Заметив, как шевельнулась в ближайшем освещенном окне занавеска, Эдита вышла на бетонную дорожку и, прижав локтем к боку сумочку, решительно постучала.

Мгновение тишины, нарушаемой только криками чаек и шорохом шин на шоссе. Потом изнутри послышался какой-то шорох, затем – приглушенные голоса, за которыми последовал сдавленный крик. Всего лишь «Эй!», оборванное звуком пощечины и уханьем. Эдита снова постучала, на сей раз сильнее. И снова ответом ей было молчание.

– Он у меня! – стукнув еще раз, крикнула она. —Элоиза Лейми, то, что вам нужно, у меня!Свет в номере погас, послышался скрежет отодвигаемой задвижки и звяканье цепочки. Дверь приоткрылась. Внутри было темно, и Эдита прищурилась, стараясь что-нибудь разглядеть.

– Входите, – произнес женский голос.

Затем последовал новый крик, всего одно отчаянное «Нет!», и снова звук пощечины. Кто-то прошипел предостережение.

Сделав глубокий вдох, Эдита переступила порог номера. Дверь за ней захлопнулась, и выступивший из-за двери мужчина включил свет. Элоиза Лейми сидела на стуле у стола с пластиковой столешницей под дерево. Перед ней лежали кроссворд и карандаш, чуть поодаль стояли несколько пластмассовых стаканчиков с кофейной гущей и следами губной помады.

– Тимоти! – воскликнула Эдита, с удивлением узнав того, кто вышел из-за двери.

С пристыженным видом он кивнул в ответ. Миссис Лейми пронзила его взглядом, словно вдруг расстроилась или что-то заподозрила.

– Я и не знала, что вы на короткой ноге с Эдитой Бартон, мистер Горноласка.

– Это было давным-давно, – пробормотал он. – Мимолетное знакомство.

– И впрямь мимолетнее, правда? – сказала Эдита. – Но мне как будто помнится, что вы не раз и не два ели за нашим столом. Вы, наверное, забыли.

Пожав плечами, он отошел и сел напротив миссис Лейми, с его лица исчезло обычное невозмутимо-высокомерное выражение, сменившись гримасой сконфуженного подростка.

– Заприте проклятую дверь, – с отвращением сказала ему миссис Лейми.

– Она же заперта, – возразил он. – Замок закрывается автоматически.

– И цепочку тоже накиньте. Повернувшись, Эдита вернула на место цепочку.

– Спасибо, – вежливо сказал Горноласка, но под ядовитым взглядом миссис Лейми осекся. Пожав плечами, он прищурился и, взяв пластиковый стаканчик, принялся отрывать от края кусочки, старательно избегая встречаться глазами с обеими женщинами.

– Ну? – вопросила миссис Лейми.

– У меня его нет, – просто ответила Эдита. – Я солгала, чтобы заставить вас открыть дверь.

Миссис Лейми подняла брови и медленно кивнула, точно Эдита – первоклашка на перемене, и пришла пора делиться со старшими завтраком.

– Тогда что вам нужно? – поинтересовалась она.

– Мне нужен мой муж.

– Вы его не получите. – Голос миссис Лейми зазвучал на октаву выше. – Только в обмен. Я ведь так вам и сказала по телефону. Ничто не меняется, да? Теперь, надо думать, мне придется избавиться от вас обоих. Сами понимаете, ворвавшись сюда, уйти вы уже не можете. Это ваша вторая большая ошибка. Первую большую ошибку вы совершили, выйдя замуж за Роя Бартона. Какой неуместный и достойный сожаления поступок! Не могу сказать, что понимаю ваше поведение.

– Конечно, не понимаете. Вы вообще ничего не понимаете. Если бы понимали, то знали, что я вовсе не хочу уходить и без Роя не уйду. Разве я не сказала вам только что? Мне нужен мой муж. Это не имело для вас ровным счетом никакого смысла.

С минуту миссис Лейми всматривалась в Эдиту, точно собираясь возразить, но потом только высокомерно бросила:

– Вы обо мне решительно ничего не знаете. Ничего. – Она начинала горячиться. – Как вы смеете меня судить? Я… Да я… жертва, миссис Бартон. – Она пригладила волосы, всеми силами стараясь сохранять невозмутимость.

– Как и все мы, – мягко проговорила Эдита.

– Одни в большей степени, чем другие, заверяю вас. Впрочем, сейчас не время для философских бесед. Что вы понимаете или не понимаете, меня не касается. Как я и сказала, своего мужа вы не получите, хотя понять не могу, чего ради, скажите на милость, вам сдался этот обрюзгший старый увалень. – Глядя в стол, миссис Лейми отчаянно заморгала, губы у нее подрагивали от напряжения. – Надо думать, когда-то и он был молод и подтянут, что до некоторой степени может служить объяснением. Но теперь… Боюсь, теперь он стал товаром. Тем, что продают и покупают.

– Это все, что вы видите, да? Продавать и покупать. Вы так же обыденны и недалеки, как старая мятая долларовая купюра.

Миссис Лейми внезапно бросила на Горноласку полный ярости взгляд.

– Ну а вы что улыбаетесь, Чеширский кот? – спросила она, и он поспешно вернулся к обрыванию края пластикового стаканчика. Кусочки он бросал в кучку на столе. – Это вы ничего не знаете и никогда не знали, – сказала она Эдите. – Вы прожили пустую жизнь, выбросили ее на помойку. Вы ничего не накопили. Вы ни к чему не пришли, разве что, может быть, наконец к финалу. – С видом разгневанной леди, отпустившей горничную, она взяла сборник кроссвордов и повернулась к Горноласке: – Тяжкая неудача, крах. Слово из шести букв.

– Пиздец, – отрезал Горноласка, встал и направился к двери. – Я поеду за кофе.

Проходя мимо Эдиты, он выразительно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на дверь и едва заметно кивнул назад.

– Попробуйте «фиаско», – предложила Эдита, не обращая на Горноласку внимания.

Хлопнув за собой дверью, он вышел в ночь. Тогда Эдита спросила:

– Где он?

Миссис Лейми кивнула на дверь в соседнюю комнату. Не задавая больше вопросов, Эдита подошла к двери, толкнула ее и вошла. Там оказалась комната, как две капли воды похожая на ту, где ее встретила миссис Лейми, только в этой на одном из двух стульев у пластикового стола сидел связанный дядюшка Рой. Перед ним стояла банка колы и ведерко, до половины наполненное тающим льдом. На кровати валялся масляного вида молодой человек лет тридцати, одетый с элегантной небрежностью. Глазки у него были маленькие и близко посаженные. Эдита отнеслась к нему с тем же безучастием. Из уголка рта ее мужа ползла змейка крови, на скуле у правого глаза темнел огромный синяк. Она заставила себя улыбнуться – Рой улыбнулся в ответ и пошевелил ушами, но тут же поморщился.

– Тебе не следует тут находиться, – сказал он.

– Я не могла оставаться дома. Слишком без тебя скучала. Это ведь не очередное твое деловое предприятие, знаешь ли. Тут я тебе нужна.

– Факт, – просто сказал он.

– И мы многого друг другу не сказали. Много не сделали. Сев на стул напротив, она положила руку ему на колено,легонько сжала.

Он вздохнул, криво усмехнулся, хотел было заговорить – и не смог. Достав платок, она вытерла ему уголок глаза и сама заплакала, а потом, вдруг разозлившись, начала распутывать веревку, которой он был привязан к стулу.

Мужчина на кровати устало поднял глаза, будто все происходящее ему наскучило.

– Не могли бы вы перестать? Пожалуйста, – попросил он. Рой кивнул Эдите, и она снова села.

– Тогда мы подождем, – сказала она. – Недолго осталось.

– Что-то происходит? – громко спросил Рой.

– Джек Макдональд и тридцать рабочих с лесопилки идут сюда с какими-то железками… кажется, он говорил про обрезки труб.

Она глянула на мужчину, который, лежа на кровати, небрежно протирал тряпицей пистолет, убирая отпечатки пальцев. Он навел дуло на лампу, на ведерко со льдом, потом на голову дядюшки Роя.

– Бах, – негромко сказал он и положил пистолет на тумбочку у кровати.

– Это Честерфилд Курилкин, – сказал Эдите Рой. – Надо же, какое горемычное имя. Я все никак не запомню, как его правильно зовут, но он первостатейный стрелок. Литературный критик из Сан-Франциско с таким пристрастием к пистолетным стволам, что самому Фрейду стало бы тошно. Полчаса назад едва не прострелил себе ногу. Пришлось ему показать, как ставится чертов предохранитель. Учитывая, сколько у старухи денег, могла бы нанять профессионалов, а наняла свору художников и поэтов, будь они неладны. Не захочешь, задумаешься. В настоящий момент он пишет роман. Вот пока мы говорим, он пишет. Готов поспорить, роман хороший. На каждом абзаце животики надорвешь. Извините, что отвлекаю, Честерфилд. Повторите, как он называется? Я забыл.