Что бы он сам написал на этой стене? Как вообще было выразить то, на что он надеялся, чего страшился и к чему рвался сломя голову? Пока все это выражалось для него именем проводника – больше он ничего не знал о том, что же случилось с его судьбой в одночасье. Наверное, он написал бы это имя. Да, пожалуй, только имя.

– Тони, дорогой мой, не надо ничего писать и уподобляться глупым детям, которые ставят секс и аспирин в один желанный ряд, – услышал он за спиной. – Да и легенды все преувеличивают, неужели ты веришь во всю эту чушь? Что дьявол приходит сюда в полночь и спускается по этим лестницам?

Антон поднял голову и посмотрел на повторявшие изгиб стен чугунные лестницы, которые уходили бесконечно вверх.

– Но раз мы здесь, значит, что-то из этих слухов – правда? Если меня, конечно, не найдут в нескольких пластиковых пакетах в мусорном контейнере поблизости.

Эмиль, не скрываясь, заржал, и эхо его смеха словно бы окутало Спасского – смех был веселый, живой, пугал всякую мутную нечисть.

– Тони, ты думаешь, я какой-нибудь сложно мыслящий ритуальный убийца? Второй Зодиак – или как его там звали? Если бы я хотел тебя убить, то сделал бы это быстро, чисто и просто. Зачем огород городить? Время дорого, особенно при моем образе жизни. Пойдем наверх, Тони, если ты решился.

Тут только Спасский заметил, что выглядит Эмиль по-другому: не сама внешность, а одежда – никаких желтых рубашек и оранжевых туфель, а нечто темное, цвета сине-черных сумерек, похожее на френч или мундир, с блестящей косой застежкой у горла и нашивками в виде неких красноватых символов, темные прямые брюки и зеркальные черные ботинки. Даже волосы лежали по-другому – гладко, на косой пробор, блестели в проникавшем с верхней площадки солнечном свете.

Спасский вдруг осознал – как все это нелепо выглядит: он с командировочной сумкой в руках, непостижимый Эмиль, одетый, как персонажи антиутопий или самураи будущего, старинная ротонда с запахами затхлости и уныния, бесконечные круги винтовой лестницы, его надежды на невозможное… а где-то там, за этими мрачными стенами, – привычная, нормальная, здоровая жизнь…

Но он ни разу не задержался, ни на одной ступеньке, поднимаясь за Эмилем наверх и глядя в его прямую спину.

– О Ротонде ходит много легенд, потому что многое здесь кажется непонятным, – подал голос Эмиль, оборачиваясь. – Однако особенно непонятным, без всяких там россказней, кажется предназначение небольшой лестницы – вон, видишь, она отходит от основной налево? Нам как раз туда, Тони. Дело в том, что она не приводит ни к какой двери, ни к чему-нибудь еще, и заканчивается маленькой площадкой. Может быть, она создавалась для красоты. А может быть, ты сейчас узнаешь, для чего.

– Похоже, ты еще более плохой парень, чем я себе представлял, – пробормотал Антон. – Смертельно опасный, да?

– Да, – просто согласился Эмиль и взял его за руку, когда они достигли той самой небольшой площадки. – Ну что, готов?

Спасский посмотрел на него, сглотнул и крепко сжал его пальцы.

– Да, – сказал он.

Эмиль кивнул, приподнял манжету на рукаве, открыв на запястье широкий браслет – наполовину кожаный, наполовину металлический – и что-то на этом браслете неуловимым движением повернул, не выпуская из другой руки ладони Антона.

И в тот же момент свет в глазах у Спасского померк – скорее всего, мельком подумал он, навсегда. Но неизвестно почему он все равно был абсолютно, бескрайне счастлив.

Глава 6

Говорили, что он – дотянувшийся до мечты,

пример свершившейся сказки, пример перед всеми.

Только я его видел недавно. Глаза его золоты.

Безнадежно в них плещется

Мертвое стылое время.

(с, Лемерт)

В то долгое-долгое мгновение, когда глаза его затопил то ли белый свет, то ли черная тьма, Антон успел подумать о том, что все до единого самоубийцы в мире вовсе не желали умирать: они всего-то желали заснуть и проснуться в другом мире, с которым находились бы в большем согласии, чем с тем, который покинули. Антон не знал, удалось ли кому-нибудь из них осуществить свое желание, но вот ему, похоже, как раз удавалось сейчас.

И еще он, конечно, думал об Эмиле, который скользил по волнам снов и по волнам времени, как какой-нибудь волшебный серфер, замирая между будущих секунд и ныряя дальше, в конце концов вылетая на солнце вопреки всему – к жизни, к жизни, к жизни, сквозь разошедшиеся швы времени.

Был ли Эмиль вообще человеком или же этаким проводником на другой берег, Хароном из сновидений с золотыми глазами? Он напоминал Антону самурая – бесконечно преданного идее, тренированного и смертельно опасного. Да и в целом Антон подозревал, что его ждет совсем не светлое будущее, хотя в нем еще дотлевали надежды на то, что он попал в добрую сказку.

– Эй, – услышал он веселый голос Эмиля. – Давай открывай глаза, принцесса! Мы прибыли.

Говорил Эмиль по-английски, еще более хрипло и сипло, чем раньше, и Спасский обнаружил у него типичный британский акцент, с придыханиями и небрежным проглатыванием отдельных звуков. Видимо, теперь это был язык новой жизни Антона. Ну что ж, с этим еще можно было смириться – хотя бы не марсианский.

Антон скривился на «принцессу», но глаза открыл.

Оказались они вовсе не в изумрудном парке, сиявшем оттенками летней мяты и манившем пряничным призраком старинного замка вдалеке, как бывало в сновидениях, а в каком-то узком, синем от вечерних сумерек пространстве между уходившими ввысь стрелами небоскребами цвета угля, гладкими и сверкавшими, как зеркало. В этих черных полированных зеркалах отражались бесчисленные огни самых разных цветов и форм – от золотых до фиолетовых, от земляничных до белых, и самое странное, что снизу их тоже отражало какое-то громадное зеркало. Что еще поразило Антона, так это вмиг окутавшее его влажным одеялом тепло – насколько он помнил современный ему Лондон, там стояли вовсе не средиземноморские температуры, а тут можно было подумать, что они находятся где-то в Неаполе. И вдруг он разом вспомнил все предсказания футурологов в 2012 году, и понял, что же это за странное живое зеркало раскинулось внизу повсюду.

– Вода? – слегка подавленно спросил Антон. – В Лондоне – везде сейчас вода?

– Ну не везде, – живо откликнулся Эмиль, который искал кого-то глазами в сумраке, словно зрение у него было кошачьим. – Помнится, в вашем времени нам обещали, что Лондон вообще уйдет под воду и мы будем резвиться в волнах, точно славные гладкие рыбки… Не совсем такая картина, как видишь. Но воды много, все-таки чертово глобальное потепление не отменишь, хотя и не совсем согласно страшилкам ученых все пошло. В северо-восточных городах действительно везде вода, там и шторма, и наводнения, и постоянная борьба за выживание, и жители там дьявольские упертые, уж я-то знаю, о чем говорю! А в Лондоне вода только местами, ну – кое-какие части снесло и затопило, конечно, пока защиту не поставили. Но есть и плюсы, дорогуша. В моих землях, например, теперь круглый год курорт. А на юге изюм выращивают и кишмиш. Эх, знал бы мой дед, что в долине Темзы будет изюм расти… А в Йоркшире и Ланкашире спокойно вызревают мерло и каберне совиньон!