Валет засмеялся, сунул руку за пазуху, перетасовал колоду, снова усмехнулся и сдал карты. Игра пошла. Мне жутко везло, и я раздел бы догола и Валета и Окорока, только Гробовщик остался бы в портках, правда, если бы мы играли на деньги. Но мы играли просто так, и играли упоенно, самозабвенно, весело смеясь, не обращая внимания на происходящее вокруг. Так, играя, мы и не заметили приближения грозного и злого Грязнули.

– Так, – произнес он, остановившись у меня за спиной, я вздрогнул от неожиданности, – нарушаем предписанный режим? Гуляем, играем в карты. По бабам еще не ходил?

– Отстань, а? – слабо произнес я. – Мне до черта надоело там валяться.

– А ну дыхни. – Грязнуля наклонился к самому моему рту. – Дыхни, дыхни! – Я дыхнул. – Та-ак, – протянул он, – ты еще и мясо жрал, жирное небось. Куда ж вы смотрите? – накинулся он на играющих со мной. – Ну ладно он, его я могу понять, он не ценит свое здоровье и выздоравливать не спешит, но вы-то. Неужто не цените своего лейтенанта? Уроды, могли бы его мечом проткнуть, все меньше мучений.

– Да брось ты. – Если он и дальше продолжит причитать, я почувствую себя виноватым. – Что со мной случится?

– Сдохнешь! – грубо ответил он. – И Молот тогда мне голову оторвет.

– Не оторвет, – я поспешил его успокоить, – а случится что со мной, так ладно. Моя выходка, мне и отвечать. Понял? Все под мою ответственность. При свидетелях говорю.

– Да? – Он обвел всех взглядом, все уверенно закивали. – Ну ладно, коли так, – он сдался, – тогда сдавай и на меня, – сел он рядом со мной. – Дурак ты все же, Медный, ой дурак.

Игра пошла дальше, но теперь мне почти не везло, чего нельзя сказать о Грязнуле. Он не только продолжил раздевание и без того уже голых парней, но и вознамерился снять портки с меня. Однако ему не дали этого сделать.

– Где лейтенант? – прогудел страшный голос, от которого мурашки табунами побежали по спине, и не только по моей, если взглянуть на Гробовщика.

Мы принялись усиленно озираться, ища источник этого страшного гласа.

– Где лейтенант? – повторил он и вышел из темноты.

Мы дружно вскочили, мне опять стало дурно. Видать, прав Грязнуля, не здоров я еще и не в моем больном состоянии видеть маршальские эполеты и жезлы в жилистых руках перед своими еще слабыми глазами.

– Ну?

– А вам которого? – выдавил из себя писк Окорок. – У нас их четыре.

Маршал недовольно взглянул на нас, покачал головой и проронил:

– Главного.

– Ну это вам тогда туда. – И Окорок принялся объяснять, как быстрее и безопасней дойти до землянки Молота. – Только он ранен, – добавил Окорок.

– Да? – Маршал скривился. – Ничего, увидит меня, поправится, все поправляются. Ну что, разговорчивый, – он протянул огромную лапу к плечу Окорока, – раз ты самый смелый, пойдем, проводишь меня.

Окорок жалобно взглянул на меня, но я помочь ему не могу, разве что подставить свою многострадальную шею. Нет, не сейчас, что-то у меня опять голова заболела.

– Нет, – твердо сказал Грязнуля, – я пойду. Я врач, и он мой пациент, и никому, даже вам, я не дам беспокоить его, пока он спит, как бы срочно это ни было.

Желваки маршала заиграли, глаза выкатились, но он проглотил слова Грязнули и согласно кивнул.

Они удалились. Когда их шаги и шорох плаща маршала стихли, над костром прозвучал вздох облегчения. Пламя затрепыхалось и едва не погасло. Окорок рухнул на землю и схватился за правый бок.

– Я думал, нам конец, – в паузах между частыми тяжелыми вздохами сказал он. – Мы хоть и не на посту, но все же страшный он, как черт. Видал, как щеки раздувает, а глазами сверкает. Жуть берет. Брр. Чего-то и в карты играть уже не хочется. Пойду-ка я спать. Хотя после такого хрен уснешь. Святые ляжки, ну и страх.

Он ушел, качая головой и продолжая разоряться про страх, Гробовщик последовал его примеру, да и Валет демонстративно зевал.

– Вот теперь начнется жизнь веселая, – сказал я, сплюнул в костер и поплелся в лазарет.

Сошлюсь на головную боль, и пусть без меня воюют, а я тихонько полежу, полечусь, покомандую. Я не трус, но с таким маршалом ничего хорошего от солдатской жизни не жди.

Меня разбудил Грязнуля, бегло осмотрел и, постановив, что я в сносном состоянии, велел одеться по форме и, не медля ни секунды, тащиться к Молоту. Мне не хотелось, но приказ есть приказ и, нацепив форму, я поплелся к командиру.

Там собрались все, кто хоть как-то представлял интерес для командования. Набились как селедки в бочку, маршал притащил с собой никак не меньше пары сотен командиров всех мастей, званий и расцветок.

Собравшиеся жались к стенам и нещадно потели, особливо наши, воздуху явно не хватало, того и гляди мне опять станет плохо. Черт, если это только те, кто командует, то сколько ж у него солдат и чем, интересно, он собирается кормить всю эту ораву.

Я протиснулся внутрь и уселся на скамью у дальней стены, лелея слабую надежду, что меня не заметят. Но Молот углядел меня, еще бы, я же ввалился посреди совещания и даже маршал умолк при моем появлении. Взмах могучей длани Молота заставил меня подняться и, отдавливая ноги и своим и чужим, подойти к нему. Молот подвинулся, освобождая край скамьи, и знаком приказал молчать. Я молчал, но и не слушал речь маршала. Не больно интересно слушать рассказ с середины, да еще и не предназначенный для твоих ушей.

Маршал говорил, выслушивал доклады, спрашивал, уточнял и снова говорил и раздавал приказы. Мои мысли носились где-то далеко и старались как можно ближе подобраться к Адели. Жаль, я не знаю, где сейчас она, а Шепот не говорит. Молчит как рыба. Ей бы с Треской сойтись, хорошая бы получилась пара, она вся в секретах, а он открывает свою пасть только затем, чтобы очередную гадость сожрать. Вот тип, жрет все подряд, а потом удивляется, чего это его слушать никто не хочет. А вот я не удивляюсь, че жрешь – то и несешь, в смысле говоришь. Глядишь, в союзе с Шепот он бы и научился чему-нибудь полезному. Хотя это вряд ли, он же Треска. Да и ничему интересному для мужика она его обучить не сможет. Вот если бы ей бабу в подчинение, тогда… Двух таких, как Шепот, мир не перенесет. Нам и одной-то слишком много.

Наконец маршал соблаговолил всех отпустить, и люди, облегченно вздыхая, потянулись из землянки. Я дернулся последовать их примеру, но Молот схватил меня за локоть и насильно усадил на место.

– Кто из твоих людей может незаметно пробраться в лагерь паарцев и так же вернуться обратно? – спросил он, стреляя в меня хитрыми глазенками.

– Ты меня за этим позвал? – Я вспылил, надо же вытащить больного человека из постели только за тем, чтоб спросить то, что и сам знает. – Ну Следопыт может, Треска, Хорек, если ему волю не давать.

– Отлично! – улыбнулся Молот. – Тащи их сюда!

– Чего? – Я вспылил еще больше. – Ты совсем ополоумел, я тебе что, мальчик на побегушках? У меня, между прочим, ранение серьезное. Не в состоянии я носиться по лагерю, выискивая их. – Я хотел добавить кое-что еще, но увидел стоящего к нам спиной Архарега.

– Ты как с капитаном разговариваешь? – беззлобно рыкнул Молот, и только сейчас я углядел погоны на его плечах.

– Какого беса… – начал я, но маршал прервал мою речь.

– Ну и отношения у вас в отряде, – недовольно произнес он, – если нижестоящий так разговаривает с начальством, то о каком подчинении можно говорить.

– Мы братья, – смущенно пояснил Молот.

– Да? – Маршал внимательно нас оглядел. – Не похожи, – заключил он. Мы с Молотом, не сговариваясь, улыбнулись. – И все же это не дает права лейтенанту так обращаться к капитану. Вы братья только пока это не касается дела. В противном случае один из вас подчиненный, другой начальство.

– А разве наш разговор касается дела? – Куда я лезу со своими вопросами.

– Медный! – рыкнул Молот.

– Медный? – переспросил маршал. – Тот самый, что поймал и убил Грамаля и раскрыл заговор в Лесфаде?

Похоже, я становлюсь знаменитым, того и гляди, моим именем детей пугать начнут.