Ринслер в который раз прошелся туда-сюда по комнате, затем резко схватил кусок хлеба с подноса, и быстро вышел.

Он знал, что ведет себя, как полный кретин, и поэтому прибавил шагу — чтобы не передумать. Дорога, всегда казавшаяся ему такой короткой и знакомой, вдруг оказалась очень длинной. Несколько минут показались вечностью.

Песчаников на входе он даже взглядом не удостоил, сразу открыл большую деревянную дверь и вошел внутрь. Нос забила жуткая вонь, но Ринслер давно уже к ней привык. В нижних камерах дышать стало тяжелее. Если там, наверху, еще были отверстия, пропускающие воздух, то тут нет.

В темнице было тихо.

На секунду он подумал, что Лекс снова сбежал, но, поравнявшись с железными решетками, убедился, что это не так. Бывший друг не спал, просто сидел на полу, выпрямив ноги, и уставившись в одну точку. Он не поворачивал головы, но Ринслер знал, что мужчина давно догадался, кто к нему нагрянул.

— Постоять тут пришел? — отчужденно спросил Лекс, не отрываясь от созерцания чего-то, что видел только он.

— Ага, полюбоваться.

— Что, «лапочки» уже не в твоем вкусе?

— Завидуешь?

— Ту блондинку с козлиной бородкой и врагу не пожелаешь. Кстати, она еще жива?

— Не твое собачье дело, — огрызнулся Ринслер.

Лекс усмехнулся. Время шло, но он молчал. Просто не хотел язвить бывшему лучшему другу. Не такое последнее воспоминание он желал оставить о себе. Как там писали Берегини? В смертный час вспомни все счастливые мгновенья свои, покайся в тех, что принесли несчастье, и прости, да возлюби ближнего своего.

— Где же твое красноречие? — удивился Ринслер. — Неужели язык отсох?

— Представляешь, воду мне приносят один раз в день, в горле все пересыхает.

— Хочешь, чтобы я тебе еще и водички принес?

— Нет, просто знай.

Ринслер присел на корточки рядом с камерой.

— Признавайся, кто ты, и что ты сделал с Лексом? — невесело пошутил он.

Лекс поморщился и отклонился, выказывая отвращение.

— Фу, дружище, ты сегодня явно перебрал.

Ринслер в ответ обвел своего бывшего друга насмешливым взглядом.

— Тебе-то уж точно не помешала бы стопка-другая.

— Да. Ты еще хранишь у себя тот ядреный виски?

— Поверь, даже если очень захочешь, судьба не преподнесет тебе такого щедрого подарка.

— Я думал, ты не веришь в судьбу.

Ринслер на секунду оторопел. Он ожидал, что они, как обычно, поцапаются друг с другом. Это придало бы ему злости, ярости… но Лекс всегда умел удивить.

— Я верю вот в эту штуку, — мужчина вытащил из-за пояса большой кинжал, — Один взмах, и никакого виски. Это я тебе обещаю.

— Да уж, не сомневаюсь. — Лекс приподнялся на локтях и отодвинулся чуть подальше от решеток. — Махаться ножом ты умеешь лучше всего…

— Да, не жалуюсь.

— … а вот девчонок никогда не умел выбирать, — убийственно добавил он.

— На твой искушенный вкус не угодишь, — со сдержанной яростью ответил Ринслер.

— Ту, с козлиной бородкой, выбрал ты.

— Если из твоей дырявой башки вытекли еще не все мозги, то ты помнишь, что это было «на слабо».

— Если алкоголь еще не добрался до твоих мозговых жил, то ты помнишь, что уговор был найти самую страшную, а не бородатую.

— Если ты только притворяешься таким идиотом, то ты должен понимать, что она и была самой страшной.

— Если твой атрофированный разум помнит, то я был не против и брюнетки с кривыми ногами.

— Если ты сейчас не заткнешься, я тебе врежу, — не выдержал Ринслер.

— Насколько я помню, раньше ты лежачих не бил.

— Зато я всегда бил идиотов.

— Тогда тебе нужно подняться уровнем выше. Насколько я помню, там их вечно было навалом.

Ринслер резко встал. У него руки чесались по чему-нибудь ударить, а еще лучше сжать чью-то шею, и с каждой секундой сдавливать ее сильнее, сильнее… но он сдерживался.

— Я смотрю тебя ни чем не взять, — даже с каплей уважения усмехнулся мужчина. — Лежишь тут в полном дерьме, и все равно умудряешься всех бесить.

— Ну почему всех. Я добрый. И девушкам я нравлюсь.

От этих слов Ринслер искренне расхохотался. Громкий звук отразился от стен, и заставил их обоих поморщиться.

— Девушкам? Это кому? На данный момент я знаю только одну, и то, она тебя боится до дрожи в коленках.

Лекс усмехнулся.

— Да, я заметил. Такая боязливая. Что ни придет, вечно начинает орать.

— От страха, — дополнил Ринслер.

— Ну, я бы так не сказал.

— Лекс-Лекс, — покачал головой мужчина, — знаешь, что я делаю даже лучше, чем ножами махаю?

— Нет, и не хочу знать, — в приторном ужасе поморщился Лекс.

— Я сразу распознаю ложь, — продолжил Ринслер. — Тебя я знаю лучше всех. Даже не пытайся.

— Нарекаешь меня лжецом? — неправдоподобно возмутился мужчина. — Как можно! Я же душу тебе изливаю. Хотя, ты прав. Я не слишком люблю костлявых полуживых девчонок. Того и гляди развалятся.

— Да-а, друг, — восхищено протянул Ринслер. — Если уж Арли для тебя костлявая полуживая девчонка, то я даже не представляю, как ты тогда отреагировал на ту, с бородкой.

— Арли? — переспросил Лекс.

— Да, Арли. Так зовут ту толстую тетку… ах, да, прости, костлявую и полуживую девчонку, что приносит тебе еду.

— Арли? — нахмурил брови мужчина.

— Ты глухой? — разозлился Ринслер. — Арли! Что тебе не понятно в этом имени?!

— Арли, — усмехнулся Лекс, и покачал головой. — Да ты еще глупее, чем я думал. Арли. — На лице заиграла уважительная улыбка. Он не знал, как эта дурочка умудрилась все провернуть, но то, что Ринслер до сих пор ничего не знал, заслуживало отдельной медали.

— Что с тобой, Лекс? — серьезно спросил мужчина. — Ты сам на себя не похож.

— Год уже прошел. Было бы странно, если бы мы остались прежними.

— Ты — та еще козлина. Но ты же и так это знаешь? — с горькой усмешкой спросил Ринслер.

Он устало прислонился спиной к стене. Злость куда- то испарялась. Ее место занимало непонимание, недоумение… и как бы ни было тяжело это признавать, еще и обида.

— Зачем ты пришел? — спросил Лекс.

— Посмотреть, как ты подыхаешь тут.

— Тогда заходи почаще.

— И не надейся.

Ринслер злобно сплюнул.

— Хотя знаешь, есть еще одна причина. Я давно хотел спросить…

— Почему, — догадался Лекс.

— Да, почему. Былого не вернешь. Я не смогу вновь пережить тот побег и хорошенько врезать тебе. Просто объясни: почему?

Ринслер был пьян. Кто знает, может, в трезвом уме он бы и не сунулся сюда. Однако он был здесь и, возможно, в последний раз. Лекс непроизвольно стукнулся затылком о стену. Он понимал, что должен сказать правду. Вот только проблема была в том, что он сам ее не знал.

— Ну?!

— Я не знаю. — Голос Лекса стал приглушенным. — Слишком долго мы готовились к этому. Слишком многое было поставлено на кон. Как можно было тогда отступить?

— Ладно. Плевать мне на твои мотивы. Но почему ты не вернулся, придурок?!

— Куда? Снова в это логово смерти?!

— Ты хоть знаешь, — злобно прошипел Ринслер, прислоняясь лицом к решеткам, — что я тут пережил, а? Бьюсь об заклад, в пустыне ты и половины всего этого не испытывал. За одно это тебя стоит убить.

Лекс резко придвинулся к решеткам. Их лица оказались друг напротив друга.

— Ну давай. Убей. Думаешь, мне жалко?! Да я жду этого, мечтаю об этом! Давай! Что ты так смотришь на меня? — мужчина рассмеялся. — Ну конечно. Я тоже помню наш уговор. Ты не сделаешь этого.

— Ошибаешься, — прошипел Ринслер.

— Ты знаешь, что меня тут держит. А я знаю, что держит тебя. Ты не сделаешь этого. Или хочешь поиграть «на слабо»?

Ринслер резко отпрянул от решетки.

— Да пошел ты.

— Давай, дружище. Как в старые добрые времена. Где коробка? Она ведь у тебя, верно? Да, я бы тоже ее не выкинул.

— Сколько уверенности, — усмехнулся мужчина. — Но ты прогадал. Ее у меня уже нет.

— Брось, Ринслер. По тебе видно. Где она? На прежнем месте? В серванте?