И так далее…
Но кто ж придумал, наконец,
Шестнадцать этих отделений? —
Он, верно, был в добре — глупец,
А в злости — превосходный гений.
Там-то Эрлык-Номун-хан покажет себя! Главное, он озаботится тем, чтобы грешные монголы раскаялись в прежних своих проказах; но я бы сказал этому Эрлыку-Номун-хану:
«Послушай, мой почтенный князь,
Твоих трудов мне, право, жалко:
Я что-то не слыхал родясь,
Чтоб кто разнежился под палкой».
У Эрлыка-Номун-хана, так же как и у Плутона, прехорошенькая жена… «Сделайте милость, растолкуйте мне этот миф»…
Тут я бы мог кончить мой третий рассказ, но совесть моя заставляет меня сделать наперед поправку в первом. И знаете ли, до кого касается моя ошибка?.. До вас… Вы удивлены? Однако ж, к несчастию, я говорю правду… Не знаю, чего я должен ожидать: гнева или милости?.. Я думаю, гнева… Нет! вы ангел — и виноватый ожидает пощады.
Простите несчастливца вы,
Он вас слезами умоляет,
А ведь повинной головы
И даже меч не отсекает…
— «В чем же дело?» — Вот в чем, прелестная Катинька; когда говорил я на 11 странице о ваших глазах, мне пришло на мысль выразиться: «я верю этим небесам!»… Признаюсь, тогда я точно твердо был уверен, что у вас голубые глаза. Я рассказывал всем знатокам, любителям и ценителям изящного, что небесный цвет ваших очей несравненно лучше настоящего небесного цвета.
И что ж?.. не дальше, как вчера,
Собравшись видеть вас с утра,
Я ждал вас у священной двери,
Как будто греховодник Див,
Влюбленный в миленькую Пери;
Я был тогда ни мертв, ни жив;
Вдруг вы в толпе других явились,
Ваш взор был грешнику гроза:
Я вспыхнул весь, мои глаза
К земле невольно опустились;
Но укрепил меня мой Бог:
Я робость в сердце перемог,
Таинственно о светлой цели
Какой-то голос мне шепнул,
Я прямо в очи вам взглянул —
Они сияли и чернели…
Взглянул — и не видал потом
Того, что делалось кругом.
Все эти лица и одежды,
Вся этой смеси пестрота
Была, как темная мечта
Пред светлым призраком надежды;
Весь этот гул пустых речей,
Бесцветных, приторных желаний
И шум приветов и лобзаний
Я пренебрег душой моей.
Толпа безумно лепетала
Урок приличий заказной
И неприметно за собой
Вас, милый ангел, увлекала.
Я был недвижен, я грустил…
И безотчетливо за вами
Своими скорбными очами
В немом раздумий следил.
Вдруг с кем-то вы от всех отстали,
И очи, полные огня,
Вы устремили на меня
И будто тайну узнавали:
Скрепясь, я чудно устоял
Против сего огня святого,
Но вы еще взглянули снова
[4]
Видите ли, прелестная Катинька, как затруднительно бывает мое положение, когда я осмеливаюсь к вам приближаться… Видите ли, что только один особенный случай открыл мне, что у вас не голубые, но очаровательные черные глаза… Между тем это было четвертое наше свидание, что же мог я увидеть в первые три?.. Я так неожиданно вас нашел! я был так обрадован! так ослеплен! одним словом…
На вас не мог взглянуть я смело,
Я счел, что вижу все во сне,
Да и до глаз ли было мне,
Когда в моих глазах темнело.
Неужели и после этого вы не простите мне моей ошибки?.. Вы прощаете?.. Я в восхищении!.. Однако ж,
Хоть я смеюся и шучу,
Но сквозь мишурность прибауток
Серьезно я сказать хочу,
Что я влюбился в вас без шуток.
Рассказ четвертый
«Да долго ли у вас, скажите,
Порожняком мирам стоять?»
— А вот я стану, погодите,
Их помаленьку заселять.
За несколько сот тысяч веков… Помилуйте,
«Ведь это ужас как давно!»
— По-моему, так это мало;
К тому ж для нас не все ль равно:
Все что прошло — пиши пропало!
Итак, за несколько сот тысяч веков прежде, нежели на Самбу-Тибе стал существовать грешный человеческий род, далеко, далеко от нас, на седьмом небе, жили себе припеваючи бессмертные духи генгери. Никому не известно, когда, как и кем они созданы, но зато я смело могу вас уверить, что блаженство их было неописанное, потому что его никто не описывал. Вот они жили, жили, наконец одним из них пришла престранная мысль: «Сем подеремся!»… Сказано — сделано!.. Началась потасовка то ли за дело, то ли ни за что ни про что, и кончилась тем, что ассури, как побежденные, сперва подавай Бог ноги, а потом дали тягу на Сюммер, и тут только спаслись от преследования… Правда, велика гора Сюммер, да и народу-то привалила бездна, к тому же ассури, хоть и сами собою, а все-таки размножались; с другой стороны, опять на светлой вершине Сюммера, как на подножии престола великого Шагя-Муни, изволили поселиться блаженные тенгери, чтобы для веса и для большей важности окружать своего повелителя; вот бедным ассури сделалось тесновато, и некоторые из них стали помаленьку переселяться на Самбу-Тиб. Здесь, по словам иных, они назвались духами аминами, и с этих-то пор начинается рассказ, который решительно не подвержен никакому сомнению. Все последующие события доказаны у шагяму-нианцев вернейшими историческими актами; тут незачем ходить ощупью: истина ясна, как день.
Но наперед вы знать должны,
Что по особенной причине
В то время не было в помине
Ни звезд, ни солнца, ни луны.
— «Выходит, свечи подавали;
Не темьнеть же была у них?» —
Конечно! — Но они не знали
Заводов сальных и свечных.
— «Так, верно, лесу не жалели
И жгли огромные костры?
Да что ж вы, будто онемели?
Скажите!.. будьте же добры!».
— У женщин вечно та же сказка,
У них уж так заведено:
Чуть тайна есть, — так есть и ласка,
Ох, вы!.. вот то-то и оно!..
