— Не сомневайся, — кивнул Нойманн. — Эйс готов. И помимо Эйса, у тебя будет несколько сильных соперников. Хайнер сильно прибавил, пока ты восстанавливался после травмы. Граттон силен как никогда. Летинара на подъеме, Ромингер может вмешаться, Вальтер Плэттнер брал на Кандагаре серебро год назад — эта трасса отлично ему подходит…
Эрроу пренебрежительно махнул рукой:
— Эйс — единственный, кто может мне помешать, если спину вылечил, конечно. Граттон и Летинара — ветераны, которые цепляются за свою былую славу. (Тридцатилетний Летинара был всего на 2 года старше Эрроу). Хайнер неплох, но еще не созрел. Ромингер — просто смазливый сопляк, Плэттнер — игрок одной трассы. Не стоит о них говорить.
Рене кипела от возмущения. Почему этот тип позволяет себе так открыто пренебрегать спортивной этикой? Почему он так отзывается о своих соперниках? Ему же припомнят все до единого слова, если вдруг он не возьмет золото или серебро! А за «смазливого сопляка» она с удовольствием лично выцарапала бы ему глаза. Как он только посмел?!
— Да не бери в голову, — ухмыльнулся Отто, потягивая протеиновый коктейль. — Это его стиль. Эрроу — черная овца, на том и стоит. Плохой парень. Если он нарушит свое амплуа, никто его не поймет. Скажут — теряет хватку.
— Тебе все равно, что тебя назвали сопляком? — сердито уточнила Рене.
— Совершенно.
— Я тебе не верю.
— Зря, — вмешался Регерс, который, прищурив глаза, следил за реакцией Отто на интервью Тайлера. — Его больше заедает «смазливый».
Отто закатил глаза с крайне утомленным видом, мол, достали вы меня. Рене накрыла его руку своей, погладила. Он был такой милый и ласковый вчера вечером, и такой страстный ночью, пока она опять не сболтнула лишнего. А утром он только поцеловал ее — слалом в Кран Монтане кое-чему его научил. Регерс мог бы послать Тайлеру букет цветов с карточкой со словами благодарности — подобные выходки соперников ничуть не пугали Отто, а только заставляли мобилизоваться. То есть, шли исключительно на пользу.
Но и серьезные аналитики не верили, что Отто сможет добиться успеха на Кандагаре, каждый из них упоминал тяжелую травму, полученную во время жестокого падения на официальной тренировке.
— Даже если ему удастся выпросить допуск с такой травмой, он сегодня не соперник таким мощным игрокам, как Айсхофер, — высказался тот самый Петер Шварцмайер, который во время супер-джи комментировал ход гонки на одном из австрийских каналов. Он тогда поставил на место комментатора Удо Крайца, который пренебрежительно высказался о возможностях Отто. Сегодня Шварцмайер не верил в вероятность успеха Ромми. — С сотрясением мозга соревноваться опасно, но возможно, а вот давать серьезный результат — это вряд ли. Я бы скорее оценил вероятность прорыва Плэттнера и Бьордена.
— Ха, — сказал на это Отто со своей типичной самоиронией к месту и не к месту. — Сотрясение не может помешать, если мозга нет и трястись-то особо нечему. — При том, что он был как минимум не глупее любого из своих соперников и отлично знал об этом.
— Так что у нас сегодня будет, виктория или конфузия? — поддел Герхардт.
— У нас будет инфузория или астролябия. Отвали, дай спокойно позавтракать.
Перед тем, как Отто уехал на подъемнике к старту, Рене крепко-крепко обняла его. Высокий, сильный и опасный в своей мощной экипировке, он был стопроцентно уверен в себе, сосредоточен и собран.
— Удачи тебе, — прошептала она, заправляя под его шлем случайно выбившуюся прядку волос. — Я люблю тебя.
— Спасибо, малыш, — рассеянно сказал он — непонятно, за что спасибо, за пожелание удачи или за то, что она его любит? Он еще не опустил на лицо очки, они были подняты на лоб — на черно-красный шлем Дорелль, точную копию того, который был разбит на куски при падении. Номер 18 на стартовой майке, чуть побледневший синяк на левой скуле, орехово-карие серьезные глаза. Он наклонился к ней, прикоснулся горячими губами к уголку ее губ, резко отвернулся и направился к ограждению у подъемника, около которого стоял кто-то из местного отделения федерации, отмечая спортсменов, уехавших наверх.
Рене с тяжелым сердцем отправилась к трибунам. Ей было страшно — она понимала, что, если он упадет еще раз и получит такую же травму, дело может закончиться чем угодно вплоть до комы или смерти. Она разыскала Сабрину Кромм, которая уже заняла место на трибуне вместе с друзьями и родственниками спортсменов из швейцарской сборной. Рене устроилась рядом с ней, кутаясь в куртку — от пронзительного ледяного ветра и нервного напряжения ее трясло.
— Все же стартует? — спросила Сабрина. — Прошел утром врачей?
— Конечно, — Рене сунула руки в карманы. — Только бы снова не… Господи…
— Старт чуть не задержали.
— Почему?
— Из-за ветра. Если бы он не стих немного, старт перенесли бы чуть ниже. Ну вроде потише стало.
Рене кивнула. Сабрина сочувственно посмотрела на девушку. Малышка сегодня снова такая бледная и подавленная, чуть покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что она плакала. Видимо, у них все не очень гладко с Отто. Тяжело, наверное, любить такого парня, как Ромми. Тяжело и опасно. Слишком молод, избалован и заласкан, и еще не получил от жизни ни одного настоящего удара.
Двое открывающих. Пошла первая группа.
Первые четверо — австрийцы Бретштайнер и Энгфрид, немец Файхтнер и швейцарец Фишо — прошли неважно, самый лучший результат оказался у немца, и это была 1 минута 45 секунд — нормально для тренировки, но ни о чем для самой гонки. Поэтому никто не удивился, когда пятый — никто иной как Эйс — финишировал первым, улучшив результат своего одноклубника почти на секунду. 1:44,23 — это был блестящий результат, быстрее тренировки и на десять сотых быстрее его же прохода год назад — тогда он получил золото. Оливер был просто великолепен, совершенно безупречен. Рене с ужасом поняла, что его обогнать не сможет никто. Даже ее любимому Отто после травмы вряд ли это удастся. Никакая прошлая травма спины не мешала Эйсу — великий мастер снова показал свой класс.
Шестым пошел Джейми Бэйтс, товарищ по команде Эрроу. Джейми в прошлом году занял восьмое место в зачете в спуске, поэтому по праву стартовал в первой группе, в отличие от Эрроу, которому никакие прошлые победы и награды не помогли попасть в лидеры по умолчанию. Тайлер должен был стартовать прямо перед Отто — под номером 17. Джейми отстал от Эйса на секунду.
Филипп Граттон стартовал седьмым. Он шел в своей мощной, агрессивной манере, наравне с Эйсом, то в красной зоне, то в зеленой, и до самого финиша никто не мог бы предсказать, чем кончится дело, потому что со старта разница между их результатами колебалась в пределах 20 сотых. И все же он финишировал вторым, отставая на 0,33. Рене снова обратила внимание на жену Филиппа, которая вместе с малышами сидела на одной из соседних почетных трибун. Семилетний Лоран — сын французского лидера — смотрел на монитор с таким страстным нетерпением, с таким волнением, и был так похож на отца, что у Рене опять защипало в глазах.
Родителей Филиппа сегодня здесь не было, но они, наверное, дома в Шамони напряженно следили за прямой трансляцией, думая о своем знаменитом сыне, мысленно посылая ему всю свою любовь и надежду.
Фабио Летинара выскочил в зеленую зону со второго же отрезка и шел великолепно, но почему-то не очень хорошо обработал свободное падение — по нему видно было, как сильно устал. Рене посмотрела на Стеллу Сфорца, невесту Фабио — бледная от токсикоза и переживаний за своего жениха, она сидела на трибуне рядом с женой Вальтера Плэттнера. Рене удивилась вчера на жеребьевке, что в итальянской сборной оказался парень с таким именем, но Отто пояснил ей, что он — южный тиролец, выступает за Италию, но по рождению стопроцентный австриец. Когда Фабио финишировал, Стелла помахала ему рукой, пряча разочарование — он был третьим, и сейчас, когда половина первой группы еще не прошла трассу, можно было с уверенностью предположить, что он не сохранит место на пьедестале.
