Два месяца спустя, в феврале 1173 г. Генрих созвал в Монферране, в Оверни, большую ассамблею баронов, встретился там с графом Юмбером де Мориенном и завязал с ним переговоры: речь шла о женитьбе самого младшего из его сыновей, Иоанна, которого он называл Иоанном Безземельным, поскольку этот особенно любимый им последыш не принимал участия в Монмирайском разделе, когда Генрих распределял королевство между своими детьми, — впрочем, раздел этот был чисто фиктивным, поскольку Генрих Младший, хоть и был коронованным королем, не получил и крупицы власти.
Итак, Генрих решил женить своего сына Иоанна, которому тогда было семь лет, на дочери Мориенна, Алисе; это означало обеспечить ему наследование огромной провинции: окрестности Женевского озера, и Савойя с ее выходами в Италию, и Прованс. В залог искренности своего намерения Генрих без колебаний вручил Юмберу де Мориенну пять тысяч марок серебром. Кроме того, он пообещал, что Иоанн, которому он уже собирался отдать покоренную Ирландию, получит множество удачно расположенных в центральной части Англии замков, а в его континентальных владениях окажутся три важных стратегических пункта: Шинон, Луден и Мирбо, — находящиеся на стыке его пуатевинских владений и Бретани. Таким образом, у Иоанна намечалось великолепное приданое: эти замки были опорными пунктами в государстве, которое, с запада на восток, разрезало на две части наследственные владения Плантагенетов. И что означало высказанное Генрихом II желание открыть себе выход в Италию, если не его имперские амбиции?
Вторая ассамблея, еще более торжественная, чем первая, была созвана в Лиможе. Генрих Плантагенет намеревался сообщить о принятых им решениях своим крупнейшим баронам. Он хотел явиться им во всем ослепительном сиянии своего могущества, поделиться с ними планами женитьбы Иоанна, а также другого союза, брака последней дочери, которую оставалось пристроить, Жанны, чьей руки просил сицилийский король Вильгельм. Отныне Генрих Плантагенет через посредство своих детей будет править всей Европой; и его власть еще больше укрепится на Юге, потому что — и это послужило одной из причин, по которым ему потребовалась эта ассамблея, — граф Раймунд V Тулузский согласился принести ему оммаж за свои земли. Таким образом, Генрих добился сюзеренитета над Тулузским графством, о каком так мечтала Алиенора и которого так и не удалось достичь насильственным путем в 1159 г. А все дело было в том, что Раймунд V по прошествии очень короткого времени после того, как был спасен благодаря вмешательству французского короля, поспешил его предать; он развелся с женой, Констанцией Французской, чтобы жениться на вдове графа Прованского, Рихильде, и именно Генриху поручил улаживать свои разногласия с королем Арагонским.
Ко всеобщему изумлению, эта ассамблея, которая должна была ознаменовать собой торжество Плантагенета, осуществление планов, задуманных им для себя самого и своей империи, завершилась для него неприятностью. Церемония принесения оммажа состоялась со всей требуемой торжественностью; Генрих успел поделиться с собравшимися баронами своими замыслами, и вот тут-то перед ним неожиданно вырос Генрих Младший: он громко возмущался и протестовал против распоряжений в пользу его брата, Иоанна, отнимавших у старших детей замки, которые занимали ключевые позиции; кроме того, он заявлял о правах, положенных ему в соответствии с королевским титулом, и требовал реальной власти, ему причитающейся, власти, без которой двойная коронация была не более чем комедией.
Должно быть, для Генриха Плантагенета это был жестокий удар. С тех пор, как не стало Томаса Бекета, никто не осмеливался противиться его воле; только папские интердикты могли его остановить, но они исходили от другой власти, перед которой он вынужден был склониться.
По окончании ассамблеи граф Тулузский, Раймунд V, попросил короля уделить ему время для частного разговора. Неужели король Англии глух и слеп ко всему, что происходит вокруг него? Неужели он не видит, какое пагубное влияние на своих детей приобрела Алиенора в эти последние годы? Неужели он не понимает, что вокруг него, петельку за петелькой, сплели целую сеть заговоров, и что среди пуатевинских или аквитанских сеньоров не найдется ни одного, кто не был бы готов его предать?
Казалось, ему лишь наполовину удалось убедить Генриха. Тот лучше, чем кто-либо другой, знал графа Тулузского, и был в состоянии оценить справедливость его обвинений: по части предательств самому Раймунду не было равных, и Генриху было известно, какую злобу затаил этот человек против Алиеноры. Несомненно, с английским королем произошло то самое, что случается с властными людьми, которых собственная воля интересует больше всего на свете и тем самым делает совершенно невосприимчивыми ко всему, что происходит рядом с ними. Генрих, как утверждают, начиная с этих пор, его современники, вел себя деспотично, был «тираном как в своей семье, как и своем государстве». А тиран редко бывает проницательным.
И все же выходка старшего сына была слишком серьезной для того, чтобы не открыть Генриху глаза, по крайней мере, в одном: Генрих Младший ускользал из-под его власти. Возможно, дело здесь было в материнском влиянии; могло быть и так, что на молодого человека произвело сильное впечатление публичное покаяние отца в Авранше, которое того заставили принести: личному престижу короля был явно нанесен удар, и, кроме того, не следовало забывать о том, что юный принц всегда испытывал большую привязанность к Томасу Бекету, который был его первым наставником.
Вероятнее всего, именно в силу всех этих причин Генрих и решил после лиможской ассамблеи увезти сына с собой. Надо было выяснить, какие мысли бродят в его голове, а если потребуется — и что за подоплека у этих мыслей, заставляющих его так поступать, что подтолкнуло его к бунту против отца; следовало также изучить его окружение, присмотреться к его друзьям и положить конец мотовству, на которое то и дело жаловались королевские казначеи.
Два короля — старший и младший — несколько дней провели вместе, они скакали верхом бок о бок, они охотились в долине Аверона; затем, поскольку Генрих Плантагенет хотел вернуться в Нормандию, они повернули на север и вечером 7 марта остановились в Шинонском замке. В эту ночь король и его сын, как и каждую ночь с тех пор, как покинули Лимож, легли спать в одной комнате. Когда Генрих наутро проснулся, сына рядом с ним не было.
Не было его и нигде в замке. Поспешно проведенное расследование показало, что подъемный мост был опушен еще до рассвета. Кто был сообщником Молодого короля? Отложив на потом выяснение этого вопроса, Генрих разослал гонцов по всем направлениям. Благодаря этому удалось выяснить, что Генрих Младший двинулся к северу и вброд переправился через Луару. Тогда всем владельцам замков был разослан приказ задержать Генриха Младшего там, где он остановится, и Плантагенет пустился в погоню. Но побег был явно тщательно подготовлен, для Молодого короля устроили подставы, на которых он менял быстрых коней. Генрих Плантагенет еще и до Ле Мана не добрался, когда ему сообщили, что сын уже в Алансоне. А после отчаянной скачки через Мен и до края Нормандии Генрих Плантагенет в конце концов узнал, что к этому времени Молодой король успел добраться до Мортаня, расположенного во владениях графа де Дрё, брата французского короля. Теперь, оказавшись вне досягаемости для отца, Генрих Младший мог уже не таким бешеным галопом добираться до Парижа.
Вот так и выяснилось, что в тот самый момент, когда Генриху казалось, будто он достиг вершины своего могущества, его старший сын открыто восстал против него, и, конечно же, для этого ему потребовалось заранее заручиться покровительством короля Франции. Как некогда Томас Бекет, теперь Генрих Младший видел в Людовике защитника и просил у него убежища. Неужели история повторится?
История повторилась. Генрих Плантагенет отправил в Париж гонцов, поручив им передать королю Франции просьбу: пусть сюзерен отошлет назад, в Нормандию, его сына и наследника; если у того есть жалобы, если ему причинили какую-нибудь обиду, ущерб будет возмещен. У Людовика VII снова появилась возможность проявить свойственный ему спокойный юмор.
