав испытывал страх. Он не боялся смерти — как минимум один раз он уже умирал и имел представление о том, что это такое. Его пугала судьба, уготованная для Киры. Отчаявшись уговорить принца сдаться, вице-адмирал приведёт её в кабинет. Пустит в ход иглы, крючки, или паяльник, а может, придумает ещё что-нибудь. Светоносцы понимают толк в давлении на рассудок жертвы, в этом им не было равных во всём Союзе.