- Это не дырки, а алхимические блики. На жаргоне − "ожоги". Если вы так любите дешевые проявители, то берите хотя бы "Клатч" − его лучше очищают. И всегда подогревайте смесь до нужной температуры: ее указывают на бутылках.

- А почему все зеленое?

- Потому что такие кассеты нужно проявлять при красной лампе... Вот, тут же написано черным по белому: "ИО(К)-2Т". Искусственное освещение, красная лампа, второй тип. А если стоит "У" то это универсальные: можно вообще на солнце проявлять.

- Молодежь... − вздохнул следователь. − В такие моменты особенно сильно чувствуешь свой возраст... Ну а почему тут вот это... вроде как черный песок?

Смайл вздохнул, достал из кармана портсигар и зажигалку, откопал среди бумажных завалов пепельницу, и, присев на край стола, закурил.

- Тут, вообще-то, нельзя... − начал Фигаро.

- Бросьте, мне можно... И если нельзя, то почему в пепельнице столько окурков?

- Ну-у-у...

- И хватит про свой возраст. Я ненамного моложе вас... Так вот: в некоторых фотокассетах вместо серебра используются заклятья...

- Знаю.

- Отлично. Если кассета чисто алхимическая, то в местах резких контрастных переходов на снимках будут видны черные точки сернистого серебра − вот как здесь. А если кассета зачарована, то там будет градиент − вот как тут. Видите, вроде как теневая "лесенка"? Некоторые фотохудожники, кстати, любят именно зачарованные кассеты, говорят что снимки выходят более естественными. Почитайте "Фотографическую переписку", там настоящие баталии по этому поводу... Хотя, конечно, правильным считается использование исключительно алхимических реактивов. Поэтому некоторые фотомашины, например наш "Винтаж" или немецкий "Штайлер" вообще не предназначены для зачарованных кассет... У вас еще есть вопросы?

- А?.. Да, есть парочка. Я вас не утомил?

- Ну что вы! − Смайл засмеялся. − На эту тему я могу говорить часами... Не переживайте Фигаро, мы еще сделаем из вас настоящего фотохудожника!

- Да я, вообще-то... А вот скажите: почему тут все такое... м-м-м... расплывчатое? Башня ратуши, вроде, ничего получилась, а вот люди как простыни.

- Это зависит от выдержки. Вот смотрите: видите этот рычажок с циферками? Тут-то она, родимая, и выставляется... Хм, однако, не такой уж и плохой этот ваш "Флер": выдержка до один-шестьдесят включительно... В общем, если коротко: выдержка определяет время, в течении которого свет попадает на открытую фотокассету. Раньше на кассетах делали такие специальные шторки на пружине, а сейчас они стоят за объективом. Если шторка открыта долго, то движущиеся предметы получатся размытыми, потому что свет отраженный от них ляжет вдоль всей светочувствительной поверхности кассеты... Ну, знаете, если быстро махать факелом, то он станет похожим на огненную черту? Вот так и здесь, тот же, примерно, принцип.

- А если сделать эту вашу выдержку очень короткой? Снимок получится четче?

- Правильно. Но будет очень темным. Хотя это, конечно, зависит от освещенности.

- Ого! Занятно! А вот эти буковки на картонке? На обратной стороне снимка? Это проставляет сама фотомашина?

- Да. Там есть такой игольчатый валик, он-то их и ставит. Это нужно для профессиональных фотохудожников − очень удобно корректировать настройки если снимаешь тот же самый ракурс.

- А что они означают?

- Первые три цифры это режим в котором был сделан снимок. Три нуля − вот как у вас на этой фотографии − это минимальная выдержка, превосходная освещенность и максимальная дальность. Потом идут еще три цифры: марка фотомашины в международном каталоге. Кустарные машинки ее никогда не ставят: за подделку номера марки − сумасшедший штраф. И последние две: тип используемой кассеты: ноль-один − зачарованная кассета, десять − зачарованная высокого качества, один-один − чистая алхимическая кассета стандартного образца... Видите, вот тут на кассетах такие зубчики? Они попадают в пазы над валиком и он проворачивается на нужный оборот...

Фигаро молча кивал и что-то неустанно строчил в своем блокнотике. Закончив он благодарно взглянул на жандарма и сердечно пожал ему руку.

- Смайл, вы меня спасаете. В этих журналах все такое... непонятное.

- А вы не с них начинайте, − посоветовал Смайл. − Прочтите для начала "Начинающему фотохудожнику" Штульфа или "Азбуку света" Винзеля. Я сам так начинал... Но я одного не пойму: неужели вы пригласили меня сюда поговорить в ваших успехах на ниве фотографии?

- Ну что вы! − следователь достал трубку и кисет. − Конечно нет. Хотя вы мне здорово помогли... У меня будет еще одна просьба...

- Опять?! − Смайл схватился за голову. − Вам мало этой комедии с охраной чертежей, которую я вчера устроил?!. Кстати, я хорошо сыграл, как вы думаете?

- Отлично, просто отлично, − заверил Фигаро. − Вы просто настоящий театрал. Не факт, конечно, что нас подслушивали, но такую возможность никогда нельзя полностью отбрасывать... Но то о чем я вас попрошу не займет много времени и не требует вашего личного участия... Ну, почти не требует.

Смайл закрыл глаза. На его лице проступило выражение глубокого страдания. Почти как при зубной боли.

- Чего вы хотите? − простонал он.

- О, сущие пустяки! Я хочу чтобы завтра вы явились на Пружинную и сделали публичное заявление. Суть такова: вам срочно необходимо проверить личные дела всех работников фабрики на должности не ниже старших мастеров. Никаких объяснений вы давать не намерены, дабы не нарушать секретность дела. Всем работникам фабрики запрещено покидать город до окончания расследования.

Смайл закрыл лицо руками и выглянул в щелочку между разведенными пальцами.

- Что-то еще?

- Да, кое-что. Около половины пятого вечера вы вызовите двух крепких жандармов из управы. Постарайтесь, чтобы они были одеты в штатское, но выглядели при этом как жутко официальные господа. Заявите − опять-таки публично − что вы конфискуете одно из личных дел до особого распоряжения а архив бюро по кадрам опечатываете, как минимум, до завтрашнего вечера. Возьмите с собой папку − любую папку − и унесите, но обязательно так, чтобы не было видно, чье именно это дело.

- Ага. − жандарм глубоко затянулся сигаретой и раздавил окурок в пепельнице. − Я, кажется, понял, чего вы хотите добиться. Вы думаете, что у предполагаемого шпиона и убийцы сдадут нервы и он, запаниковав, наделает глупостей? Бросьте. Если он профессионал, то это будет просто очередной дешевой комедией, а этот ваш шпион посмеется над нами в кулачок.

- Вы правы, Смайл. Но я не закончил. Господин Форинт попросит вас поместить его драгоценные чертежи в хранилище управы на время расследования. А вы откажетесь. Сперва. А потом попросите пару дней на получение разрешения от начальства.

...Кабинет Франсуа Форинта, ответственного директора и совладельца тудымской Пружинной фабрики располагался на пятом этаже административного корпуса номер два и одной из своих стен выходил прямо в цех окончательной сборки. Эта стена представляла собой сплошное стекло − Форинт в редкие свободные минуты страсть как любил наблюдать за работой отлаженного механизма сборочного цеха. Это успокаивало его нервы. Из тех же соображений на стекло было наложено заклятье полной звукоизоляции с пожизненной гарантией. Это, правда, не особо помогало: звуки прекрасно проникали в кабинет через камень стен и железную арматуру, но фабрикант не жаловался, похоже, воспринимая фабричный шум примерно так же, как механик воспринимает грохот парового двигателя: шумит − значит работает, значит, все хорошо.

Впрочем, сейчас, в самый глухой час ночи, когда пульс Пружинной замедлялся до едва слышного биения горячего воздуха за отопительными решетками и редких щелчков остывающего металла в цехах, в кабинете было тихо. Тихо и темно; только кое-где на громадах станков чернеющих за стеной-окном тускло мерцали зеленые лампы служебной сигнализации.