Она по моемому, вылила весь флакончик мне в рот. И бросила его через меня за постель Дэниела.
Джейн сняла повязку с ноги. Торопясь мазала своими миленькими девичьими черненькими от загара ручками и пальчиками мою рану на ноге. Из какой-то маленькой металлической плоской банки, какой-то мазью.
Скажу сразу, я ничего уже не чувствовал, потому как уже ноги своей не ощущал совершенно.
- Мне бы сейчас вина или водки, любимая моя - я что-то такое, по-моемому, произнес еще ей. Пока она мазала мою рану какой-то, видимо мазью. Это, наверное, та самая ее волшебная мазь, которая ее быстро тот раз на ноги поставила.
Джейн распорола кухонным острым столовским ножом с камбуза нашей яхты на моей ноге на бедре мой черный новый Дэниела гидрокостюм, чтобы открыть место ранения шире. И втирала в порезанную глубокую рану эту странную мазь. Она постоянно оглядывалась и смотрела мне в мои вялые еле ее уже видящие глаза.
- Смотри на меня! - она говорила, опять мне ломано по-русски - Смотри на меня, Володенька! Милый мой!
И бес конца озиралась и оглядывалась, уже быстро бинтуя, трясущимися в ужасе девичьими ручками свежими бинтами мне мою раненую отказавшую слушаться бесчувственную правую ногу.
- Это остановит кровь. И заживит все, любимый мой. Вот увидишь. Только молчи, Володенька. Ни говори, ни слова. Слышишь меня, любимый?
Джейн перевязала, снова мою рану на ноге. И затем, схватив винтовку М-16 в свои девичьи, дрожащие от ужаса руки, Джейн, запрыгнув быстро на постель Дэниела. И на меня. Привалилась женской узкой своей спиной ко мне, закрыв меня собой на Дэниела постели.
Там на верху раздавались громкие быстрые от обутых в тяжелую обувь чьи-то шаги. Прямо по нашей из красного дерева лакированной палубе Арабеллы.
- Они уже тут, милая моя? - произнес, еле открывая рот, я моей Джейн, прямо слева в ее левое ухо.
- Тише, Володенька, тише! - она по-русски, сейчас, почти все говорила.
Джейн со страха произносила одни только русские слова. Она в отличие от покойного, теперь своего родного младшего брата Дэниела умела, теперь говорить по-русски, плохо, но умела. Дэниел так и не заговорил по-нашему, за все время нашего пребывания в Тихом океане. А вот, моя ненаглядная крошка Джейн уже неплохо произносила многие слова, пообщавшись близко со мной с русским моряком. И сейчас, она от дикого ужаса и страха, вся тряслась и говорила практически все по-русски.
- "Миленькая, ты моя девочка!" - думал я, снова отключаясь и скрючиваемый судорогами и дрожью - "Ты, даже готова умереть за любимого!".
Я смотрел на нее тоскливым как собака измученным и ослабленным от потери крови взглядом. Взглядом преданным и влюбленным.
Она защищала себя и меня, выставив ствол М-16 в направление двери каюты. Она старалась, полностью меня закрыть собой.
Какой ужас сейчас был внутри ее! Девичий ужас и страх! Она вся тряслась, лихорадочно закрывая меня собой. И прижималась, снова узкой в своем женском легком гидрокостюме ко мне спиной, и затылком чернявой своей влажной от воды вьющимися змеями волосами головы. Прижимая мою голову к стене каюты и борта яхты. Над подушками подо мной постели. Она буквально, лежала на мне, уперев приклад винтовки в правое свое девичье слабое плечо, знающее, только мои ласкающие его мужски руки и губы. Закрывая целиком собой. И целилась из винтовки в двери, в тот коридор, слушая, как и я наверху, чьи-то громкие и гулкие шаркающие по палубе из красного дерева шаги и разговоры.
Джейн девичьем черноволосым затылком головы, уткнулась мне в лицо. Своими черными как смоль мокрыми длинными и слипшимися от воды вьющимися, как змеи локонами волосами. А я не мог путем, даже пошевелиться. Я так ослаб, что с трудом шевелился вообще. В моей голове стоял гул, и гудело в ушах. Голова кружилась, и все кругом плыло. И качалось.
Я уронил голову на ее женское плечо, плечо моей спасительницы и защитницы Джейн. Уткнувшись в ее оголенное черненькое девичье левой руки плечико. Уткнулся, помню, своими немеющими губами. И, помню, поцеловал его. Уже думая, что целую любимую в последний раз.
И в этот момент наша яхта внезапно остановилась. Послышался бортовой сильный удар о другой борт, по-видимому, пристыковавшегося к Арабелле судна.
Под непрекращающийся громкий топот множества человеческих ног, обутых в тяжелую кованную обувь, заглохли ее моторы. И захлопали опускаемые с мачты паруса. И на палубе начали, раздаваться какие-то четкие команды. Мужскими грубыми, подкрепленными нецензурной речью и ругательствами голосами. И послышался стук открываемой входной в трюм с палубы к каютам двери.
В этот самый момент моя любимая Джейн, спрыгивает мгновенно с меня и стаскивает меня с постели Дэниела. Я безвольно уже и покорно, не сопротивляясь совершенно, обессиленный потерей крови в полубессознательном состоянии, падаю ей, прямо под ее красивые моей любимой полненькие девичьи ноги. Она падает на колени передо мной, и что есть мочи, заталкивает мое, почти уже безжизненное тело под постель, своим миленькими девичьими ножками, почти лежа на полу. Опрокинувшись на широкую свою женскую красавицы любовницы моей попку. Глубоко, как только можно, заталкивает меня под Дэниела постель.
И, мгновенно соскочив на ноги, и открыв рядом с постелью платенный шкаф Дэниела, закладывает меня там под постелью чемоданами и его вещами и одеждой. Это то, что я еще помню. Дальше были слышны выстрелы и крики, и ее крик моей Джейн. Истошный крик. Как в кошмарном тумане, он зазвенел в моих ушах. Где-то отдаленно, и какой-то грохот, в Дэниела каюте, похожий на выстрелы. И как кого-то били и этот, только истошный девичий перепуганный крик моей крошки и любовницы Джейн. Ее истошный девичий безумный, жуткий на всю Дэниела каюту крик.
Яхта Черный аист
Я потерял сознание.
Я не помню, сколько я пролежал так вот, под той Дэниела кроватью. Но, меня не нашли, почему не знаю, но, не нашли.
Они, возможно, меня искали, но, я лежал все еще здесь и не шевелился.
Почти, ни живой и не мертвый. Только, что открывший свои глаза в темноте под кроватью. Слышен был только шум волн рассекаемых корпусом яхты. И только тишина.
Вообще, сколько было время, я не знаю. Не знаю еще с того момента, когда Джейн вытащила меня из воды на палубу Арабеллы. Но, была ночь, это точно. А сейчас, сколько времени? Я был без понятия.
Я пошевелил руками и потрогал все вокруг и себя. Я вспомнил все, что только что здесь произошло, и где я был.
Я, по-прежнему лежал под постелью Дэниела. Заваленный его вещами, почти с головой. Вещами, которые он здесь, даже толком и не носил.
Лежал в черном Дэниела акваланга гидрокостюме. С перевязанной порезанной ногой в бинтах и крови.
- "Джейн!" - ударило в мою пришедшую в себя голову - "Моя девочка, Джейн!".
Я повернул голову направо и посмотрел из-под постели Дэниела. И увидел переборку каюты и лежащий из-под лекарства моей Джейн пустой флакончик. Флакончик, из которого я пил. Это принадлежало моей крошке Джейн.
- "Джейн!" - снова ударило мне в мою пришедшую в сознание голову.
Мне было как-то уже лучше. Я ощутил свою отключившуюся больную порезанную ножом ногу. Я, было, хотел, вылезти ползком на спине из-под постели, но услышал тяжелые в обуви шаги по коридору нашей яхты.
Я вспомнил, что тут только что творилось.
- "Джейн!" - снова ударило мне в голову - "Моя любимая, Джейн!".
В это время шаги остановились у входа в каюту Дэни.
- Рой! - прозвучал громко мужской, грубый и резкий голос в конце из коридора в сторону камбуза и главной каюты нашей яхты - Здесь уже ни хрена нет. До нас тут уже были!
- Я знаю, Берк! - ответил совсем рядом тот, кто стоял в проходе между коридором и каютой Дэниела - Пора на яхту. Бросаем ее здесь?!
- Нет наш кэп сказал, взять эту посудину на буксир - ответил тот, что был где-то там, скорее, в главной каюте. И слышно было шарился там, что-то толи искал, толи просто грабил нашу яхту. Все падало и слышны были его там шаги.
