– Ну, Пека, ну! – закричал Кроха в перерывах между воплями напарника, – не кричи так, может, не все пропало…

– Что?! – закричал тот, – Выход-то вот он! Нет его! Нет!

Завал был капитальный – стражей стало совсем не слышно. Может быть, они ушли, испугавшись сотрясения, а может быть, камень намертво глушил все звуки.

Пека еще некоторое время вопил, а потом охрип и умолк, и тогда Кроха познал тишину – их будущую повсеместную спутницу. Тихо-тихо в пирамиде – лишь капает где-то далеко вода.

Притомившись, уселись у самого завала – Кроха чувствовал массивную стену из камня совсем рядом, а с другой стороны дул слабый, пропитанный холодом глубин, сквозняк.

– Что нам делать… – стонал Пека, – сдохнем тут не за что. И не узнает никто, что мы тут были.

– Вниз идти надо.

– Куда вниз? В пирамиду?

– Да, в пирамиду, – сказал Кроха, – все лучше, чем здесь сидеть. Может быть, есть еще выход.

Приятель Крохи подобрался в темноте. В голосе прорезалась надежда:

– Правда? А ты откуда знаешь?

– Они везде есть, Пека, – Кроха поднялся на ноги, остановился, ощупывая гладкие стены – а в такой пирамиде их не два и не три. Да ты, наверное, слышал – умирая, Арсеникум заказал в своей царскую палату сделать открывающейся изнутри, так, как будто он может выйти и через подземный ход вернуться в столицу.

Зря он это сказал – при мысли о бездыханном Арсеникуме, который к тому же может выйти из усыпальницы, Пека вновь начал всхлипывать. Кроха покачал головой – развезло парня.

И у самого тяжело на душе – как выбираться. Про проходы, понятное дело, не знает вообще ничего. Но ведь должны быть! Не может не быть!

– Вставай друже! – сказал Кроха, – держись мне за плечо, так и пойдем.

Пека покорно поднялся – слышно было, как он всхлипывает в кромешной тьме. Потом его рука, как диковинный потный паук вцепилась Крохе в плечо, так, что тот едва сдержал стон – Пека цеплялся с силой утопающего.

– Входы, да? – просил Пека, – ну пошли тогда.

И они направились вниз по коридору – Кроха щупал камень, а Пека держался за Кроху.

Коридор был не широк и шел куда-то вниз, это было одновременно хорошо и плохо. Хорошо, потому, что если где и быть подземному ходу – так это под землей. А плохо, потому что Кроха знал – пирамида, это только верхняя часть усыпальница. Он бы сказал «верхушка айсберга», но Кроха никогда в жизни не видел айсбергов.

Стена под пальцами – то гладкая, то шероховатая, то сухая как песок пустыни, то чуть сочащаяся влагой. И становилось все холоднее. Спустя полчаса наткнулись на развилку, и Кроха выбрал правый проход, не задумываясь. Тьма давила – казалось ты ослеп или, скажем, заживо похоронен.

– Кроха? – спросил вдруг Пека.

– Ну?

– А ты знаешь… знаешь, как все происходило?

– Арсениково захоронение?

Пека промолчал, но Кроха понял, что был прав:

– Арсеникум был богат, ты помнишь. А еще он был обличен властью, такой, какой не может похвастаться ни тогдашний, ни тем более нынешний царь. Тогдашнего то, собственно, сам Арсеникум и воспитал – на коленях еще держал, мальчишку сопливого. С ранних пор приучал к жестокости – говорил, мол, во многия власти, многия печали, так, что лучше привыкать заранее, и к тому же…

– Кроха?

– Чего еще?

– А кем он был, Арсеникум?

– Сам будто не знаешь.

– Все равно ты больше знаешь.

– Да не знаю я, Пека. Никто не знает, кроме Арсеникума, а он, как видишь, помер. Но слухи при жизни о нем ходили разные. Самый страшный… самый страшный о нем был такой – мол, Арсеникум есть жрец, и даже посланник самого Каннабиса…

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь тяжелым дыханием, потом к нему примешались всхлипывания Пеки.

– Ну Пека! Ну не раскисай ты! Совсем размяк, ревешь как девчонка! Пека! Не верю я в это, если хочешь знать. Человеком был наш Арсеникум, человеком и помер! Вот неожиданно так – прожил много, но царя все ж не пережил. Нашли мудреца в его покоях ранним утром – лежит себе безмятежный – ну как будто уснул! Борода холеная, маслом намазанная. А рядом – на папирусе подробная инструкция как и что с ним делать. Ну, понятно, что он просто так дубу дать не мог – великий ведь мистик. Царь наш в депрессию впал и в запой. Повелел делать, как написано. Так и сделали.

Три дня вымачивали Арсеникума в вине, и еще три в меду, а когда вынули, да народу показали – так у нищеты и бедноты обмороки голодные случились – так вкусно от него пахло! Потом… потом по максимуму – требуху долой, а мозги отдельно вымачивали – в чане с розовыми лепестками. Бинты, пропитанные вечной смолой сверху наложили, дабы сохранился Арсеникум во веки веков, и когда придет время смог свое Ка провернуть и возродиться. И знаешь, все в это верили.

Естественно нигде кроме Некрополиса он не мог найти покой – большой шишке большую гробницу. С ним отправили всех его рабов, а также группу фанатов – почитателей, да заодно три десятка раскольников, уверовавших в Каннабиса, что смуту разводили в династии. Царь сильно плакал, Арсеникума провожая, и сам в гробницу рвался, но ему не дали – сказали, что у него еще династия есть. Поэтому царь отдал в последний путь только всех своих старших родственников, бесполезных уже.

– Ого! – посочувствовал Пека, – важный был человек Арсеникум, ежели ему такие почести!

– А ты что думал? Всех собак, кошек, белую ручную крысу царицы, и племенных морских свинок отправили вслед за рабами. Помнишь, Пека, сколько такое стоит? Драгоценных масел не пожалели. Налоги на год подняли втрое, чтобы на яшму накопить. Вот так то! Ну и скот, конечно. Голодали потом три года, рождаемость упала, из-за чего нас чуть было не захватили дикие варвары из пустыни. И плач по Арсеникуму стоял три дня и три ночи, и огни горели разноцветные и говорят, даже пустили секретное храмовое оружие, что взорвалось над Некрополисом громоподобно. Вот! А еще…

Он замолчал. Пека настороженно топтался позади. Наконец робко спросил:

– Кроха, ты чего?

– Подожди… – стена закончилась и справа прощупывалась некая ниша, в которой пальцы наталкивались на что-то сухое похрустывающее.

Кроха напряженно шарил пальцами. Форма предмета складывалась в голове.

– Череп… – сказал Кроха.

Пека снова начал кричать.

И теперь мимо них тянулись и тянулись ниши с бессловесными последователями Арсеникума на разной стадии высыхания. По обе стороны коридора гнездились эти ниши со своими молчаливыми постояльцами, и пол ниш был с какой-то инфернальной заботой выстелен сухими веточками. Пека повопил и замолк – хватило его совсем ненадолго, куда как меньше, чем у входа. В воздухе стояла неприятная сладость, от которой свербило в носу и на глаза наворачивались слезы.

– Еще скот должен быть, – произнес Кроха, – но он ближе к усыпальнице.

Сколько они шли вот так, во тьме, окруженные мертвыми? Кроха совсем потерял счет времени. Временами Пека впадал в отчаяние и начинал стонать и это очень действовало на нервы. Потом руки вновь ощутили камень – ниши остались лишь с правой стороной коридора. Здесь было холоднее и по стенам капала вода.

Кроха остановился и, прислонив к стене, пальцы облизал холодную, горьковатую влагу, которую породила сухая земля. Сразу полегчало в начавшем уже пересыхать горле.

– Пека, если хочешь пить, лизни стену.

Тот завозился, рука его наткнулась на мертвеца справа и он испуганно вскрикнул.

Нащупал справа стену и стал жадно слизывать влагу.

– По крайней мере, от жажды мы не умрем…

– Не от жажды… – сумрачно произнес Пека, – от голода, или холода… выхода то нет.

Они побрели дальше, сквозь темноту, и все гаже становилось у Крохи на душе, все тяжелее. Но вот действительно отчаяние пришло лишь когда он со всего маху ткнулся лбом в неожиданно возникшее в темноте препятствие. Затаив дыхание, Кроха начал шарить руками по стене и везде его ладони натыкались на гладкий, словно отполированный камень. Были, впрочем, какие-то выщерблины, словно кто-то уже попавшийся в ловушку долго и упорно пытался одолеть каменный тупик.