Хотя одно она все же осознала и тут же дернулась под неожиданно теплыми ладонями.

-    Мне нужно к нему.

Очень нужно.

Потому что там на поляне в кратком миге между последним ударом сердца и беспамятством она поняла, что все ее страхи, опасения, разумные доводы и прочая, годами скапливающаяся в душе ерунда, ничерта не делали ее сильнее.

Что та, закутавшаяся в кокон из отчуждения и табачного дыма, Серафима отчаянно боялась жить. И, как закономерный исход, жизнь, которую она настойчиво отодвигала на безопасное расстояние, у нее забрали.

И, чудом не иначе, дали новую. А в этой новой жизни Серафима Андреева очень-очень постарается не быть ни дурой, ни уж тем более трусихой.

-    Тебе нужно лежать, - мягкий голос Максимилиана приглушил острый миг просветления. - Ты, между прочим, несколько часов как с того света и, в отличие от благословенных потомков богини Дану, не регенерируешь, как ящерица.

-    Макс, - она решительно посмотрела в неожиданно серьезные голубые глаза, - я ни хрена не понимаю, что произошло, но когда он придет в себя, я должна быть там. Живая. Он же дал клятву меня защищать, а я... Я должна быть там. Понимаешь?

Он понял, и в палате сразу стало людно.

Сначала Серафиму осмотрел улыбчивый крепыш в синем форменном костюме. Потом сестра лепила на нее датчики холтеровского монитора и помогала влезть в пахнущий лавандой женский медицинкий комплект. Розовый, ну и фиг с ним. Довершили ансамбль родные черные ботинки, синие бахилы и телефон.

-    Шарман, - вампир поцеловал сложенные щепотью пальцы.

От ее ответной улыбки молоко скисло бы прямо в корове.

Светлый коридор, хромированная кабина лифта с зеркалом, которое недвусмысленно намекнуло, что краше только в морге. Противная дрожь в пальцах.

Серафима из последних сил отгоняла всплывающие в памяти картинки другой больницы. И реанимации, куда ее пустили только потому, что Теме посчастливилось проходить интернатуру в тамошней хирургии. Зав. отделением ситуацию понял, посочувствовал. Разрешил.

-    Нет, - сказала она отгоняя болезненные, как открытый перелом, картинки прошлой жизни. - Он не умрет.

Макс, наблюдающий за ней в кривое зеркало двери лифта, сделал вид, что не услышал.

На выходе из реанимации их ждали. Мужчина в помятом медицинском костюме отделился от крашеной в почти похожий зеленый цвет стены и, размяв плечи, протянул руку Максу.

-    Привет. А Гаяне говорила, ты в отъезде.

-    Был, и пропустил все интересное, - поморщился глава дипломатической службы. - Кстати, это Серафима, Серафима - это Александр Журавлев.

-    Очень приятно.

Рукопожатие у него было крепким, а ореховые глаза в паутинке мимических морщин смотрели с неожиданным участием.

-    И мне, - сказала она совершенно искренне. - Это вы оперировали Аргита?

Он ответил кивком и едва заметной улыбкой.

-    Спасибо!

-    Не стоит, - устало покачал головой Александр. - Хотелось бы, конечно, познакомиться при других обстоятельствах, но... Идемте, я вас провожу.

Палата оказалась двухместной. Ближайшая к двери койка белела нетронутая, а вот у окна, на функциональной медицинской кровати, под неусыпным надзором прикроватного монитора, лежал Аргит.

Серафима сжала кулаки, обрывая спринтерский порыв. Расползаться в сопливую лужицу при посторонних она не собиралась.

-    Что случилось?

-    Это долгая история, - начал Максимилиан, подавая доктору интенсивные сигналы бровями.

-    И, наверняка, жутко секретная, - подыграл тот. - Ладно, я буду у себя. Макс, пациентам противопоказан стресс.

-    А я тут причем? Я вообще только прилетел.

-    Залети ко мне потом. Разговор есть.

-    ОК. Закажешь?

- Как обычно?

- Как обычно.

Александр скользнул взглядом по черному экрану с бегущими цветными змейками, довольно кивнул, попрощался, заверив, что состояние пациента стабильное, и вышел из палаты.

С замирающим сердцем Серафима подошла к кровати. Прижала кончики пальцев к мерно вздымающейся груди, впитывая ритмичное тук-тук-тук под больничным бельем, прикусила губу, в бесполезной попытке сдержать прорывающиеся слезы.

В попытке отвлечься, поправила одеяло и рассыпавшиеся по подушке волосы, задержав на три долгих секунды льнущую к ладони белую прядь.

-    Ладно, - она присела на край больничной кровати и, словно это было самой естественной вещью на свете, сжала, наконец, его руку, - рассказывай.

Сперва Максимиллиан поерзал, устраиваясь поудобнее, затем забросил ногу за ногу, одернул манжет клетчатой рубахи с джинсовым воротом и только потом, заметив, на лице Серафимы выражение крайнего нетерпения, спросил:

-    Что последнее ты помнишь?

Удар.

Оборвавшийся вдох.

Боль.

-    Как я умерла.

- Что?

Вампир подался вперед и его светло-голубые радужки на миг словно подернулись ртутной пленкой Показалось?

-    Ты помнишь все, что было до того, как Глеб тебя вырубил? - не скрывая недоверия переспросил он.

-    Да-а-а.

-    Ты не в курсе, как работает поводок?

Начинающая разогреваться память услужливо подбросила контекст, не связанный с собаками. Серафима рефлекторно проверила, слушается ли ее тело, и поморщилась:

-    Ты про тот шнурок? Нет, в моем справочнике вуду для чайников о такой херне не упоминалось.

-    Поводок, - тоном заправского профессора начал Макс, не переставая сверлить ее проникновенным, как промышленный перфоратор, взглядом, - нафиг подавляет волю человека.

-    Лобого?

-    Нет. На одаренных он не действует. Впрочем, на таких как я или Гаяне тоже. И поскольку сознание человека под поводком просто, - он щелкнул аристократичными пальцами, - выключается, странно, что ты все помнишь. Ведь у тебя...

-    Нулевой потенциал? - осклабилась Серафима.

- Да. Мне жаль.

Улыбка, проявившаяся на его губах была понимающей. И горькой.

- Что?

-    Мне жаль, что тебе пришлось такое пережить, - он запрокинул голову, наблюдая за танцем теней на больничном потолке. - Меня как-то заперли. В гробу. Лет на пятьдесят, кажется. Мерзкое ощущение.

Удивление, неверие, гнев, очень много обжигающего, словно заговоренное серебро, гнева. А за ними отчаяние.

Серафима дернулась в попытке стряхнуть налетевший из ниоткуда эмоциональный шторм. И почти услышала глухой стук кости о дерево.

Похоже, рано она с постели встала.

Сглотнув полынную слюну, Серафима глянула на затывшего иллюстрацией к "Маленькому принцу" вампира и неожиданно для себя сказала:

-    Тоже решил, что бессмертный?

С соседней кровати донесся тихий смех.

-    Ага, - голубые глаза смотрели на нее. Пристально и очень серьезно. - Не делай так больше.

-    Не буду, - обещание было искренним. - Так как мы очутились в больнице?

Максимилиан театрально хлопнул себя по лбу.

- То-о-очно, я ж сказку не дорассказал. Эх, старость, склероз...

"Импотенция" - выдохнула под нос Серафима.

-    Я, между прочим, слышал, - Макс обжег ее горячим, как выдох газовой горелки, взглядом. - И на будущее, - кончик языка мелькнул в уголке дурманящей улыбки, - не советую меня дразнить.

Чувствуя, как вслед за скулами полыхнули уши и шея, а сердце пошло танцевать канкан, Серафима отвела взгляд. Волна схлынула резко. И сквозь стихающий в ушах топот, она услышала неестественно спокойный голос.

-    Когда Глеб остановил тебе сердце, Аргит бросился тебя ловить и получил пулю.

Серафима проглотила пяток готовых сорваться с языка вопросов и крепче сжала неподвижную ладонь.

-    Премерзкую пулю, - продолжил отчего-то нахмурившийся Максимилиан, - все же Глеб - талантливая скотина. А потом Киен, это тот, рыжий... И вот не надо делать такое лицо, вы вдвоем, между прочим, ему крупно должны. Он вырубил Глеба и с помощью какого-то своего шаманства не дал Аргиту загнуться от кровопотери.