– Ну, пойди, спроси, – разрешил Андрей.
Наверное, богиня приняла ухаживания Семы благосклонно. Во всяком случае, возмущенных воплей Андрей не услышал. Он прошел еще метров тридцать, а потом не выдержал, обернулся, чтобы увидеть, как друг, высунув язык от усердия, намазывает спину богини кремом для загара. Больше он оборачиваться не стал, от греха подальше.
Андрей неспешно брел по влажному песку и думал, что крути не крути, а Старику позвонить придется. Сегодня утром уже состоялся разговор с Егором Силантьевым, любимчиком и одним из ставленников Старика. И разговор этот оказался совсем неоптимистичным.
Старик был в бешенстве, несмотря на то что Егор пытался сгладить углы. Вот только на сей раз не слишком успешно. Увы-увы… А если кто и мог повлиять на Старика, так только Егор. Во всяком случае, Андрею так казалось. Силантьев так же, как и он сам, был выкормышем Старика, но, в отличие от Андрея, всегда оправдывал ожидания. В душе Андрей Силантьевым даже восхищался, хоть и считал скучным педантом. Егор был немногим старше его, но умудрялся выглядеть презентабельно и солидно, несмотря на тщедушное телосложение и невзрачную физию. Строгие костюмы, шелковые галстуки, туфли ручной работы, часы от Картье, очочки в золотой оправе или и вовсе без оправы, модный парфюм – все очень дорогое, качественное, тщательно подобранное по цвету и стилю и, на взгляд Андрея, невообразимо скучное. Сам он следовал правилам и этикету лишь в исключительных случаях, а в деловом костюме чувствовал себя крайне некомфортно, точно закованным в средневековые латы. Силантьев же ходил в таком виде ежедневно, и Андрей ни разу не видел, чтобы верхняя пуговица его идеально отутюженной сорочки была расстегнута. Так же основательно и скрупулезно Силантьев относился не только к выбору одежды, но и ко всему, за что брался. Он был настоящим профессионалом, грамотным и расторопным, но, как ни странно, лишенным всякой амбициозности. И товарищем он оказался хорошим, Андрей неоднократно в этом убеждался. Только Силантьеву удавалось гасить вспышки гнева Старика и худо-бедно урегулировать его, мягко говоря, непростые отношения с Андреем. И если уж Силантьев говорит, что дело – труба, значит, так оно и есть. Старик готов привести приговор в исполнение…
Андрей невесело усмехнулся. Они со Стариком были знакомы уже пятнадцать лет, и все эти годы тот поступал с Андрем как с куском глины, неспешно, но неотвратимо вылепливая из него то, что считал нужным. Он и относился к Андрею как к куску глины – сырому и не очень качественному материалу. Кто же станет интересоваться у глины, чем она хочет стать?..
* * *
…Отца своего Андрюха никогда не видел. Сначала, когда мать почти не пила, она говорила, что отец – летчик-испытатель, погибший при исполнении боевого задания, и шестилетний Андрюха верил ей безоговорочно. Когда ему исполнилось десять, мама уже пила и в редкие моменты просветления называла отца подлюкой, негодяем и желала ему скорейшей смерти, из чего Андрюха сделал вывод, что отец его все-таки жив, а не погиб «при исполнении». Мысль, что у него есть папка, гвоздем засела в мозгу. А к двенадцати годам, когда мама окончательно спилась, желание отыскать отца стало для Андрюхи навязчивой идеей. Ночами, лежа на грязном, дурно пахнущем тюфяке и уставившись воспаленными от бессонницы и сигаретного дыма глазами в потолок, он, горький двоечник, закоренелый хулиган и бич божий, предавался мечтам светлым и радужным, не имеющим абсолютно ничего общего с серой, пахнущей перегаром и блевотиной действительностью.
В этих мечтах отец по-прежнему оставался героем летчиком-испытателем, а не негодяем и подонком. В этих мечтах отец не подозревал об Андрюхином существовании, а когда открывалась правда, прилетал за ним прямо на боевом самолете и забирал с собой в другую, счастливую жизнь. Потом, уже вдвоем с отцом, они уговаривали маму бросить пить. И мама бросала, потому что очень их любила и ради них готова была на что угодно. А потом они жили все вместе, долго и счастливо…
Наверное, директор школы, в которой учился Андрюха, очень удивился бы, узнай вдруг об этих мечтах. И инспектор по делам несовершеннолетних, и главарь местной шпаны Лазарь, и Леночка Колесникова, первая красавица класса, тоже удивились бы. У такого конченого человека, как Андрюха Лиховцев, хулигана, грубияна, прогульщика и потенциального уголовника, просто не могло быть подобных светлых мыслей. Впрочем, о своих мечтах Андрюха никому никогда не рассказывал и предавался им лишь глубокой ночью, когда и директор школы, и инспектор по делам несовершеннолетних, и Лазарь, и Леночка Колесникова, и мама с очередным сожителем крепко спали.
Если не принимать во внимание эту маленькую слабость, Андрюха считал себя человеком солидным и удачливым. В иерархии дворовой шпаны он удерживал почетное четвертое место, что было очень нелегко, учитывая его возраст. Лазарю стукнуло уже семнадцать, а всем его «замам» – по пятнадцать-шестнадцать, и только Андрюха в свои неполных четырнадцать удостоился невиданной чести. Он дрался с отчаянным остервенением, неплохо владел самодельными нунчаками и в бесконечных уличных стычках оказывался незаменимым бойцом. Однажды в особо ожесточенной схватке с пацанами из соседнего района, когда силы оказались неравны и почти все его «братья по оружию» с позором бежали, Андрюхе довелось сражаться плечом к плечу с самим Лазарем.
В той незабываемой стычке оба сильно пострадали. Андрюхе куском арматуры вспороли плечо – рана потом долго болела и даже гноилась, – а Лазарю сломали нос. Тогда им тоже пришлось отступить, но это было достойное отступление, а не трусливое бегство. Именно с того момента Лазарь стал выделять отчаянного салагу. С того момента началось стремительное восхождение Андрюхи по дворовой иерархической лестнице.
Он был бесстрашным, расчетливым и неглупым. Он отчетливо видел свои дальнейшие перспективы. Уличная банда – это всего лишь трамплин. Андрюха не собирался уподобляться Лазарю и становиться хулиганом-переростком. Он знал, что есть и другие пути. Он внимательно присматривался к накачанным, коротко стриженным ребятам в черных кожаных куртках, разъезжающим на иномарках. Сначала он станет одним из них, потом – одним из тех, кто ими руководит. А потом…
Так далеко Андрюха не загадывал. Идти к цели нужно поэтапно, если повезет, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. А пока… пока Андрюха довольствовался четвертым местом в дворовой банде.
Банда промышляла мелким воровством, а Лазарь, помимо всего прочего, приторговывал травкой. У Андрюхи всегда водились карманные деньги, немалые для тринадцатилетнего пацана. Средства, в отличие от своих товарищей, он тратил с умом – собирал, откладывал, а потом покупал что-нибудь на самом деле нужное. Например, одежду.
Нормальной одежды у него, считай, и не было. Выцветшая куртка, из которой он вырос год назад, – на осень и зиму. Старые, латаные-перелатаные брюки, несколько футболок и растянутый вязаный свитер – на весну и лето. Но хуже всего дела обстояли с обувью. Андрюхины ноги росли катастрофически быстро, и почти новые ботинки, которые мама купила ему полгода назад в один из своих редких светлых периодов, теперь немилосердно жали. Поэтому, когда у него появились деньги, Андрюха первым делом купил себе кеды. На что-то более основательное собранной суммы не хватило. Собственно говоря, кеды и определили его будущий стиль. Андрюха решил, что к спортивной обуви нужна соответствующая одежда, и вторым его приобретением стал спортивный костюм. Костюм был дешевый, в жару в нем оказалось душно, в мороз – холодно. Но зато он был новым и очень красивым.
А потом Андрюха прикупил джинсы, несколько футболок и начал копить деньги на кожаную куртку. До осуществления мечты оставалось совсем чуть-чуть, когда его планы спутала Леночка Колесникова, девочка из другого, неведомого Андрюхе мира, мира, где есть папа и мама, где в холодильнике полно еды, а простыни чистые и хрустящие, где тебя все любят и ты всем нужен. За этим волшебным миром Андрюха наблюдал со стороны с презрительной усмешкой и затаенной, упрятанной далеко-далеко завистью. Он убеждал себя, что ему наплевать на всю эту обывательскую ерунду, что он ничуть не хуже чистеньких, прилизанных мальчиков и девочек из другого мира, что его жизнь гораздо интереснее и романтичнее их скучного существования, но в глубине души понимал, что их скучное существование правильнее и естественнее, чем его помоечная романтика. И от этого Андрюха становился еще злее и все дальше – хотя куда уж дальше! – отдалялся от своих благополучных сверстников.
