Анна взяла сырую картофелину и задумчиво откусила от нее кусок.
— Может быть, у него теперь другая! — прокричала она в ответ. — Стоит им начать, как они уже не могут остановиться…
Картофельные ломтики высыпались на дно емкости, и Анника выключила комбайн. Картошку она уложила на противень. Не говоря ни слова, полила картофель приправой, положила сверху нарезанный кружками лук и чеснок, посыпала тертым сыром и полила сверху сливками.
— Я боялась, что он снова тебя обидел, — тихо сказала Анна. — Кстати, как твои ангелы? Ты не ходила к психотерапевту?
— Ангелы? — переспросила Анника и сунула противень в духовку.
— Тебе надо непременно обратиться к психотерапевту, — сказала Анна Снапхане. — Поверь мне, иногда они творят чудеса. Я, например, научилась видеть мир в совершенно новом ракурсе. Теперь мне понятны старые образчики моего прежнего поведения. Ты можешь на минуту сесть? Ты даже не сказала мне, что думаешь о моих лекциях.
Анника сполоснула руки, вытерла их кухонным полотенцем и села на диван.
— Я лишь бегло просмотрела новую версию, — сказала она. — Я знаю, что обещала, но вся последняя неделя была просто сумасшедшей. Дети пошли в новый детский сад…
Анна протестующе выставила вперед руки.
— Все это я знаю, — поспешила объяснить Анника, — я обещала и обязательно помогу тебе написать лекцию, но я же не предполагала, что ты придешь сегодня.
— Но что ты думаешь о том, что я уже написала?
Анника, отведя взгляд, стала осматривать кухню.
— Мне понравилось, но эта лекция похожа на все предыдущие.
— Я так и знала! — торжествующе воскликнула Анна. — В этом проклятом агентстве постоянно ноют о новизне.
— Разве они и раньше не хотели чего-то принципиально нового? — спросила Анника. — Чтобы у тебя было больше заказов? Если это так, то думаю, тебе следовало бы начать с чистого листа. Подумай, о чем еще ты могла бы сказать. Тебе есть из чего выбрать…
Анна во все глаза уставилась на подругу.
— Что ты имеешь в виду, говоря о заказах? Ты считаешь, что я востребована?
— Конечно считаю, — ответила Анника. — Может быть, я неудачно выразилась, но думаю, что агентство и само…
— И ты туда же! Неужели ты не понимаешь, что мне нужен хотя бы один безусловный союзник?
— На следующей неделе я к тебе приеду, и мы все сделаем вместе, — торопливо проговорила Анника. — Когда ты свободна?
На несколько секунд Анна задумалась.
— На следующей неделе я реально сильно занята, — сказала она. — Может быть, во вторник вечером?
— Отлично, значит, в это время я и приеду. Как вообще твои дела? Как тебе квартира?
Анна рассеянно посмотрела на потолок.
— Вчера вечером было собрание жильцов, — сказала она. — Вино, канапе, всякое прочее дерьмо. Выбрали нового председателя, какого-то фон барона с третьего этажа. Он бриолинит волосы и носит шелковый галстук. Честно говоря, живущие там люди ничего дальше своего пупа не видят. Наверное, там так же плохо, как и здесь.
У Анники заныла шея.
— Я сегодня пила кофе с соседкой напротив, — поведала она. — Женщина нашего возраста, продала свою биотехнологическую компанию за много миллионов и теперь исследует болезнь Альцгеймера в Каролинском…
— Какая прелесть! — воскликнула Анна. — Значит, вы можете сидеть на кухне, пить кофе и мериться своими банковскими счетами. Ты предоставила нам, роющимся на городских свалках червям, чудесную возможность приезжать сюда и дышать чудесным свежим воздухом.
Она хрипло рассмеялась, и Анника нервно сглотнула.
— Мне надо закончить готовку, — сказала она, вставая.
— У тебя есть пакет? — спросила Анна, поднимая с пола сапоги.
Анника вытащила пластиковый пакет из ящика кухонного стола.
— «Норденс», Международная торговая ассоциация, Юрсхольм, — прочитала Анна надпись на пакете. — Что с тобой, Анки? Неужели ты забыла, как всю жизнь отоваривалась в кооперативных магазинах?
Анника обернулась к Анне Снапхане, прислонилась к столу и скрестила руки на груди.
— Почему ты стала такой злой? — тихо спросила она, и Анна перестала смеяться.
— Злой? — с притворным удивлением переспросила она. — Что ты имеешь в виду? Ну что ж, с подругой надо по-честному. Об этом я говорю в своих беседах: не надо концентрироваться на себе, важна самокритика. Человек не обязательно должен быть центром всеобщего внимания.
Анника почувствовала, что краснеет.
— Ты неправильно меня поняла, — сказала она. — Я бы с удовольствием осталась в городе, но для детей было лучше, чтобы перед началом школы…
— Думаю, тебе стоит обосновать свое решение, — сказала Анна. — Тебя никто не заставлял переезжать в район с самой высокой плотностью миллионеров на гектар и с самыми низкими ставками налогов в стране. Ты сделала это для кого-то или это была твоя потребность?
Анника хотела ответить, но не могла найти подходящих слов.
В этот момент в дверь позвонили.
— Убери машину! — кричал снаружи мужской голос. — Нельзя парковать машину на улице — неужели это так трудно понять?
— О нет, только не это, — побледнев, простонала Анника. — Где ты припарковала машину?
У Анны Снапхане округлились глаза.
— Перед домом. А что?
— Эта дорога не место для парковки! — кричал Вильгельм Гопкинс. — Открой дверь!
— Я тебя очень прошу, — сказала Анника, — отгони машину. Это сосед, он каждый раз страшно злится, когда кто-нибудь блокирует движение на дороге.
— Но я ничего не блокирую, — возразила Анна. — Я припарковала машину чуть ли не на тротуаре…
Звонок продолжал трезвонить, так как Гопкинс не убирал палец с кнопки. Анника бросилась к входу и открыла дверь.
На пороге высилась массивная фигура Вильгельма Гопкинса.
— Если это повторится еще раз, я позвоню в полицию! — взревел он.
— Это моя подруга, — принялась оправдываться Анника. — Она сейчас уедет.
Анна подошла к двери, отодвинула в сторону Аннике и, насмешливо глядя на мужчину, грубо выругалась.
— Как ты все это терпишь? — спросила она у подруги.
Пакет с сапогами висел на ручке двери. Анна взяла его и направилась к машине.
Мужчина сделал два шага навстречу Аннике, и она отступила в дом.
— Это моя подруга, она же не знала…
— Это все такие люди, как ты, — хрипло произнес Гопкинс. — Я точно знаю, что ты за человек.
Анника недоуменно заморгала.
— Что?..
— Ты из тех, кто мутит воду, кто хочет все изменить, но мы здесь не любим перемен.
Мужчина смотрел на нее несколько томительно долгих секунд. Потом он повернулся к Аннике спиной, спустился с крыльца и по вытоптанной лужайке пошел к своему дому.
<b>ТЕМА:</b> Величайший страх.
<b>КОМУ:</b> Андриетте Алсель.
Как он одинок, как беспокоен, как он раним! За десять лет до смерти Альфред Нобель пишет Софи Гесс:
Когда в целом мире ты остаешься один в пятьдесят четыре года и единственный человек, выказывающий тебе свои дружеские чувства, — это слуга, которого ты содержишь, в голову невольно начинают приходить мрачные мысли…
Сильнейший страх вызывает у него не смерть, а одинокий путь к ней: он боится остаться в одиночестве, лежа на смертном одре.
Его тревожат мысли о похоронах, о том, что будет после них. Больше всего он боится, что его закопают в землю.
Брату Роберту он пишет:
Даже кремация кажется мне слишком медленной. Я бы хотел, чтобы меня погрузили в серную кислоту. Тогда все будет кончено через минуту или около того…
Конечно, у него есть друзья, но часто это его работники. Конечно, у него есть родственники, но и они работают в его компаниях. Софи Гесс вышла замуж за жокея Капи фон Капивара (и теперь они оба пишут письма с просьбами прислать им денег).
У него двое друзей в Англии — Фредерик Эйбл и Джеймс Дьюар. Они работают в его британской компании, и Альфред щедро им платит.
