Лес освещался только луной, поэтому темную фигуру перед собой я увидела, только когда столкнулась с ней. Я сразу узнала Патрисию, и я закричала.

- К остальным, - повелительно сказала она.

Я не сразу заметила, что рядом с ней стоит кто-то ещё. Это был мужчина небольшого роста в костюме, более я ничего не могла сказать о нём в темноте. Он схватил меня одной рукой, а второй уже держал девушку-оператора. Она пыталась вырваться, я тоже подергалась, но довольно быстро сдалась. Весь мой ажиотаж по поводу возможности побега снова угас, я безвольно повисла в его руках и сделала лишь одно действие ради своей безопасности, спрятав шприц в карман платья.

Мужчина прижимал нас к себе, но нёс так, будто бы мы не были чем-то живым, словно он просто пытался ухватиться удобнее. Я чувствовала голыми плечами, что ткань его костюма бархатная, а когда мы подошли обратно к дому Софи и попали в свет фонаря, я заметила, что его костюм ещё и противного болотного цвета, а ботинки начищены до блеска.

Он перешагнул через Джонатана, дотащил нас до гостиной, где мы недавно изображали чаепитие. Оставшиеся операторы сидели за столом, и мы без слов поняли, что нам тоже следует занять свои места. Патрисия встала около нас и замерла, будто бы она никогда не двигалась, а была скульптурой самой себя. Мужчина в дурацком бархатном костюме вышел и вскоре вернулся вместе с Йозефом и Софи. Йозеф плакал, вытирая слезы рукавом, а Софи теперь была похожа на дикого зверя только подтеками крови на подбородке. В остальном, её лицо было скорее скорбным. Она увидела своё отражение в зеркале с узловатым орнаментом на раме и вытащила из-под вазочки с цветами белую кружевную салфетку, чтобы вытереть кровь.

- Патрисия, Шон, пожалуйста, не убивайте её, она хорошая, - плакал Йозеф. Он выглядел совершенно беззащитным, скорее похожим на беспомощного ребенка, чем на чудовищного вампира. Чувство вины вновь смогло проявиться за страхом, и мне захотелось оказаться рядом с ним и попробовать его успокоить. Шприц, казалось, давил на меня в кармане, и я физически ощущала опасность от него, будто он весил, как целый булыжник.

- Почему ты убила человека, который не был отдан тебе для питания? - спросила Патрисия.

Шприц стал ещё тяжелее, и я закрыла глаза.

- Я не смогла себя контролировать среди такого большого количества людей.

Я посмотрела на неё и увидела, что Софи тоже закрыла глаза. Она соврала и боялась, что её ложь раскроют. Может быть, она знала, что обречена, и решила защитить меня. Или всё было гораздо сложнее, и Софи пыталась скрыть, что она не убивала людей ради питания столько лет, чтобы не пострадал ещё и Йозеф.

- Что ж, думаю, причина вполне себе вероятная, - чрезмерно весело сказал Шон в болотном в костюме. Патрисия молчала, остановившись взглядом на Софи. Она явно была главнее своего напарника, и он ждал её решения. Молчание с каждой секундой становилось всё более напряжённым, и даже Йозеф перестал плакать и с надеждой смотрел на Патрисию.

- Да. Исполняй приговор.

Шон снял с пояса длинный чехол и достал из него тонкое лезвие с острым концом.

- Не надо, прошу вас, не убивайте её, - причитал Йозеф, подходя к Шону и пытаясь взять его за руку, но тот не позволил ему это сделать, ловко высвободившись из объятий и слегка оттолкнув.

- Йозеф, мальчик мой, пожалуйста, не плачь. Я прожила хорошую жизнь, и погибну счастливой, зная, что ты останешься после меня. Я надеюсь, что ты сможешь продолжить наше дело, и будешь успешнее в этом, чем я. Я верю в тебя.

Она хотела сказать что-то ещё, но Шон не дал ей договорить: он легко размахнулся и проткнул лезвием её сердце, словно это было его привычной несложной работой. То, что раньше представляла собой Софи, вдруг распалось на множество кусочков, показавшихся мне сухими листьями, между которыми на мгновение замерли круглые капельки крови, принадлежавшие Джонатану и, наверное, каким-то другим людям. А потом они все опали, и я увидела, что это были вовсе не листья, а крылья мертвых мотыльков, испачкавшиеся кровью. Йозеф кинулся к ним и стал сгребать их руками, будто бы пытался собрать.

Патрисия повернулась к нам, и я подумала, что наша смерть должна быть ещё более внезапной, но такой же быстрой.

- Король думает, что лучше казнить, а королева желает продолжать шоу, - сказал Шон.

- Вы видели закон в действии. Права людей также защищаются, - обратилась к нам Патрисия и сделала несколько шагов к выходу, прежде чем скрыться. Я надеялась, что и Шон последует её примеру, но он проводил её взглядом и тут же резко развернулся на каблуках к нам.

- Я вообще работаю палачом, связь с людьми не входит в мою компетенцию, по правде говоря. Но раз Патрисия не пожелала заниматься этим самостоятельно, мне, страдальцу, придется разговаривать с вами.

Шон зачем-то пытался напугать нас, будто бы мы уже не испытывали невероятный страх. Наверное, тем самым он хотел вызвать восхищение у себя самого, что у него, несомненно, получилось, потому что он был в приподнятом настроении. Никто из нас ему не ответил.

- Не переживайте, с вами ничего не случится, мне нужно лишь убедиться, что вы не собираетесь никому рассказывать о сегодняшнем происшествии. Давайте попробуем использовать раздельный допрос, раз вы принадлежите к разным категориям граждан. Участница пока останется здесь, а остальные последуют за мной.

Они покорно встали и пошли за ним, даже парень с бородой, который так боролся за свою жизнь, не возражал. Возможно, нас всех еще сильнее напугал провал побега в лесу, ведь ничто так не разрушает надежду, как разрушенная вера в то, что всё может закончиться хорошо.

Когда они дошли до двери, Шон сказал:

- Мы будем разговаривать на улице. Надеюсь, никто меня не разочарует и не попробует сбежать, все равно догоню.

Я помотала головой, и, хотя Шон и стоял ко мне спиной, он, видимо, сумел это услышать.

- Вот и чудненько!

Когда они скрылись за дверью, я подошла к Йозефу, который так и сидел на полу. На всякий случай я обошла его спереди, чтобы посмотреть, нет ли и у него клыков. Может быть, вампиры могли озвереть не только от голода, но и от ярких эмоций. На горестном светлом лице Йозефа, казалось, никогда не могло быть клыков.

- Вот и всё, - сказал Йозеф, не отрывая взгляд от пола. Действительно, вот и всё. От человека остается тело, потом кости, и лишь через много-много лет он исчезает полностью, распадаясь на вещества и молекулы, которые когда-нибудь войдут в структуру другого живого существа или станут составляющими почвы. Во мне сейчас молекулы углерода, которые когда-то принадлежали кому-то или чему-то совсем другому. Может быть, я ношу сейчас элементы тираннозавра или вавилонского астронома. То, чем была Софи, гораздо быстрее пройдет трансформацию. Молекулы её крови не принадлежали ей, а мотыльки, в которых превратилось её тело, не поддавались обоснованию, заставляя поверить в чудеса. Я была уверена, что существование вампиров когда-нибудь сможет объяснить наука, но, увидев сухие крылышки вместо существа в телесной оболочке, я перестала надеяться, что у всего есть причина. Я вспомнила, что, когда Йозеф подарил мне мотылька в банке, он сказал, что это его часть, теперь мне совершенно расхотелось задумываться над истинным смыслом его слов. Может быть, вампиры состояли из множества ночных насекомых. Ещё час назад такие слова показались бы мне абсурдом.

- Она прожила долгую жизнь и даже сказала, что счастливую.

Я прикоснулась к его руке, и это оказалось совсем не страшно.

- Она могла бы жить вечно, - ответил Йозеф.

Осмысление гибели существа, срок жизни которого теоретически может быть ограничен лишь существованием человечества, выходило за пределы моего разума. Никто не готов к смерти, но каждый человек понимает, что его время ограничено, и когда-нибудь этот день настанет. Никто не знает, когда именно это случится, но каждый надеется, что это произойдёт в глубокой старости. Но если для вечной жизни достаточно не видеть солнечный свет и не нарушать законы, встретить смерть является такой же неожиданностью, как умереть в молодом возрасте от кирпича, упавшего на голову.