За мной остаётся совсем немного. Последняя сказка Рамачандры, очень короткая. Намби, если вы помните, хотел оставить её себе. Но не знаю, почему он поделился этой сказкой с нами. Может быть, потому, что дело было на рассвете. На рассвете, как вы знаете, иногда случается то, чего в другое время и не жди. Это было как раз после того, как мы в последний раз увидели быка Брахми, и перед тем, как все пустились в пляс на берегу океана. Всходило солнце. Намби сел на песок. Крабы быстро зарылись, они терпеть не могут, когда на них смотрят, хотя я уверена, они тоже слушали. А мы сидели рядом, и Намби рассказал свою короткую сказку. Вот она.

На дне океана родилась раковина по имени Свати. Она жила, как все, пока ей не захотелось увидеть небо. «Это страшно», — сказали все в один голос. Но рыба, шнырявшая тут и там, успела шепнуть, что на небе взошла звезда, которую тоже зовут Свати. И раковина стала подниматься наверх — через всю глубину, через всю толщу океана. Ей уже начало казаться, что она никогда не поднимется, но как раз тут-то она и поднялась. Выплыла на поверхность. У видела разом всё небо и в высоте — звезду Свати. А звезда увидела раковину Свати и в виде привета послала вниз крупный прозрачный дождь. Раковина открылась, поймала каплю дождя, закрыла створки, чтобы её не пролить, и пошла вниз.

Створки она не открывала, и все решили, что она онемела от страха там, наверху. Поговорили об этом, покачали головами, решили, что она сама во всём виновата, и забыли. И долго-долго Свати не открывала свои дверцы. А когда наконец открыла, все увидели жемчужину. Она сделала её из капли дождя, который послала звезда Свати.

Больше Намби ничего не прибавил. А мы ни о чём не спросили. Спасибо и на том, что он рассказал нам сказку, которую собирался оставить самому себе. Не знаю, что хотел сказать Рамачандра этой сказкой и почему рассказал её, навсегда прощаясь с Намби. Впрочем, Намби был ему вместо сына. А когда отец умирает, он оставляет сыну последний совет или наставление. Например: чего следует бояться на этом свете? Может быть, Рамачандра ответил на этот вопрос: «Ничего. Ничего не надо бояться». Но вполне возможно, что он хотел сказать что-нибудь другое. Что-нибудь совсем другое… Например… нет, не знаю, не знаю.

Когда Намби умолк, солнце уже взошло над океаном, рассвет миновал, и начинался день.

А рассветные сказки не стоит тревожить дневными вопросами.

НУ, А ТЕПЕРЬ — ПОРА

Пора закрывать книгу. Пора возвращаться домой.

Пора прощаться с Индией.

— Слушай, Боря, — сказала я. — Может быть, мы напрасно не взяли белую раковину на память об океане?

— Чушь, — сказал Боря. — Я говорю, что об океане может напомнить только сам океан.

— Так, может быть, мы возьмём с собой лист банановой рощи? Он будет напоминать и о солнце, и о тени.

— Глупее ничего нельзя придумать, — сказал Боря. — Что может напомнить о солнце и о тени? Не положу ведь я солнце и тень в карман!

Иными словами — Боря загрустил при расставании.

Это бывает всякий раз, когда расстаёшься с тем, что успел полюбить. Боря не складывал чемодан. Он лежал очень грустный, и я испугалась, что он разучился смеяться, как доктор Рао. Как ни мало остаётся времени, но я думаю, что успею сказать вам про доктора Рао. Это очень хороший доктор, но он никогда не смеётся. Говорят, будто в юности его укусил крокодил за пятку, и это навсегда отшибло у него охоту смеяться. Говорят, что, пока он учился в Англии, он так отсырел, что улыбка его заржавела. Но мы не верили слухам и напрямик спросили:

— Доктор Рао, почему вы никогда не смеётесь?

Он нам ответил:

— Ни к чему. Это совершенно излишне. Я не хочу вносить в жизнь лишнюю путаницу. Смех и слёзы ещё ничего не значат. Вы, конечно, знаете, что бывают слёзы радости, а бывает и смех сквозь слёзы. Вот почему я предпочитаю и не плакать и не смеяться.

Я испугалась, что Боря, как доктор Рао, перестанет смеяться. И Устин Устиныч опасался того же. Он сказал:

— Идёмте немедленно к фокуснику, не было случая, чтобы он не развеселил нас.

Фокусник охотно расстелил коврик, уселся и приступил к фокусам.

Прежде всего он тряхнул пустыми рукавами И вывернул их наизнанку, чтобы мы убедились, что там ничего нет. Тряхнул во второй раз — из каждого рукава вывалилось по морской свинке. Он дал им капусты, и они наелись и стали танцевать индийский танец манипури.

Мы посмотрели на Борю — он не улыбнулся.

Факир взял яйцо, приставил его к носу, яйцо не свалилось и не разбилось и так и торчало на носу, как второй нос. Боря старался улыбнуться, но при всём желании не мог. А фокусник пустился на последнее средство — вынул камень величиной с кулак, проглотил его, а выплюнул сразу три камня. Все мы, как один, посмотрели на Борю и убедились своими глазами, что, когда человек грустит, никакие фокусы не помогут.

И только мы успели об этом подумать, Боря взял из рук фокусника яйцо, приставил к носу, и, к нашему великому изумлению, яйцо не свалилось и не разбилось.

Потом Боря снял с головы свой пробковый шлем, под которым ничего не было, и под шлемом оказалась морская свинка — легко спрыгнула на землю и пустилась танцевать индийский танец катхакали.

Уму непостижимо, где он всему этому научился! Мы стояли, онемев от удивления. Но это ещё не всё. Тут Боря чихнул, изо рта у него вылетела пчела и закружилась в танце бхарат-натьям.

Вот тут-то и раздался смех. Я скажу, кто это смеялся, хотя, может быть, мне и не поверят. Смеялся доктор Рао. Он сидел на террасе, пил кофе и всё видел.

На этот раз мы ушам своим не поверили.

— Это вы смеялись, доктор Рао? — спросили мы.

— Я, — сказал доктор Рао. — Это смеялся я. Меня развеселил Боря. Я не видел человека жизнерадостней.

Боря разулыбался, и Устин Устиныч сказал:

— Да, это очень весёлый человек. Мы-то уж знаем.

— Но ведь он уезжает! — сказал доктор Рао и хотел опять запечалиться.

— Только не печальтесь, доктор Рао! — воскликнул Боря. — Пожалуйста, не печальтесь. Хотите взять на память мой бинокль, мой пробковый шлем и перочинный нож?

— Ни в коем случае! — сказал доктор Рао. — Поверьте, тот, кто снова начал смеяться, уже никогда не перепутает смех и слёзы. А о вас мне напомнят огни на улице, вот эта дорога и дерево, с которого скорпион свалился к Боре в книгу, и банановая роща, и, главное… Как я мог это забыть, как я упустил это из виду!..

— Что же это, что, что? — воскликнули мы в один голос.

— Намби! — сказал доктор Рао. — Всегда и везде мне будет напоминать о вас Намби, наш общий друг.

— Конечно! — сказал Боря.

— Конечно! — воскликнули мы все.

— А где же он, Намби?

Мы все стали озираться, но не увидели его. Да и не могли увидеть. Потому что в нашем городе в эту минуту его уже не было.

НЕ БУДЕМ ПРОЩАТЬСЯ

Не знаю, сколько бы мы ещё озирались в поисках Намби, если бы не Джимми, который всегда был в курсе всех новостей.

— Не ищите его, — сказал Джимми. — Он ушёл на рассвете. С тех пор, как он однажды и навсегда простился с Рамачандрой, он очень не любит прощаний. Он ушёл, и бесполезно его искать, вы ведь знаете Намби, его невозможно найти, если он уходит.

Он прав. Скажу только, что мы всё-таки сделали последнюю попытку увидеть Намби. Заехали напоследок в Чидамбарам. Там так же, как прежде, поднимались в небо ворота. И так же пахло жасмином и маслом. И каменный бык лежал посреди большого двора. Но Намби там не было.

И в Мамаллапураме не было.

Золотой песок шуршал, океан шумел. С памятником Великой Кошки ничего не случилось, но Намби мы не нашли.

Заехали в деревню Раджана. Все были в поле, только жрец сидел, как прежде, на своём месте. На всякий случай мы спросили его: