Огоньки были всех цветов радуги – красные, синие, желтые, зеленые, фиолетовые… Темп их танца с каждым мгновением убыстрялся. От этого беспорядочного движения у меня закружилась голова, я зажмурился.

Снова открыв глаза, я никаких огоньков не увидел. Пелагея, держа в одной руке французскую книжку Юлии Павловны, а в другой – Жаннину расческу, сосредоточенно разглядывала что-то внутри миски. Не знаю, сколько она так сидела в полном молчании. Мне показалось, долго.

Наконец Пелагея подняла голову и обратилась к Жанне:

– Плохо дело. Даже хуже, чем я сначала подумала.

– Что, мама не поправится? – навернулись слезы на глаза Жанне.

– Все зависит от тебя, девочка, – продолжала Пелагея. – На маме твой сглаз лежит очень слабенький. Его снять – раз плюнуть. Но на тебе, дорогая… – Пелагея чуть помолчала, видимо, подбирая нужные слова. – В общем, твой сглаз и на маму действует. И получается, что на ней целых два сглаза. Один другой питает. А это очень серьезно.

– И ничем нельзя помочь? – в отчаянии произнесла Жанна.

– Можно, – ответила Пелагея. – Но способ только один. Зеркало поставить.

– Зеркало? – переспросила Жанна. – А что это значит?

– Это, милая, значит, что просто снять сглаз я с тебя не могу, – вкрадчивым голосом отозвалась Пелагея. – В моих силах лишь отвести удар. Вместо тебя подставлю зеркало. Вот оно и вернет удар тому, кто сглазил тебя.

– Тому? – переспросила девочка.

– Хочешь, могу показать человека, который сглазил тебя, – усталым голосом произнесла Пелагея.

– Нет, не хочу, – решительно заявила Жанна.

– Может, и правильно, что не хочешь, – одобрила Пелагея. – Каждое подобное знание – лишнее зло в душе.

– А с тем… с той… с этим, – начала Жанна, – ну, в общем, кто сглаз на меня наслал. Что с ним случится?

– Да худо ему будет, – покачала головой колдунья. – Что на тебя наслал, то к нему и вернется.

– Этот человек не умрет? – широко раскрылись глаза у Жанны.

– Зависит от многого, – уклончиво отвечала колдунья. – Во-первых, что на тебя хотели наслать. Если смерть, то смертью и обернется. Знаешь пословицу: «Как аукнется, так и откликнется». Вот по ней с этим человеком все и произойдет. Ну, и твои пожелания я, конечно, учту.

– Не хочу ничьей смерти! – воскликнула Жанна. – И вообще не желаю ни на кого насылать никакого сглаза!

– Хорошая ты девочка, – взгляд Пелагеи из жесткого вдруг сделался ласковым. – Но не кори себя. Ты ни на кого сглаз не нашлешь. Объясняю же: это к нему вернется его собственная черная энергия.

– Пелагея! – взмолилась девочка. – А нельзя, чтобы эта черная энергия просто куда-нибудь ушла? Ну, понимаете, просто ни на кого.

– Мя-яу! Не по пра-авилам! – раздался с буфета возмущенный вопль рыжего Барсика.

Правда, может быть, мне послышалось, потому что Пелагея никак не отреагировала на кошачью реплику. Она по-прежнему обращалась лишь к Жанне.

– К сожалению, так не получится. Ничто никуда не может деваться бесследно. Если ты очень попросишь, могу только уполовинить удар. Это трудно, но возможно.

– А если я вообще откажусь? – спросила вдруг Жанна.

– Твое право, – кивнула колдунья. – Но в таком случае не поручусь за жизнь твоей мамы. Я ведь тебе уже говорила: на ней, бедняжке, целых два сглаза. И один другого питает.

– Пелагея, а можно мне хоть денек подумать?

Глядя на Жанну, я понимал: она никак не может принять решение, ибо от ее «да» или «нет» зависит судьба неизвестного нам человека. Я попытался поставить себя на ее место. Почти уверен, что тоже испытывал бы колебания.

– Нет, – возразила колдунья. – Решать нужно прямо сейчас.

– Вот вы говорите, уполовинить. А куда же тогда вторая часть черной энергии денется? Ведь если я правильно поняла вас, и эта половина не может просто бесследно исчезнуть.

– Не может, – кивнула Пелагея. – Она, милая моя, тебе и достанется. Но это лучше, чем целиком.

Жанна чуть помолчала и выдохнула:

– Ладно, уполовинивайте.

Пелагея кивнула. По суровому ее лицу лишь на мгновение пробежала улыбка. Мне кажется, именно такого ответа она и ждала от Жанны.

– Ну, тогда начнем.

У колдуньи невесть откуда взялось небольшое двустороннее зеркальце с длинной ручкой.

– Возьми, – протянула она зеркальце Жанне. Та послушалась.

– Теперь иди к печке, – последовал новый приказ, – и встань к ней спиной.

Жанна прислонилась спиной к печке.

– Молодец, – с одобрением произнесла колдунья. – Теперь замри. Сейчас я тебя обведу.

Вооружившись угольком, Пелагея принялась тщательно обводить ее – голову, шею, плечи, руки, торс и, наконец, ноги. Затем она опустилась на четвереньки и нарисовала на полу меловой полукруг, в котором и оказалась Жанна. Вдоль белой линии с внешней ее стороны Пелагея начертала какие-то слова. Однако с моего места прочесть их было нельзя. А ни двинуться, ни даже привстать я по-прежнему не мог.

– Изумительно, – кончив писать, полюбовалась плодами своих трудов колдунья. – А ты стой, стой, – велела она Жанне и направилась к буфету.

На сей раз Пелагея извлекла оттуда два допотопных граненых стакана из толстого стекла и оба доверху наполнила мутной бурой жидкостью из деревянной миски. Один стакан она вручила Жанне, другой поднесла к моим губам.

– Пейте!

Я пытался отвернуться. Такую гадость пить мне совсем не хотелось. Кто знал, что она там намешала.

– Пей, Федор, – еще более властным тоном повторила она.

Я был вынужден подчиниться. К немалому моему удивлению, омерзительная на вид жидкость оказалась весьма приятной на вкус. Что-то вроде имбирного лимонада. Я и не заметил, как осушил стакан до дна.

– Понравилось, Федя? – коротко хохотнула колдунья.

Я хотел кивнуть, но попытка окончилась неудачей. Плечо мое по-прежнему оставалось словно каменным.

Жанна тоже допила свою порцию. Она было шагнула к столу, чтобы поставить пустой стакан, но Пелагея протестующе замахала руками:

– Вернись!

Жанна послушно прижалась спиною к печке.

– Вот так-то лучше, – с облегчением выдохнула колдунья. – А то бы пришлось рисовать и писать все сызнова.

В комнате воцарилась полная тишина. Скрестив руки на груди, Пелагея замерла посреди комнаты. То ли собиралась с силами, то ли о чем-то задумалась. Постояв так с минуту, она медленно возвратилась к своей лавке и, сев, коротко бросила Жанне:

– Держи зеркало перед собой и смотри в него. Смотри не отрываясь, что бы ни происходило.

– Мяу-у–у, – свирепо раздалось сверху.

Видимо, кот решил подтвердить, что хозяйка не шутит. Жанна, молча кивнув, уставилась в зеркало.

Колдунья вновь простерла ладони над миской. Оттуда раздалось жужжание. Словно влетела пчела. Затем звук стал нарастать. Казалось, теперь по комнате кружится целый рой пчел. Громче, еще громче и еще… Потом жужжание стало тише и вдруг превратилось в шипение.

Пелагея принялась выделывать руками плавные пассы над миской. Внезапно из нее начало что-то появляться. Я не верил своим глазам. Это была голова огромной змеи. Она поднималась все выше и выше. Ее немигающие глаза смотрели на Пелагею.

– Повернись, – коротко бросила та.

Чудище повернулось и одним движением выскользнуло из миски на стол. У меня перехватило дыхание. Змея была огромной, толщиной в две мужских руки и длиною никак не меньше трех метров. Даже свернувшись, она занимала почти весь стол. «Удав», – промелькнуло у меня в голове. Во всяком случае, эта жуткая тварь очень смахивала на тех удавов, которых иногда показывали по телевизору.

Змея начала медленно сползать со стола. Я, словно завороженный, следил за ней. Она явно целилась на Жанну, а та продолжала, не отрываясь, глядеть в зеркало. Добравшись до мелового полукруга, чудище остановилось и несколько раз дотронулось до черты раздвоенным языком. «Жанна! – хотелось крикнуть мне. – Осторожней!»

Но что может крикнуть совершенно окаменевший человек. Проклятая колдунья! Она отвела мне роль пассивного наблюдателя. О, теперь-то я понимал, зачем ей это потребовалось. Мы с Жанной, как два совершеннейших простака, попали в хитро расставленную ловушку. Надо же, сдаться самим и без боя! А ведь именно так все и произошло.