Награда? За работу? За какую работу? То, что я была с ним ночью, называется «работой», а благодарность – «честной наградой»?

Боже…

- Ты ведь шутишь, так? Только не говори мне, что эта не шутка, - взмаливаюсь, стискивая пальцами край своей блузки. Где-то недалеко поблескивает отчаянье. Неужели он правда думает, что все, что я делала и все что сделаю, когда помощь снова ему понадобится, ради чего-то?

- Разумеется, нет.

- Эдвард, мне ничего не нужно.

- Так не бывает, - он вздыхает, недвусмысленно взглянув на сына, - всем чего-нибудь нужно.

- Неправда.

- Белла, я предлагаю тебе подарок, вот и все. Просто скажи, что тебе нравится, и оно твое. Только твое.

- Что угодно? – лживо улыбаюсь, подумывая уколоть его же оружием, - и даже если выберу Джерома?

Подобным моим ответом мужчина начисто шокирован. Сама его пугаюсь, заново проиграв в голове. С содроганием наблюдаю за тем, как лицо Каллена сначала белеет больше прежнего, а затем к нему приливает кровь, делая бледную кожу розовой. Скрежет зубов недвусмысленно выражает мысли Эдварда.

- Материальнее, - шепчет он, смерив меня враждебным взглядом. Ладони накрывают спину ребенка, скрывая от меня.

- Эдвард, я сказала глупость, извини, - пробую вернуть ситуацию в прежнее русло, дабы он и вправду не решил, что я пытаюсь отобрать у него мальчика. По крайней мере, несмотря на всю глупость подобного, мне кажется, на мгновенье мой похититель об этом все же подумал.

- Верно, глупость, - взгляд немного смягчается, но руки не двигаются с места. Будто я попытаюсь силой забрать ребенка.

- Пожалуйста, не сомневайся во мне, – до дрожи хочется его доверия. Не могу пересилить себя и промолчать. Оказываюсь ещё ближе, чем раньше. Совсем рядом. Не отводя глаз, позволяю Эдварду вдоволь изучить себя, надеясь таким образом искоренить все сомнения.

Малахиты используют возможность, не отвергая её. Мужественно выдерживаю целенаправленный взгляд, сама наблюдая за происходящим внутри него.

Враждебность постепенно сменяется благосклонностью, демонстрируя даже немного скрытого испуга. Совсем каплю, но мне хватает.

- Не волнуйся…

Мужчина быстро кивает, отворачиваясь к окну.

- Так что ты все же выбираешь?

Чувствую, эта тема будет долгой.

- Я помогала тебе, потому что захотела. Я и сейчас хочу, если потребуется, – выдавливаю полуулыбку, - и за это ничего брать не буду.

- И даже машину? Как насчет моего «Бентли»?

- Нет, - уверено качаю головой.

- Квартира? В Сиэтле, например?

Зачем он продолжает? Почему не может остановиться?

- Не нужно.

Мужчина усмехается. Малахиты окончательно возвращаются в прежнее состояние. Становятся даже светлее, чем в начале разговора.

- Неужели ты готова променять все это на меня? – вопрос задается безразличной интонацией, насмешливой, но все не так просто. От моего ответа многое зависит.

- На вас, - с любовью смотрю на сладко спящего Джерома, а затем возвращаюсь к мужчине.

Кончики пальцев покалывают, требуя коснуться его.

Не противлюсь им.

Бронзовые волосы как никогда мягкие, когда я притрагиваюсь к ним. Аккуратно глажу то место, где они соединяются с кожей. Как ночью…

- Я действительно рада, что ты вернулся, - тихонько сообщаю, любуясь малахитовым северным сиянием, - мы поможем тебе как можно скорее поправиться.

- Уже, - сливаясь с тишью комнаты, произносит бархатный баритон. Усмехается.

*

Белая. Совсем белая комната. Стены ровные, до ужаса высокие. Потолка не видно, а пол теряется среди бесконечной темноты.

Нахожусь в одном из углов, тесно закутавшись в теплое одеяло. Не знаю, откуда оно здесь, но это все, что у меня есть. Все, что в принципе есть в комнате.

Временами какие-то непонятные, страшные звуки будоражат сознание, но сил подняться, попытаться найти выход, почему-то нет. Темный угол кажется безопаснее простора неизвестной комнаты. В особо жуткие моменты просто утыкаюсь лицом в махровую поверхность, тем самым хоть как-то, но прячась.

…Ветер, словно совсем рядом разыгралась буря, умирающе завывает. Вместе с ним слышу шаги, выделяющиеся из звуков импровизированного бурана вполне ярко.

Нерешительно поднимаю голову, ища незнакомца взглядом.

Больно ударяюсь о стенку, дернувшись назад, когда на обозрение предстает фигура моего супруга. Как в первую из ночей – пуховая серая куртка, темные джинсы, волосы с миллиардом снежинок, запутавшихся в них. И глаза. Серые-серые, холоднее и острее любой льдинки.

Мужчина нежно мне улыбается, останавливаясь на расстоянии пары шагов.

Дрожу, шумно втягиваю носом воздух.

- Здравствуй, моя красавица.

Сжимаюсь в комочек, но опустить взгляд не смею. Джеймс держит меня сотней стальных тросов одними лишь глазами. Надменно-насмехающимися.

Единственное, что заставляет оторваться от них – на секунду, но все же, - очередные посторонние шаги. За мгновенье, потраченное на внимание к пришедшему, узнаю тщательно расчесанные смоляные пряди и белую, словно первый снег, кожу, туго натянутую на острое лицо мужчины.

Маркус.

- Boginiya de rose, - ласково приветствует Вольтури. Едва заметная улыбка трогает бесцветные губы. Меня в очередной раз пришпиливает к немой стенке, когда я вижу знакомые глаза. Черные-черные, где радужка слилась с расширившимся зрачком. Точно в тот день, когда он…

- Что ты с ней сделал? – неодобрительный вопрос Черного Ворона повисает среди бурана.

- Абсолютно ничего, сеньор, - Джеймс невинно улыбается, - вы сами можете убедиться.

- Я хочу убедиться, - низкий, до невероятности грубый голос больно режет слух. Впиваюсь ногтями в ладони, чувствуя, что совсем скоро вспорю кожу на них.

Рауль появляется в поле зрения вместе с Хью. Непримиримые враги, они сейчас идут под руку, на максимально близком друг от друга расстоянии. Оба ничуть не изменились с нашей последней чертовой ночи. Ночи, послужившей причиной моего побега из борделя… Откуда они узнали, где я? Неужели Джеймс?..

- Всему свое время, - примиряющее поднимает руки мой благоверный, - у нас есть вся ночь, и вся Изабелла, правда, Красавица?

Секундой позже он притягивает меня к себе…

- Не надо, - хриплю, вырываясь из цепких рук Кашалота, - не надо ночи, пожалуйста! Пожалуйста!..

На крик не осталось сил. На брыкания – тем более. Впиваюсь ногтями в подушку, нещадно дергая ни в чем неповинную наволочку.

Все, что я могу, все, что я хочу – остаться на своем месте. Не разрешить Раулю снова оказаться рядом, не дать Хью нависнуть надо мной, сбежать от Маркуса, чье холодное дыхание больно жжется на разгоряченной коже, оттолкнуть Джеймса - не позволить ему отдать меня этим людям. Смотреть на то, что они собираются сделать.

- Тише, - увещевает Джеймс, его руки обвивают мои плечи, - тише, Изабелла.

- Отпусти меня, п-по-пожалуйста… - стону, умоляя кого-нибудь свыше, чтобы сегодня моих слез оказалось достаточно для отмены приговора. Пожалуйста. Я на все готова.

Вздрагиваю всем телом от неимоверного облегчения, осознавая, что меня услышали! Голос Кашалота затихает, а ладони, сдерживающие меня, исчезают, будто их и не было.

Подтягиваю колени к груди, сжимаясь в крохотный комочек. Если отпустил, не тронет. Обещал… Слезы предательски продолжают течь, отказываясь отпускать измученное сознание. Утопаю в них, даже не пытаясь стереть, прекратить эту истерику. Мне слишком страшно…

«Да, красавица» – хриплый голос Джеймса.

«Да, моя девочка» - тихий-тихий, едва слышный, Маркуса.

«Ещё, малышка, ещё» - низкий, словно от злодея из кошмара, задыхающийся - Рауля.

- Белла? – очередной мужской голос, напоминающий тембр Джеймса, прорезается совсем рядом с ухом. Снова.

Боже, если я доживу до утра, сделаю все, что пожелаешь!

Приглушенно вскрикнув, дергаюсь в сторону. Неужели они вернулись за мной?