Фотографии были убраны с пола, нашли приют в зеленом плюшевом альбоме, и лишь одна лежала посреди ковра, и Витка соскочила с кровати, схватила ее, вгляделась. Клевер полузаросшей тропинки, июльский расплавленный день над застывшими ракитами, деревянный дом за узорчатым палисадом… И только женщины не было перед калиткой, но окна дома были плотно зашторены, и сквозь крайнее окно она почувствовала взгляд, бесконечно любящий, тревожный, чуть печальный. Старая женщина была в доме.

— Бабуш… — приникла Витка лицом к фотографии. — Бабуш… — повторила она, сраженная силой этой любви к ней, любви из-за гроба, любви, победившей демона и смерть. Бережно положив фотографию в альбом, Витка попыталась заправить постель и укололась о розу, оставленную на подушке. Витка засмеялась, схватив розу, подбежала к окну, облокотилась на подоконник. Летний великий мир со скрипом качелей, шумом машин, детским смехом со двора встретил ее, переливаясь, как дивный кристалл. Витка улыбнулась и махнула ему рукой. Надо было учиться жить заново.