— Всё понятно! — протянул я. — Ты ржешь, когда добровольно залез в брачную петлю! Я же говорил ты в дерьме!

— Не… — покачал головой самодовольный наследник. — Это пахнет оооочень привлекательно. Ну ты большой мальчик в курсе, что каждая женщина по-разному пахнет. А вот от Вильмонт пахнет…не знаю как… но странно. Едва приближаюсь к ней, чувствую ее запах….и меня трясет, штырит, колбасит. Похлеще любой наркоты или алкоголя действует, даже желтый Джек меньше по шарам дает. В общем, ты понял? — спросил у меня.

Я понимающе покивал головой, хотя ни Бастарда не понимал. А я говорил, что он в дерьме. Надо было раньше убирать ее…стоп…нет… слава всевышним, этого не сделал. Бл… а если бы реально попытался ее убрать? Жесть. Рефлекторно провел пальцем возле шеи, та оказалась на месте и целехонька.

Отчего я вздохнул счастливо и расслабленно.

POV Вильмонт

У меня очень странное ощущение, я будто во сне или в тумане, ничего не видела пока с Хаски шли по коридору. Он на прощание махнул рукой, а я молча зашла в комнату.

Захлопнула дверь, прислонилась спиной к ней и смотрела сквозь кровати на Машу и Кристину. Подруги были заняты, кто чем. Медведица с блокнотом в руке и ручкой грызла колпачок, а Кристина на компьютере фильм смотрела. Теперь понятно, откуда у Гиены права на машину и куча денег.

Со старым извращенцем спать пять лет заслуживает нереальных наград и понятно почему она мужчин боится.

На закрытие двери девочки обратили внимание и обе оторвались от дел.

— Я завтра подписываю брачное соглашение с Хаски, — минута молчания наверное, по моей безвременной кончине последовало после известия. А затем Маша принялась очень проникновенно исписывать страницы.

— Я тебе похоронный стишок пишу, — заявила брюнетка. А вот Кристина не отмирала, ногами болтала в воздухе и валялась животом на кровати.

— Ну что принято в данном случае говорить, — начала подруга спокойным голосом. А потом улыбнулась, готовая заржать видно по оскалу. — Соболезную! Сочувствую! И поздравляю!

И она начала смеяться, как некогда Гиена. Громко, надрывисто, подобно глупой животинке. А мне не до смеха.

Почему судьба нас сталкивает с остервенением? Или это Хаски руководит судьбой? Не могу до конца поверить, что он сюда руку не приложил.

Волчица по-прежнему была на работе, а я устала морально. Не могла сидеть на одном месте, присаживалась на кровать, и тут же подскакивала и ходила по комнате взад-вперед. Кристина в конце не выдержала и сказала, что я всех раздражаю.

Я и свалила молча из комнаты, нужна была подушка для слез. Шмонту позвонила, (милый зайка) согласился составить компанию.

Сидели в кафе, кушали, в полном молчании, не считая легкой музыки на фоне. Я слышала звук глотка алкоголя из бокала. Звон стекла, когда его ставили на стол, шебуршание ткани — скатерти, или звук моих каблуков о пол.

Я не знала, что сказать. Казалось — вот он овраг передо мной. Я стояла возле него. Внизу чернота. Ужас окутывал плетьми, стегал изредка, болезненно отдаваясь в сердце. Шелохнуться не могла, стояла и смотрела, а эти плети внезапно схватили за запястья и потянули в черноту, тьму.

Я с ужасом кричала, но никто не слышал, пока мою плоть затягивало вниз.

— Когда ты молчишь, ощущение будто настал конец света, — Лёнька, развалившись на диване, напротив меня покуривал сигарету, зажав ее в зубах. Шмонт звездой раскинулся, руки — ноги в разные стороны.

— И у меня такое ощущение, — проговорила, не смотря другу в глаза, а куда-то на стол на пепельницу, в которую он время от времени скидывал пепел, как ненужный мусор.

— Хватит киснуть, Вильмонт! Мы пришли тусить, а ты носом клюешь в бокале. Пей давай, — никакого желания пить.

И я выдохнула и сгустки кислорода из легких, и весь немалый рассказ. Прям в нескольких предложениях уложилась. Смысл был таков — (временно подписываю брачное соглашение с Хаски. Всего на четыре месяца). Много не стала рассказывать, все-таки не моя тайна.

— Что!? — сигарета у Леньки зависла в пальцах, между ровными рядами зубов. — Ты пьяна?!

— Я подписываю соглашение с Хаски, это всего на несколько месяцев.

— Это какой-то розыгрыш, правда, Вильмонт? — после этих слов Лёнька, как будто вновь воспрянул духом, оглянулся по периметру вип-комнатки небольшой, в которой мы уселись. — Ревновать хочешь заставить — благодарю покорно, после той фотки придти в себя не могу…

— Я не шучу, — его потрясенное не верящее лицо было хуже пощечины. Мне показалось словно я дала ему пощечину. Верности никогда не требовал от меня, потому что знал я всегда буду с ним. А теперь это «всегда буду» пошатнулось.

Лёнька окурок выбросил в пепельницу, прислонил руки к лицу и очень громко начал выдыхать воздух в них.

— Это ты решила очень милым способом сообщить о нашем расставании? — руки резко отдернул от лица. Брови нахмурил, лицо изменилось неожиданно, приобретая немного розоватые оттенки. Когда он гневался, то начинал краснеть. Но это не частое явление, поэтому немного смутили перемены в его поведении.

— Я надеюсь обойдется. Вместо того, чтобы орать, поддержал бы друг называется, — взяла со злости очередной стакан и как хряпнула. Если так продолжу — завтра не встану.

— И как мне помочь? Уложить в его кроватку и ножки тебе раздвинуть!? — тьфу!

Хотелось за хамские выражения ему в рожу плюнуть, но сдержалась, памятую, что сама бы была отнюдь не добренькая на его месте. Он прав, что могла требовать от него. Какой помощи? Махнула рукой, признавая правоту. Какая-то мысль завертелась по спирали, вокруг себя беспрерывно, какой-то выход…что-то должно быть… способ… то, за что могла зацепиться.

— Идея! — мои глаза засверкали с открытым чувством восторга и ехидства. — Я знаю, что делать, Шмонт. Юрист есть знакомый? Только строго между нами?

— А зачем тебе? — энтузиазма моего он не разделял. Скептически оглядывал и думал, наверное, послать или нет.

— Давай скорее, — пересела резко к нему на диван. — Шмонт, помоги, всего четыре месяца! Не волнуйся, изменять ему буду с тобой… — засмеялась вдруг.

Очень полегчало от этой выходки, которую совершу. Не все будет по-твоему, господин Хаски.

Поиграем в новую игру, наивный наследник!

— Обрадовала, — с сарказмом хмыкнул Лёнька и достал телефон, что-то выискивая, видимо, фамилию.

— Не говори имен, пожалуйста, — зашептала в отчаянии, когда он стал набирать номер.

Шмонт что-то прошептал, очень отдаленно напоминающее:

«Пошла к Бастардам. Или пошла к Баллийцам…. или куда-то еще дальше…»

Но я, так и быть, замолчала покорно, слушая разговор.

Хороший, видимо друг его, близкий. Когда Ленька передал трубку с предложением — пояснить суть вопроса, я покорно взяла и поздоровалась. Начала говорить четко по факту, без имен и фамилий. Когда узнала ответ на вопрос, поблагодарила вежливо и отсоединилась.

— Это другой разговор, — Ленька, наконец, вернулся в доброе расположение духа. — Так и надо было начинать, а то свадьба, свадьба, перепугала, давай за твою свадьбу. Надеюсь через четыре месяца тебя освободят от обещания! — поднял бутылку с вином и начал нас спаивать наглым образом.

— Ты — могила! — ткнула в него пальцем указательным.

Могила! — подтвердил насмешливо Шмонт и провел двумя сжатыми пальцами по губам сверху вниз, намекая на стежки нитками.

— Или я тебя сделаю могилой! — пригрозила выразительно.

И кулак показала свой маленький, но убийственный. Могу и глаз выбить при желании, не советую обманывать.

А потом мы улыбнулись друг другу, как раньше. Как два верных поддельника, договорившихся идти на дело. В детстве, когда я шла на хлипкий мостик возле Гробницы, Шмонт неизменно следовал за мной. Я фыркала, иногда прогоняла приставучего мальчишку, но знала о его присутствии рядом, почти на расстоянии вытянутой руки.

Папа иногда отлавливал и устраивал разборки. Там же пограничная зона со Страдовцами видите ли, опасно.