- Она не скажет, - помотала головой княгиня, - она душой намного сильнее большинства взрослых людей. Беда в том, что она врать не может! Могла бы врать, хотя бы обманула их.

Она такими важными тайнами обладает, а даже Государю не всё говорит.

«Не время! Да и многого вы не поймёте, или поймёте неверно. И не потому, что ума не хватит, а не хватит особых знаний из будущего. У меня тоже многих знаний не хватает, чтобы объяснить.

Это как людям из прошлого, которые мечами сражались, из луков стреляли, я бы попыталась рассказать про устройство винтовки или пистолета. Особенно глупо я бы выглядела потому, что я не знаю ни устройства винтовки, ни устройства пистолета! Знаю, только, что их можно создать, и всё!»

Полицейский грустно улыбнулся:

- И правда - пошли сегодняшнюю девочку к равноапостольному князю Владимиру в Киев. Она, вроде бы знает и про винтовки, и про пистолеты... А что она ему расскажет? Даже если очень захочет помочь ему победить врагов, она просто не сможет объяснить устройство оружия!

Княгиня пришла домой. У порога комнаты Аннушки сидел отощавший и ободранный Артур. Он молча подошёл к ней и остановился, глядя в глаза. У неё было такое чувство, что он хочет что-то сказать и не может. Или она не слышит?

- Ты по городу Аннушку ищешь? - догадалась, или почувствовала Наталья, - то-то я тебя в эти дни не видела. Забыла о тебе в горе-то... Прости, Артур!

Пес сморгнул и пошёл в сторону кухни. Наталья следом.

- Кормите Артура хорошенько, как только появится. И не мешайте ему, он кажется, след Аннушки ищет. Передайте всем, чтобы сообщили сразу же мне или князю, если он прибежит беспокойный и начнёт за собой звать...

28 глава. В плену

Часть 7

В плену.

Когда иссохнут родники судьбы,

Шагать, хрустя сухим чертополохом.

И языком, шершавым и неловким

Шептать о бесполезности борьбы.

И, сгорбившись, поддавшись тишине

И шарканью шагов по листопаду,

Как будто в полусмерти, в полусне

Под пальцами почувствовать ограду.

И шорох краски ломкой чешуёй,

Как крылышки стрекоз в разгаре лета...

Не стоит в тишине искать ответа!

Ведь где-то родничок звенит струёй.

Приникнуть, погрузиться в забытьё

И пить протяжно, как дышать озоном,

Напиток жизни - сладкое питьё!

Есть даже у судьбы свои сезоны.

Очнувшись в очередной раз на лежанке в подвале, я затуманенным взглядом окинула помещение. Пытаясь сдержать внутреннее омерзение к осквернённому детскому телу, постаралась отвлечься на боль в изуродованных пытками ногах.

Как я говорила с сотрудником тайной полиции недавно:

«- А если заставят пытками? - спросил он.

- Богородица спасёт меня от предательства. Я помолюсь и поможет.

- Но как она поможет, если вы будете в руках врагов?

- Например: остановит сердце. Ведь в руках врагов будет только моё тело, а не душа».

А спасение всё не приходило. Душа выла от мерзости бесконечных мучений и издевательств педофила, просилась уйти из этого мира... Я чувствовала себя в Зазеркалье: Если идеальные родители здесь, в этой жизни, были полной противоположностью моих родителей из прошлого, то судьба девочки, подвергнутой насилию, которой я избегла в моём собственном детстве, наоборот, настигла меня в этом мире!

Ненависть к подонку захлёстывала мою измученную душу. Может быть ещё это состояние озлобленности, отсутствие покаяния удерживало её здесь, в этом времени? Но мир, покой и любовь, какие сопровождали мою прежнюю смерть, в такой ситуации были просто немыслимы.

Ненависть - грех?

Но даже если бы я, как прежде, была просто взрослой женщиной, насилие совершаемое извращенцем, вряд ли дало бы мне силы испытать всепрощение и любовь к этой твари.

Как я не пыталась абстрагироваться от ситуации, осознание того, что этот недо-мужчина с дряблым телом издевается над девочкой - подростком, подключало ещё и моё материнское чувство. А в природе нет существа яростнее, чем мать, жаждущая защитить, спасти ребёнка.

В чем я могла сейчас найти покой и светлые чувства, чтобы без сомнений предать свою душу в руки Господа?

Грешна, я и раньше не принимала этой притворной, сладенькой болтовни о всепрощении. Если прощать всех, то тогда надо простить и Гитлера и дымящие крематории концлагерей... Написала как-то в стихотворении:

...Господь свят?

Но и он не всех прощает:

Кому -то Рай, кому-то Ад!

Я духом позвала отца Серафима.

«Батюшка Серафим, может быть мне пора уйти из мира? Я не про самоубийство. Это чувство ненависти кромсает мою душу, наносит ей непоправимый вред».

«Положи душу свою за други своя, тогда и свою спасеши» - ты забыла эти слова Христа?»

«Я помню о жертве за спасение ближнего, отче! Сам Христос показал нам этот путь ко спасению души. Но за кого мне жертву приносить здесь и сейчас? За своего палача? Вряд ли я могу его причислить к «ближним».

«Имей терпение, сестра, и Господь укажет тебе путь!»

«Терпение? Хватит ли мне его? Я ведь сейчас думаю о том, как бы не проговориться, не нанести вреда России. Просто физически могу не выдержать и заговорить».

«Ты в прежней жизни, что боли никогда не знала, не ведала? С чего бы это тебе сломаться?»

«Да нет, боли у меня было через край! Молчать трудно. Я кричу, но боюсь - как бы не крикнуть чего-то лишнего».

«А ты не молчи, ври!»

«Врать?!»

«Ври. Я в такой ситуации без сомнения, заранее отпускаю тебе этот грех. Ты в плену, тебя пытают, ты защищаешь свою жизнь, свою страну, даже нечто большее - будущее! Это значит, что ты - воин. Для воина обмануть врага, это не грех, а военная хитрость».

«Этот иезуит слышит немного духом, он поймет, что я вру».

«Найди способ говорить только такую правду, которая не навредит России, а то может быть и поможет в чём-то. Как-то обходи сложные вопросы. Говори только полезное России.

А смерти не ищи - Господь сам знает, кому, где и сколько жить определено. Твоей душе жизнь девочки Ани доверена. Твоё дело - постараться её спасти, не опускать руки на полпути. Ведь её жизнь не тебе принадлежит, а Господу - это его достояние. Делай, что можешь, но сбереги его!»

«Так любое наше тело Господу принадлежит, даже если от рождения было дано».

«Потому убийство и самоубийство - и является непростительным грехом. Убивая человеческое тело, своё ли, чужое ли, ты Господа обворовываешь.

Не занимайся ерундой. Духом слушай внимательнее - тебя ищут. Помогай!» - сказал он на прощанье.

Я настроилась на тех, кто меня ищет. Но чувства путались, свиваясь в большой клубок. Было такое ощущение, что на меня настроена вся столица. Я старалась распутать этот «клубок», найти знакомый «сигнал».

Наталья и князь Сергей сосредоточенно искали меня, но не там. Передать им, чтобы духом почувствовали верное направление, не получалось.

Императорский дворец от воздействия духом был закрыт молитвой православных старцев. Туда не достучаться, даже если кто и слышит мысленный посыл.

Вдруг, почувствовала знакомый отклик - Артурчик!

«Артур, - позвала я, ищи меня. Я не знаю, где я... Где-то в подвале, недалеко бывают слышны гудки парохода...» - я мысленно показала гудки, как я их слышала, показала комнату, где нахожусь, решётку на окне, кусочек двора, видимый мне из окна.

В душе услышала сумбурную радость хвостатого друга. Картинки: заплаканная Наталья; полицейские и дворники нюхают землю, а рядом с ними нюхает Артур.

«А-а, - поняла я, - это полицейские, дворники и ты ищете меня?»

Пес о чем-то просил, но я не понимала.

«Поясни картинками».

Он показал: Открытое окно, я бросаю во двор свой сапожок, пес его нюхает - сапожок вкусно пахнет.

«Я поняла. Попробую».

Артур просил оставить мой запах где-то снаружи, чтобы он учуял. Ну, сапожки мои валялись где-то в пыточной. На изуродованные палачом ноги их всё равно было не обуть.