Боль и я — одно целое сейчас, нет никого роднее и ближе. Я в ее власти. Пока соображал, значит жив.

Сотни раз ощущал это и гадал — выдержит тело или нет.

Один единственный, противный писк в ушах, голоса размылись в голове. Оглох. Больше ушам не страшны громкие звуки. Руки отнял, так и лежал, пока тело терзало от взрывов.

Глаза открыл, наблюдая картину, как воронки ветра от взрывов игрались с окружающим миром, обломками, одеждой и даже людьми.

И, наконец, ошутил плавное покачивание перед глазами, как поплыли медленно искажающие волны. Кажется, рассудок отключался. Закрыл глаза, а теперь гадаем…

POV Вильмонт

Не прошло и дня. Собиралась в университет, заваривала кофе с утра пораньше. Ничто не предвещало беды. Стояла напротив маленького, плазменного телевизора и впитывала информацию в новостях. Да. Да. Какой у меня папа молодец отмыл деньги в фонде больных неизлечимым формами болезней. Сама горжусь. Теперь ему налоги не придется платить. Хоть постеснялся бы так очевидно о своих махинациях говорить. Ни стыда ни совести.

Неожиданно картинка сменилась кадрами ЧП. Сделала погромче, привлекла чем-то внимание картина. Пыль, все серое, сломанное, с трудом понятно место, где происходило. Судя по бегущей строке, парк возле корпорации Хаски. Отставила чашку и слушала.

Террористические взрывы. Весь парк полностью взорван и разломан. Тридцать смертей и около пятидесяти пострадавших. Намеки на то, что ночью в парке были замечены Бастарды.

Как на минном поле живем: gовсюду взрывы, пожары. Хоть на улицу не выходи.

Телефон завибрировал на столе.

Не посмотрев на номер, который звонил, ответила, при этом продолжала слушать новости:

— Алло…

— Вильмонт, — хриплый голос. Не сразу поняла, потом стала понемногу доходить информация до мозга, на кого это похоже. Леня, прокашлявшись будто бы только встал с постели, продолжил:

— Я понимаю, что тебе срать было на меня все время, твоя бредовая мнимая любовь с трудом в нее верил. И факт твоей измены почти перенес, все же мы не клялись друг другу в верности и сам не белым цветочком, но я… твою мать… никогда тебя Аня не унижал и считал тебя самой главной девушкой в своей жизни. Но это…Аня… совсем низко даже для тебя…

— Лень….? — начала удивленно, а потом вспомнила урода одного. Я забыла. Хаски и наше вчерашнее свидание в раздевалке. Успел уже!?

— Вильмонт! — повысил голос, наверное, впервые в жизни, поскольку не помню похожи случаев, когда бы он орал на меня вперемешку с гневом. — Я надеялся наша дружба хоть что-то стоит для тебя, а нет. Ты собственно, как и все Аристократки! Покрутить хвостом и забраться на «х…й» богатым наследникам! — своеобразный писк и полная тишина.

Мой друг бросил трубку. Я медленно присела за стол, чашку не аккуратно поставила и та расплескалась по бело-серому кафелю. Довольно с меня. Встала раздраженно, кофе выплеснулось и на мою кофту, коричневыми разводами испортив внешний облик.

Пошла к умывальнику, схватила тряпку и пошла вытирать, удалять всю грязь со стола. Пора и из души выгнать всю грязь. Зачем я терплю? Никакой мир во всем мире не стоит моих терзаний. Довольно, я не стану нести ответственность за прогнивший мир и пусть отец, что хочет делает. Лишает наследства, угрожает. Мне все равно.

Хаски использует всех людей, которые мне хоть немного дороги. Саша, Леня, девочек. Пора разорвать замкнутый круг и найти выход. И я знаю, что надо было сделать. Не возвращаться сюда никогда.

POV Хаски

Белый сплошной туман, мелкие пылинки беспрерывно вертелись в воздухе, балансируя на грани падения, а потом все же падали и словно бы испарялись. Снится? На расстоянии нескольких сантиметров непролазная, белая стена.

Поставил локоть на асфальтовую дорожку с намерением встать, но из тела изъяли последние силы. Я с трудом себя контролировал. В голове непрестанно шумело, целый ураган звуков.

Вставай, ничтожество…

Ладонь второй руки поставил на твердую поверхность

Давай, вставай, давно такого дерьма не чувствовал во всем теле, не хило приложило… Вставай. Колено подтянул к груди и оперся им в асфальт. Вставай. Второе колено подставил.

Непрестанный звон в ушах, ничего не слышал, головой встряхнул пытаясь придти в себя. Оглушило от взрывов, слишком настойчивый звон в голове. Неловко поднялся, как человек впервые совершавший попытки встать. Эх… прикольно. Руки в саже, темные-темные перед глазами. Оступился на ровном месте один раз, едва обратно не завалился на трухлявые, обгоревшие ветви от ближайших деревьев. Я возле лавочки очнулся, куда откинуло от взрыва.

Оглянулся по сторонам: люди пытались шевелиться, видел их приоткрывавшиеся губы, но не слышал, говорили они что-то или нет. В кустах перевернутая коляска. Здесь была женщина с ребенком, когда я проходил мимо. А за лавочкой заметил человека — мать похоже.

Неловко обошел скамейку. По обездвиженной грудной клетке сразу понял, что женщина труп. Ее стеклянные глаза смотрели на голубую высь надо мной. Потухший взгляд не двигался. Трупы всегда вскользь наблюдают за тобой, никогда не закрывают глаза, если насильно не прикрыть.

Из уха матери лилась кровь — возможно повреждены барабанные перепонки после взрыва. Нас не хило не приложило. На всякий случай наклонился к трупу и прислонил пальцы к шее жертвы. Жила на шее не билась. Поднял руку с часами, постучал по циферблату указательным пальцем. Ноль эмоций, технику вырубило.

Звон в ушах проходил, но голова гудела, будто по ней не переставали сильно колотить.

Постепенно звуки стали доноситься, пока шел по аллее в направлении корпорации. Оглядывал потрескивавшие деревья в пламени огня.

По середине дороги, оглядел трупы еще ни одного человека, когда навстречу выскочили охранники. Налетели со всех сторон, вцепились мне в локти, что-то говорили, а я их слышал сквозь какой-то вакуум. Видел по губам, что они что-то говорили. Хотел сказать отвалите. Вроде и произносил, но плохо слышал сам.

Мне что-то пытались сказать, куда-то потащить, я резко вырвал локти из чужих рук, ненавидел когда прикасались. Раздражено сказал, чтобы отвалили, слов своих не слышал, но охранники в форме и в масках видимо расслышали и отошли, давая пройти вперед по аллее в белой дымке, к корпорации.

Возле входа высыпала толпа работников.

— Дмитрий Сергеевич! — я расслышал с трудом.

Звуки возвращались в голову. Поднял руку, чтобы заткнулись и покачал отрицательно головой, не намеренный слушать никого. Зашел в идеальную, аккуратную корпорации, по гладкому кафелю прошел к стойке регистрации — женщина работница, что неизменно с улыбкой встречала служащих испуганно смотрела на меня и не улыбалась, как в обыкновенные дни.

— Д…Дм. Дмитрий Сергеевич, вам в медпункт надо, я вызову сейчас к вам… — я поднял опять ладонь вверх, чтобы заткнулась, поставил локти на стойку регистрации.

— Телефон, — прохрипел.

Я услышал глухой свой голос и протянул руку к девушке. Та послушно отдала, едва заметно подрагивали ее пальцы, передающие средство связи. Затем отвернулся от стойки и спиной оперся об нее. При этом набрал знакомый номер.

— Да? — услышал голос Санька после нескольких гудков. Его голос аналогичный моему глухой.

— Я, — ответил коротко.

— Как ты? — спросил Польски. Я оглядел свой внешний облик и усмехнулся.

— В дерьме я. В дерьме…

— Туго? — перебил внезапно Санек поток моего негатива.

— А ты как думаешь? — взлохматил отяжелевшими руками волосы на голове. — Какого Бастарда спрашиваешь, если сам в курсе!? Я, как…как… – слов не мог найти подходящих для описания бешенства, зверем рвавшего грудину.

Поднял руки перед глазами, пиджак с сорочкой сожгло по локти, руки в черной саже, твою мать, на брюках серых дыра на колене, я в грязи.

Я вновь слышал голос свой, причем отлично. Опустил руки.

— У меня, сука, встреча через, — хотел посмотреть на часах, а весь циферблат скрыт черной пленкой сажи. — Через не знаю сколько минут с Ангельским, а я как Бастард гребаный с помойки. Где костюм достать? — оглянулся на женщину-работницу, взиравшую на меня, как на явление адского создания. — Костюм мне! Срочно! — гаркнул ей в вполоборота.