Теперь вот… пригодилось! И оставалось только порадоваться, что в прошлые выходные в Киев перевезены были не только плюшевый кот и учебники.

Когда Даша высунулась из комнаты с босоножками в тон платью в руках, в гостиной было тихо. Она поправила распущенные по плечам волосы, глянула в зеркало в коридоре и крикнула куда-то вглубь квартиры:

- Я готова! Если пора, то можно ехать.

- Такси будет через пять минут, - выходя из гостиной и взглянув за часы, сказал Герман.

Быстро осмотрел Дашу с ног до головы и улыбнулся. У Юльки будет повод позлобствовать. Платье Даши было одного тона с его рубашкой, к которой он надел темно-синий костюм. – Обуваться собираешься?

- Собираюсь, - ответила Даша, поставила босоножки на пол, вставила в них ноги, застегнула, а когда разогнулась, порядочно «выросла». – Если я буду лететь вниз, лови.

- Туда нужно прибыть без видимых ранений.

- Я буду очень стараться. Но, в крайнем случае, нас тут полтора медика. Залатаем.

В ресторан Герман ввел Дашу, крепко держа за руку: чтобы не убежала. Он прекрасно понимал, что она вовсе не обязана его сопровождать на глупую вечеринку. Более того, понимал, что останется ей должен.

«Интересно, чем долг отдавать буду?» - мысленно смеялся Липкович, пока они ехали в такси, и Даша сосредоточенно молчала. Просьбами она не обременяла. За столько времени всего-то попросила свозить домой на выходных. Домашнее хозяйство разделили поровну: с него финансы, с нее фактический результат.

Липковичи оказались не первыми прибывшими, но и далеко не последними. И потому пытка смотринами оказалась быстрой и нестрашной. Герман успел заметить Юльку, резко отвернувшуюся, едва они с Дашей появились среди тяжелых портьер входа. И Эгембердиева, почти прижавшегося губами к ее уху.

К счастью, великий и ужасный восседал с противоположного от милой парочки конца богато украшенного стола, и Герман провел Дашу прямиком к нему.

- Добрый вечер, Иван Александрович!

- Ну-ну! – хмыкнул великий и ужасный и воззрился на девушку. – Особо заинтересованные тут ставки делали, приведешь ты ее или нет.

Его прозвали великим и ужасным в том числе за прямоту, граничившую с хамством.

- Знакомь! – добавил он после непродолжительного молчания.

- Даша, - ответил Герман и повернулся к жене. – А это Иван Александрович. Наш великий и ужасный.

- Наслышана, - сказала с улыбкой Даша.

- Специальность? – поинтересовалось начальство.

- Почти ветеринар.

- Почему почти?

- Надеюсь продолжить образование в НУБИП.

- Будете почти коллегой.

- Надеюсь.

- Животных любите? – продолжался допрос.

- Временами больше, чем людей.

- Солидарен. Вы знаете, что он отфутболил предложение уехать в Цюрих?

- Нет.

- Теперь знаете. Гера, - резко переключился великий и ужасный на подчиненного, - в конце дня пришли анализы Ивановой. Мне не понравились. Посмотришь после выходных?

- Посмотрю. Мы пойдем? – усмехнулся Герман.

- Свободны! – махнул рукой Иван Александрович. – В отличие от меня. Мне еще речь толкать.

С этими словами он потянулся к рюмке.

Едва они отошли от начальства на безопасное расстояние, Даша осторожно спросила:

- И что это было?

- Ритуал посвящения, - ответил Гера, отодвигая для нее стул. – Любит страху напустить.

- Аааа… - Даша села и стала оглядываться по сторонам, рассматривая приглашенных. И безотчетно пыталась найти Юлию. Имея в памяти один фотоснимок, она рисковала не угадать. А спрашивать Германа было как-то неловко. Вместо этого, чтобы не молчать, а выглядеть оживленной – все же жена на выгуле в свет – спросила: - А что с Цюрихом?

- Да ничего. Отказался я.

- Не жалеешь? – наблюдая, как великий и ужасный встает из-за стола и направляется к сцене, бросила она.

- Нет, - Герман посмотрел в другую сторону, на Юльку. Теперь уже она что-то нашептывала Руслану.

- Значит, все правильно, - улыбнулась Даша, проследив за его взглядом. Кое-что стало на место. В памяти ярко всплыла Витькина ладонь, шарившая под чужой кофточкой. Мысли ее резко перебил искаженный микрофоном голос великого и ужасного, принявшегося приветствовать сотрудников и поздравлять их с профессиональным праздником. Он что-то говорил о гостях мероприятия, вложивших немалые средства во что-то очень важное, а Даша слушала вполуха, уставившись в свой бокал. Болтал Иван Александрович невыносимо долго. И, видимо, сам кайфовал. Только неизвестно от чего больше: от звука собственного голоса или от мучений сотрудников. Но его перло. Потом на сцену стали подниматься «высокопоставленные» гости. Каждый тоже нес какую-то приличествующую случаю ахинею. Под занавес великий и ужасный выдал фразу, заставившую Дашу слегка проснуться:

- А Валентин Борисович Липкович просил передать свои пламенные поздравления. К сожалению, он присутствовать не смог. Дела державные не пускают.

Даша искоса посмотрела на мужа и решительно подалась к нему, чтобы сказать на ухо:

- Слава богу, День медработника раз в году! Он и на работе такой же?

- Он имеет право быть таким, - пожал Герман плечами. – А когда к нему привыкнешь, то и не замечаешь. Вино будешь?

- Буду.

До них донесся гогот Эгембердиева, приобнявшего Юльку за талию.

- А танцевать?

- Буду.

- Тогда идем, - Герман повел ее к другим гостям, которые уже танцевали под оркестр, выдававший мелодии и ритмы на любой вкус. – Ноги не оттопчу, обещаю.

- Бойся, чтобы я тебе не оттоптала, - нервно улыбнулась Даша.

Танцы – это уже серьезно. Танцы – это как на ладони у всех остальных. Золушкой она себя, естественно, не ощущала, но все же дурацкое волнение имело место быть – любимое место для танцев по-прежнему находилось между мойкой, плитой и холодильником, когда никто не видел. Но она крепко вцепилась в локоть Германа, намереваясь даже виду не подать, что ей непривычно все происходящее, и эти танцы – в частности.

К облегчению обоих, шанса оттоптать друг другу ноги не представилось. Оркестр исполнял исключительно зажигательное – пришлось соответствовать, вспоминая и воплощая в жизнь всё, что умели. К концу второго танца Герман распустил узел галстука.