Девушка обернулась, восхищенно улыбаясь. Ее прелестное лицо светилось от неподдельного восторга и удовольствия.

— Ну, ну еще чуть-чуть.

— Ишь, какой строгий! Вылитый папаша! — покатился со смеху Микки.

Макс несильно толкнул его в плечо:

— Помолчал бы, мистер Одуванчик.

— А то, что? — сжав кулаки, целер комично встал в бойцовскую стойку и закружил вокруг него.

На что трибун закатил глаза, покачал головой, и затем, смеясь, произнес:

— Как дети малые, ей-богу.

Алекс подскочила к ним и, ухватив Макса за руку, требовательно заявила:

— Ты должен научить меня драться.

— Это еще зачем? — он недоуменно изогнул бровь, оглядывая ее с ног до головы.

— Учитывая то, как разворачиваются события в последнее время, мне просто необходимо научиться постоять за себя. Как бы мне того не хотелось, но ты не сможешь быть со мной каждую секунду, и может так случиться, что ты элементарно не успеешь меня защитить.

Макс вопросительно посмотрел на друга, желая узнать его мнение по этому поводу.

— Ну, она права. Это будучи хранителем, ты чувствовал, где она и что с ней, а сейчас все иначе.

Трибун озадаченно потер лоб:

— Даже не знаю.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — Алекс с мольбой заглянула ему в глаза, желая увидеть в них согласие, и он сдался.

— Ну хорошо. Микки займется этим.

— А почему он, а не ты?

— Я не могу учить тебя.

— С чего бы это?

— У меня рука не поднимется причинить тебе боль, — лукаво улыбнулся он, поцеловав ее в щеку.

— А у меня, значит, поднимется? — возмутился целер.

— А тебе что-то мешает?

Микки смутился на мгновение и промямлил:

— Да нет.

— Ну вот, все и решили, — Макс подхватил Алекс на руки и взлетел, мерно разрезая крыльями ночное небо.

— Куда это мы направляемся? — поинтересовалась она, машинально схватившись за его шею.

— В заброшенный домик, некогда принадлежавший родителям твоего отца.

— В Санта-Крус?

— Да. Ты против?

— Вовсе нет, просто я совсем забыла о нем. После гибели родителей я там не бывала.

Войдя в дом, они застыли на пороге. Их взгляду предстала просторная гостиная, выкрашенная в теплые пастельные тона, обветшавшая и потускневшая со временем мебель, накрытая светлыми чехлами, и потерявшие свой былой цвет картины, висевшие в рамках на стенах. В заброшенном доме пахло пылью и пустотой – слишком долго здесь никто не жил. Макс торопливо прошел к одному из окон, отдернул тяжелую занавеску, подняв облако пыли, и распахнул ставни. В помещение ворвался свежий ветер, тонкие нити паутинок задрожали в воздухе.

— Только нужно прибраться здесь немного, — словно читая ее мысли, произнес он.

Алекс провела пальцами сквозь массивное кресло-качалку с циновочным плетением из ротанга и, слегка улыбнувшись, поинтересовалась:

— Любопытно знать, как?

Качнув кресло, Макс улыбнулся в ответ своей ослепительной широкой улыбкой, всегда согревавшей ей душу:

— Очень просто.

— Какой ужас, — тихо проговорила она, нарочито печально вздохнув. — В дом моих предков вселились привидения.

Микки, весело рассмеявшись, щелкнул выключателем:

— Бу!

— Надо бы дом осмотреть до наступления темноты, — прагматично заметил трибун, — и выбрать по комнате для ночлега.

Целер, хмыкнув, толкнул ближайшую дверь у лестницы, той, что вела на второй этаж, и, заглянув внутрь на мгновение, деловито сообщил:

— Я уже выбрал.

Алекс с Максом тоже не стали тянуть с выбором и поселились в спальне на втором этаже, расположенной дальше всех от лестницы и имеющей балкон.

Ее веки внезапно дрогнули, и она открыла глаза. Ее разбудила громкая музыка, доносившейся снизу:

«Вообразите себе, если хотите, горящий трон.

Рим горел, а я сидел в углу совершенно один.

Почему всегда все так заканчивается?

Это вопрос, на который мы не найдем ответа.

Те люди, за которых я боролся,

За которых я продолжаю бороться и угрожаю остальным,

Ради которых я живу и ради которых я бы умер,

Я был причиной, по которой они еще были живы,

А теперь они хотят моей смерти».[12]

Неудержимый гнев заставил ее вскочить на ноги. Быстро спустившись по лестнице, она влетела в гостиную.

— Микки, ты что вытворяешь?!

— Ну, наконец-то. А ты оказывается соня, Лекс. Спишь, как убитая, — убавив звук, он обернулся и, увидев ее наряд, позволил себе непростительную наглость восторженно присвистнуть. — Ну, ничего себе!

В этот момент Алекс осознала, что стоит перед ним в тонкой коротенькой майке и трусах. Ее губы дрогнули, скривившись в ядовитой усмешке:

— Спасибо тебе за комплимент.

— Всегда пожалуйста, — он весело подмигнул ей, продолжая скользить восхищенным взглядом по изгибам ее хрупкого тела. — Ну что, начнем с утренней пробежки? А то я тебя уже заждался.

— Конечно, — проговорила она, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить ему. — Как только переоденусь, сразу и начнем.

— Да и так, я думаю, вполне сгодится!

Пренебрежительно фыркнув, она мигом облачилась в более подходящую для тренировки одежду. Он тяжко вздохнул, не сумев скрыть своего разочарования.

Когда они вышли на улицу, Алекс вдруг спохватилась:

— Надо бы Макса предупредить.

— А его нет.

— Как нет? А где он?

— В тюрьме, — обыденным тоном сообщил Микки.

У нее от удивления округлились глаза:

— В какой еще тюрьме?

— Снейк-Ривер. Недалеко от границы Орегона и штата Айдахо.

— Микки, я не об этом спрашиваю. Я хочу знать, что он там делает?

— Решил навестить преподобного Джонса, — невозмутимо пояснил он и, не дожидаясь ответной реакции, побежал по дороге, ведущей к берегу океана.

Макса провели в комнату бесконтактных свиданий, оборудованной стандартной переговорной системой: две телефонные трубки и визуальный обзор через пуленепробиваемое стекло. Он сел на привинченный к полу стул и стал ждать, когда приведут узника. Через четверть часа дверь за стеклянной перегородкой открылась, и в комнату вошел старик, одетый в оранжевую тюремную робу.

— У вас десять минут, — буркнул охранник, снял с заключенного наручники и удалился.

— Спасибо, что пришли, — радостно проговорил священник в переговорную трубку, но тут же помрачнел. — Простите, я подвел вас. Я старался, но не смог…

— Маркус, — Макс попытался перебить преподобного, но тот его не слышал.

— Я сделал все, что было в моих силах.

— Маркус.

— Простите меня, я…

— Маркус, да остановись же ты, наконец!

Старик замолчал, понуро повесив голову.

— Это не твоя вина, а моя. Мне не стоило втягивать тебя в свои проблемы, — заметил Макс тихим, но твердым тоном, не терпящим возражений. — Так что это я должен просить у тебя прощения.

— Нет, нет! — горячо запротестовал он. — Вы ничего мне не должны. Вы столько для меня сделали.

Ангел горько усмехнулся, обведя взглядом тюремное помещение:

— Да уж, …но я обязательно вытащу тебя отсюда. Обещаю.

— Не надо, — еле слышно пробормотал преподобный.

Макс, удивленно вскинув брови, неуверенно переспросил:

— Не надо?

— Вы не волнуйтесь за меня, — торопливо затараторил священник, сбиваясь от волнения. — Если я оказался здесь, значит так суждено, значит так надо. Значит, Богу так угодно было. Все будет хорошо. Поверьте, я знаю…

— Ты попал сюда из-за меня, — возразил ангел, — и только из-за меня.

— Нет, нет, нет! Не спорьте! Судьба привела меня сюда. Значит, я должен пройти этот путь. Сам. До самого конца.

— Маркус, ты не должен расплачиваться за чужие ошибки.

— Не должен, но я не могу уйти! Как же я уйду? Здесь так много дел. Три тысячи заключенных! Шутка ли?! Каждый из них нуждается в духовности, в святости, в очищении от грехов прошлого! Я должен остаться! Я просто обязан попытаться помочь им.