– Предположительно, мертвы еще с зимы. Думаю, все спланировали древние, они и поведут армию.

– Мы... выстоим?

– А у нас есть выбор?

Мирослав ждал на кухне. Умиротворенно пил кофе из приготовленной Евой чашки и смотрел в окно.

Когда мы вошли, я поймала его лукавый взгляд, горячий и откровенный. И на лице у него словно написано было: я же говорил.

Отвернулась, игнорируя нарастающий стыд. Хватит себя жалеть! Люди умирают, армия охотников придет, чтобы убить тех, кого я люблю.

Единственный, о ком стоит переживать в связи с последними событиями – Глеб. Но с ним я разберусь сама, без посторонней помощи.

– Не смогу забрать обоих сразу, слишком вымотался. Придется по одному.

Я посмотрела на Влада, он кивнул, и я взяла вождя альва за руку. Глубоко вдохнула и зажмурилась.

На этот раз тошнота была не такой сильной, наверное, потому что я готовилась. Когда через секунду открыла глаза, стояла уже в гостиной атли, а еще через миг оказалась в крепких объятиях Глеба.

– С ума сошла так пугать, Полевая! – прошептал он, и его голос дрогнул.

От этого у меня на душе стало тоскливо и мрачно, как в темном глубоком погребе. Но я с удивлением заметила, что совсем не жалею. Несомненно, стоило порвать с Глебом раньше, но от осознания, что мне не придется больше путаться в ненужных отношениях, полегчало.

Я тут же выругала себя за эгоизм.

– Все хорошо, видишь, – пробормотала смущенно и поймала испуганный взгляд Киры. Протянула ей руку, и она сильно, даже слишком для такой хрупкой девушки, сжала мою ладонь. – Я уже тут, с вами.

Глеб выпустил меня из объятий, и меня крепко стиснула дочь.

– Нельзя быть такой безрассудной! – строго сказала она. Я невольно улыбнулась. Не думала, что так скоро ребенок будет меня поучать. Впрочем, Кира давно уже не ребенок...

– Больше не буду, – бессовестно соврала я.

Накатила какая-то непонятная слабость, голова закружилась, перед глазами потемнело, и я несколько раз поморгала. Ну, вот и стресс выходит.

– Что с твоей одеждой? – спросила Кира, указывая на разорванную тунику, которую я машинально держала в руке.

– А, это... – Я покосилась на Глеба и почувствовала, что заливаюсь краской. Мирослав все еще был здесь – отдыхал, наверное. И от его присутствия, как невольного свидетеля моей слабости, снова накатила удушливая тоскливость. – Охотник...

– Вот урод! – зло произнес Глеб и сжал кулаки.

– Мы успели вовремя, – подал голос Мирослав. – Влад убил его.

– Что произошло здесь вчера? – высвобождаясь из объятий дочери, спросила я.

Отметила, что многие атли и альва собрались в гостиной. Ева все еще прижимала к себе Майю, а девочка рассеянно гладила ее по руке и восхищенно смотрела в нашу сторону. Ну, конечно же, я осталась наедине с охотником на целых... несколько минут.

Вспомнился горько-сладкий привкус страха, оцепенение от горящего взгляда Бена, карие, с красными прожилками глаза.

Он мертв, сказала я себе мысленно. И так будет с каждым, кто придет в наш дом насиловать наших женщин.

Нужно что-то делать с кеном колдуна. Иначе как я смогу защитить родных? Впервые, когда сила сольвейга могла реально пригодиться атли, я не могу ее использовать. Ну что за несправедливость?!

Может, и правда, отдать этот кен Владу? Тан был врагом, скорее всего его предсмертные слова были призваны причинить мне вред. Ведь так и есть – я слаба из-за его кена.

Странно, но при мысли о том, что нужно избавиться от него, становилось не по себе. Что-то отвращало от вполне логичного поступка.

Тан сказал: выживи. Мог ли он каким-то образом прознать о драугре? Ведь именно им меня стращали весь последний год. Намеки древних, сны, слова Влада... Драугру нужен мой кен, а сейчас его почти нет.

Что ж, логично. Но как по-другому я смогу драться на войне?

– Охотники теперь ходят кучками, – в обычной расслабленной манере ответила Лара. – И знают, где мы живем. Вчера они напали на наших у ворот.

– Все будет, как в моем видении. Они войдут...

– Они не войдут, – перебил Мирослав довольно резко. – У нас много сильных защитниц. И воинов достаточно.

– Тебе нужно отдохнуть, – тихо сказал Глеб и взял меня за руку. – Идем, отведу тебя наверх.

Я не стала противиться. Слабость, накатившая внезапно, никуда не делась – растеклась по телу и превратила мышцы в кисель. Я облокотилась на Глеба и позволила ему довести себя до спальни.

– В душ пойдешь или так поспишь? – спросил он как-то странно, тихо и без эмоций.

В груди защемило, полыхнуло жаром раскаяние.

– Глеб, присядь...

– Зачем? – Он исподлобья взглянул на меня и отступил на шаг. Одинокий. Растерянный.

В голове мелькнула мысль: знает. Понял все еще там, в гостиной. А теперь пытается осознать, что с этим делать. Один. Снова один.

– Нужно кое-что сказать.

– Нет, не нужно.

– Глеб...

– Не говори. Зачем? И так все видно. На тебе его футболка, запах. И в глазах этот блеск... Мне не нужны слова, чтобы догадаться.

– Прости... – прошептала я, опасаясь расплакаться.

Глеб не выносит слез. Никогда не мог терпеть.

Странно, но слез и не было. Какая-то пустота внутри. Выжженное поле. И усталость. Глаза буквально слипались, и я не могла сконцентрироваться ни на чем.

– Дело-то житейское, – пожал плечами Глеб. В глаза не смотрел. – Поспи, я пойду вниз.

Затем резко сорвался и вышел.

Я улеглась, не в силах больше противиться слабости, обняла подушку и уснула.

Проснулась, когда уже стемнело. На стене мягким желтым пятном отбрасывало свет бра, на комоде размеренно тикали часы. Окно было приоткрыто, на улице пели ночную песню сверчки.

Я села на кровати и протерла глаза. Отдохнувшей себя не чувствовала совершенно – мышцы затекли, в голове гудело, в мозгу отчетливо ворчала совесть, сразу же обрушив на меня лавину воспоминаний вперемешку с сожалением.

Чтобы не было так тоскливо, я встала и щелкнула выключателем. Глаза тут же зажмурила от яркой вспышки, в висках отдалось тупой болью, но она постепенно стихала, и я привыкла к свету.

Странно, но легче не стало. Ни капельки. Нерадужные мысли клубились в голове, в груди камнем осело раскаяние, мешая дышать. Вспомнились синие глаза Глеба, полные обиды, его тон и отрешенный вид.

Мы больше не близки. Я потеряла друга. Навсегда.

Сдерживая подступившие к горлу слезы, открыла балконную дверь.

Легкий ветерок обдул лицо, принося секундное облегчение. В воздухе явно чувствовалось лето – знойное, липкое и жужжащее. Но оно было где-то далеко, за поворотом. Не напрягало жарой, поздними закатами и комарами.

Темное небо раскинулось широкой панорамой, сверкало стразами звезд, контрастирующими с холодным светом уличных фонарей. Пахло свежескошенной травой и клубникой. Со двора доносились приглушенные голоса и тихий смех.

В мою дверь постучали. Видеть никого не хотелось, говорить – тем более. Но в большом доме с огромным количеством людей есть свои недостатки – не спрячешься.

Дверь приоткрылась, и в проеме появилось лицо Ирины.

Черт, ну за что мне это, а? После тяжелого разговора с Глебом видеть жену Влада хотелось меньше всего. Особенно в свете последних событий.

– Ты как? – дружелюбно поинтересовалась Ира и прикрыла за собой дверь.

Я нервно улыбнулась.

– Хорошо. Совсем не пострадала, больше испугалась. Мирослав с Владом вовремя появились, и Влад убил охотника.

– Он очень переживал за тебя. – Она присела на кровать и похлопала ладонью рядом с собой, приглашая меня присоединиться. – Мы все переживали.

– Спасибо... – смутилась я. Присаживаться не стала – смотрела на нее настороженно и удивленно.

– Ты извини, что я тогда тебе нагрубила, – добавила Ирина и еще раз улыбнулась.

Мне стало еще паршивей на душе, и я отвела взгляд.

– Не думаю, что тебе стоит извиняться передо мной.

– Я никогда не питала иллюзий, что буду единственной женой, готова была принять другую женщину в семью. Но тогда меня возмутило, что он не делился со мной. Совсем. А потом поняла, что он ни с кем не делится. Такой человек.