-Ты говоришь. Я молчу.

-Да. Когда сидишь первые сто лет, ты еще что-то вспоминаешь. Даже водка не помогает, и потому, приходится поддерживать все эти разговоры. Как я могу мало молчать, когда я только и делаю, что разговариваю. Я уже практически спортсмен-разговорщик. Что тебе количество, что качество - все это мне доступно. Я могу говорить до бесконечности.

-Если тебя отправить наверх?

-Нет, "наверху" - такого понятия нет, ты еще не понял, - он открывает вентиль, подставляет ведро. Это - первое ведро. И он продолжает:

-Ты делаешь маленький бумажный кораблик и пускаешь его в море. Как ты думаешь, как долго он будет плыть? Это и есть - реальный мир, и то, куда бы ты меня отправил, это всего лишь отрезок времени, пока этот кораблик не утонул. Ты просто еще не избавился от иллюзии. Но во вторые сто лет всё это и забывается, и можно пить спирт, не опасаясь дурных вопросов. Я знаю, прямо сейчас ты скажешь, что это - не иллюзии, а вопрос понимания. Ты просто не избавился от мыслей. Вообще - от мыслей. Они не нужны. Сама суть познания - это механизм, чтобы биологическое существо взрослело, набирало опыт и продолжало свой род. Всё это только для этого.

Наливает - стаканы литровые. Если вы думаете, что в аду как-то особенно легче пить, то тут вы не правы - всё, как обычно. Литр - он и есть литр. Спирт зеркально чистый. Я всё-таки думаю, что он не прав на счет маленького бумажного кораблика. Но всё это - бесполезные мечты, потому и мечтать вредно, и всё начинается с самого низу. Но, видимо, всё верно - первые сто лет в аду проходят под знаком былого, и от этого невозможно отвязаться. Мысли - в очереди. Одна глупее другой, но всё это не важно. Вот привезти этот поезд наверх, как будет хорошо. Впрочем, там, очевидно, антиалкогольная компания. Там - смысл. Здесь - в разговоры. На самом деле, в аду еще есть и кабаки, и туда можно прошвырнуться чуть позже. Я думаю, мы соберемся и поедем, хотя сейчас это кажется очень мелкой, одноштучной, деталью.

Одни разговоры.

Можно подумать, котлы и сковородки могут кого-то серьезно увлечь. Я бы еще так добавил: в наше время... Нет, время всё время одинаковое. Водка - она может быть разной. Он это подтверждает:

-Попробуй. Сегодня как будто еловая.

-Это же полная переработка.

-Да. Запах составляет очень маленький процент от общей массы, потому он и сохраняется. Кстати, я решил, что сегодня будет закуска.

Он ставит на железнодорожный щебень ящик, и там - какой-то непонятный закусон, но это не важно, всё не важно. Начинаем пить, очень долго, пока не надоест и не потянет на приключения. Да, тогда - сигнал - ту-ту, едем в близлежащий город, но это уже совсем другая история.

Я просто размышляю, мой друг. Просто размышляю. Ничего личного. То есть, всё личное. Мне нужно, чтобы это кто-то читал. Ты обязательно будешь читать.

Для одного человека - хорошо. Для другого - плохо. Социальная сеть - это усы от рака. Надо задать вопрос - вы едите раков?

Вы едите раков с пивом?

Ответы (женские):

-Нет, это не модно, это совково.

-Да я лучше куплю сырок "Джексон", 10гр (США) и буду ходить с ним, при встрече с друзьями показывать - смотрите, у меня - сырок "Джексон", 10 гр (США).

-Нет, это - не модный продукт.

Ну, многие мужики едят. Это ясно. Это когда уже новая, модернизированная человекомасса, подрастёт, тогда раков с пивом будет есть нельзя. А, пиво запретят вообще. Сигареты будут по тыще рублей за пачку выдавать по паспорту. Ну, мы не доживём. Надо просто заранее приготовиться валить. Например - в Венесуэлу. Чем там заниматься, я не знаю, но думаю, это возможно.

Так вот, когда раков объедают, остаются шкорки. Усики. Из них и составляется социальная сеть. Я знаю много - особо герлз - которые составляют умопомрачительные аккаунты, и в их профайле содержатся едва ли не тайные знания. Но, встречая всех их в реале, я начиную не подеццки грустить. В этом - один из конусов действительности, и вообще - это и есть бессмысленность.

Представьте, вы встречаете человека, который годами не развивается, но профайл - словно бы само лицо стиля.

Фотки.

Я-на-фоне-красивых-стран.

Да нет, это не грустно. Если девы еще не остыли, тяните их в кровать. Их профайлы для этого и созданы, чтобы показать - вот - дорога. Дорога в кровать.

Если человек постоянно в записках пишет про секс, и говорит, что он - писатель - значит, он не писатель.

Если поэт постоянно в записках пишет про секс, и говорит, что он - поэт - значит, он не поэт.

Зачем мечтать?

Живи.

Созидай, люби. Не надо писать про секс.

Чем больше человек знает, тем меньше у него смысла. Именно поэтому учатся действовать по пунктам, доползая до следующего пункта, написав на футболке большими буквами - ХЗ.

Обсценная лексика в записках нужна, если вы умеете ею пользоваться. Однако - посмотрите - если вы всерьез считаете, что у вас будет билет на тот конец мира, в другую жизнь, метафизически - то надо сразу подумать - ведь Будда возвращается. А значит - и вы вернетесь. Будете смотреть на свои творения сверху вниз.

Нет, если желаете - пусть именно непрозрачное стекло слова и созерцания и будет мостом.

Здесь надо перейти на другой мосток, и пусть так и будет.

25. Акция

От Александра были еще письма. Я решил сразу же не заморачиваться. Дро запускал Википедио, снова получая искру от телевизора. Информация была ему не нужна, он просто подслушивал, как друг о друга трутся байты. Словно медведи о земную ось. Надо, я вам полагаю, сказать, что некоторые люди видят молекулы. Вот так вот - смотришь на воздух и видишь - он состоит из молекул. Поверить в это нельзя, это особенность глаза. Но вот Дро видел.

Вообще, один товарищ, Векленко, сказал, что Дро - он самый настоящий. Это Драстамат Канаян (1883 - 1956), место смерти - Бейрут, Ливан. На счет смерти, правда, то мелочи жизни - берешь человека, например, в году эдак в сороковом, доставляешь сюда. Ну, или клонируешь. Но всё равно не очень верится. Зачем он? Других что ли нет. Или, может, эксперимент.

Так вот, он потому, может, и слушал это шуршание частиц. Нет, ну необыкновенная форма наркомании. Слуховое наслаждение чем-то совершенно левым. Мы всё больше молчали, мне казалось, что Клинских обязательно найдёт где-то музыкальный инструмент, чтобы сыграть. Да, но почему я думал?

Всё так оно и шло. Я вспомнил, что я порой записываю все свои новые идеи. Опять надо возвращаться к этим картриджам, но в зоне расширения, в принципе, совершенно неплохо сидеть, глядя, как со стороны горизонта идут облака. Лучше всего - когда идут грозы. Хорошее это дело - грозы. Поэтично.

Но в голову не приходит - взять отпуск, взять и быть здесь.

К слову, мы выехали заранее. Ованес, конечно же, был нашим водителем. В Воронеже прекрасные мосты, что тут еще добавить. Мир длинных мостов. И у тебя есть время, чтобы собраться со всеми своими мечтаньями.

-В центре, - сказал Дро.

-Центра нам не помеха, - ответил Клинских.

Я даже не спрашивал, что у него там с вооружением. Наверное, встроил какие-то клетки для манипулирования полей. При нас были легкие по весу многополосные автоматы, ну и всяческие припарки, про которые в обычной жизни и не вспомнишь.

Въехав во дворы, мы прошли экранировку. Это прекрасная вещь - на какой-то момент, в самом начале, ты видишь, как время дрожит. Дрожит как лист. Ты отходишь от него всего на мгновение, этого достаточно, чтобы ты всех видел, а тебя - никто. Тут ты король. Ты можешь ходить и заглядывать людям в лица, подслушивать их. Но всё это было бы справедливо для ламеров. Мне оно не надо. Да и никому не надо.

Я, конечно, слышал о людях, которые экранированы от природы. Наверное, это другая раса. Они скрытны, их просто так не увидишь. Видимо, у них своё собственное пространство.