Е л е н а (Марии). Какая ты теплая, а у меня руки никак не согреются.

З и н а. Да, вы презираете меня. (Другим тоном.) В Фергану! На два года! С ума сойти! (Уходит в дом.)

Е л е н а (задумчиво). Какая это была осень, когда мы с Алексеем впервые сказали друг другу то, о чем каждый думал из нас! Потом другая осень… Я родила Людку. Из больницы мы шли пешком через этот лес. Тихо-тихо шли. Алексей нес Людку, а я опиралась на его руку и ничего не видела вокруг от счастья. Под ногами листья шуршали, и ступать было легко, свободно… Мы часто останавливались и смотрели друг другу в глаза и опять ничего не видели вокруг. Зайцев тогда было много! Сколько раз они, сумасшедшие, натыкались на нас, и нам было весело. И казалось: всем, кто был в лесу в тот момент, всем им было так же чудесно и весело, как и нам. А потом… Чтобы не скучно было зимой жить в лесу, организовал Алексей драмкружок, и я была героиней. (Усмехнулась.) Героиней… Да, мы играли спектакль, а Людка лежала за кулисами у натопленной печки и спала. И когда однажды я, героиня, должна была умирать по ходу пьесы, Людка так за кулисами раскричалась, что мне сначала пришлось накормить ее грудью, а уж потом умирать на сцене. И зрители ждали меня и, ожидая, смеялись, а Алексей больше всех. А потом… Еще осень. Осень в сорок первом году. Мы опять шли через этот лес и молчали всю дорогу. Лес был черный, он был страшный, когда я шла обратно одна…

Входит  Н и к и т а. Его не видят.

Я долго бродила около дома, боясь войти под крышу, под которой стало вдруг тихо и тоскливо, как в могиле. (С силой.) А сейчас весна! И так много солнца вокруг, но зачем оно мне? Зачем?

М а р и я. Лена! Постой! Подожди! Я — сейчас…

Торопливо уходит в дом, и оттуда доносятся звуки фортепьяно, которые как бы вместили в себя все, что только что рассказала Елена, что пережила в это утро сама Мария. Звуки, становясь все полнее, все шире, кажется, отодвинули стену леса и взметнулись высоко-высоко к солнечному апрельскому небу.

Н и к и т а (негромко). Хорошо.

Е л е н а (вздрогнула). Вы?

Н и к и т а (слушая музыку). Теперь — получится. (Пауза.) Андрей Степанович здесь не появлялся?

Е л е н а. Нет.

Музыка резко обрывается. Из дома выходит  М а р и я.

М а р и я (держит в руках конверт). Лена, Андрей Степанович уехал, уехал навсегда! Слушай, что он пишет. «Дорогая Лена, я уезжаю навсегда. С тобою я был счастлив, но ты любишь Алексея, любишь его одного, и за это ты в моей памяти останешься еще более прекрасной. Я нашел в себе силы расстаться с тобой. Думаю, что и Алексей найдет в себе силы вернуться к тебе, к дочери. Андрей».

Пауза.

Н и к и т а. Нелегко досталось ему это решение.

Входит  К о л е с н и к о в, затем — И в а н о в н а.

К о л е с н и к о в. Здравствуй, лейтенант. (Елене.) Здравствуй.

Проходит на террасу. Никита быстро уходит. Ивановна мечется около дома, как птица у разоренного гнезда.

М а р и я. Пойдем. Пусть решает сам… (Уходит в дом.)

К о л е с н и к о в (появляется на крыльце). Мама, что это значит? Людка здоровая, смеется, хулиганит.

И в а н о в н а. И слава богу, и слава богу… (Приникла к Колесникову.) Хотела еще разок на тебя взглянуть…

К о л е с н и к о в. Старая, старая… (Спускается с крыльца.)

Быстро входит  И в а н  Ф е д о р о в и ч.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Здравствуйте, Алексей Михайлович.

К о л е с н и к о в (проходит мимо). Здравствуйте.

И в а н  Ф е д о р о в и ч (тихо, Ивановне). Народ не был?

Ивановна отрицательно качает головой.

Зовите, зовите женщин, торопите их…

Ивановна поспешно уходит.

Алексей Михайлович, одну минутку.

К о л е с н и к о в (останавливается). Да.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Не скрою, Алексей Михайлович, что разговор… да, да… тот неприятный разговор… то есть… по поводу моего проекта… оскорбил и потряс меня. Я потребовал через Москву, чтобы меня немедленно отсюда — вон! Прочь!

К о л е с н и к о в (сухо). И что же?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Вчера получил ответ. Вот он. Могу прочитать вслух. Если вам угодно.

К о л е с н и к о в. Не надо.

И в а н  Ф е д о р о в и ч (явно желая выиграть время). Как так — не надо? (Достает телеграмму, читает вслух.) «Согласны вашим переводом другое строительство. Кокарев».

К о л е с н и к о в. Что ж! Рад за вас.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Рады? (Разрывает телеграмму.) А так? (Швырнул обрывки.) Ошибки и ляпсусы исправляют на месте, уважаемый Алексей Михайлович. Правы были вы, а не я. Я остаюсь. Слышите — остаюсь.

К о л е с н и к о в. Правильно делаете.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Пойдемте ко мне, я покажу вам принципиально новую схему проекта.

К о л е с н и к о в. Извините, сейчас не могу. (Идет дальше.)

Входит  д е д  Н а з а р. Иван Федорович делает ему знак.

Д е д  Н а з а р. Лексей Михалыч, имею к тебе секретное донесение.

Входит запыхавшаяся Ивановна, дед Назар косится в ее сторону.

К о л е с н и к о в. Говори, не бойся.

Д е д  Н а з а р. Да ведь они, бабы… женщины то есть… (Кашлянул.) В наш лес немцы десант сбросили. С вечера перестрелка началась. Два выстрела своими ушами слышал. Предлагаю объявить осадное положение и принять (важно) координарные меры с целью ликвидации. Тах-то.

И в а н о в н а. Чего ты городишь? Сам стрелял, а теперь на немцев сваливаешь.

Д е д  Н а з а р. Как так — я стрелял?

И в а н о в н а. Андрей Степанович мне сказал — трофейный порох он тебе велел попробовать.

Д е д  Н а з а р. Мне?!

К о л е с н и к о в. Он так сказал?

Д е д  Н а з а р. Разберись, Лексей Михалыч.

К о л е с н и к о в. Разберусь.

Входят одетые в самые лучшие и нарядные свои платья женщины из бригады Насти под предводительством  Н а с т и  и  М а к с и м а  Т р о ш к и н а.

Г о л о с а. Здравствуйте, Алексей Михалыч!

— С праздником!

— С Первым мая!

К о л е с н и к о в. Спасибо, спасибо…

Пытается идти дальше, но на каждом шагу его останавливают женщины, поздравляя его, говоря что-нибудь хорошее.

Н а с т я. Максим, какого рожна меха не растягиваешь? Задарма, что ли, твой сундук тащили? Приклеился к своей Лушке.

Максим играет вальс «Амурские волны». Женщины танцуют друг с другом, танцуют неистово, стремительно, все больше и больше отдаваясь во власть музыки, и это красивое, но грустное зрелище снова напоминает о войне. Колесников хочет пройти к калитке, но одна из девушек подхватывает его, танцует с ним. Потом вторая, третья…

Д е д  Н а з а р (в восторге). Ну и бабы! Пропал ты теперь, Лексей Михалыч! Не пустют, ей-бо — не пустют!

Входит  В л а д и с л а в  с чемоданом и двумя вещевыми мешками. Увидев Колесникова, танцующего с девушками, он в изумлении останавливается. Вальс звучит все сильнее, женщины танцуют все неистовее, все стремительнее. Из леса выбегает молоденькая  д е в у ш к а. Весь ее вид говорит о том, что она несет новость, которая, кажется, может опрокинуть землю.