- Много.- Ответил я ему в унисон.- Да ты у меня совсем старик!

Все рассмеялись.

- С бородой!

Анатолий смущенно тронул пальцем -подбородок.

Алексеев слыл в полку личностью незаурядной, и мне интересно было узнать, чем же он так отличился за сравнительно короткий промежуток времени пребывания в части? И случай представился. Жена одного штабного офицера Нина Ивановна, образованная женщина, ведала полковой библиотекой. В свободное время она вела летопись части. Записки, документы, наблюдения, все это было у нее аккуратно собрано и подшито в папки. И когда я заговорил с ней об Алексееве, она положила передо мной толстую тетрадь в клеенчатой обложке:

- Вот, почитайте, тут я записала все о нем. Я взял тетрадь, и в редких перерывах после боевых ночей прочитал записки.

Нарушитель инструкции

Алексееву отчаянно «везло»! Даже в самом понятии этого слова, всегда раздваивающегося, когда приходилось его применять «Анатолию. Судьба, словно испытывая человека на прочность, то и дело подсовывала его под снаряды. Прямое попадание в мотор и… начиналась «карусель». Но судьба же его оберегала.

Ему «повезло» - подбили над целью, и повезло, когда он, кое-как перетянув линию фронта, темной ночью отлично сажал машину куда придется… на колеса!

Инструкцией это запрещалось. Категорически! Человек дороже любой машины. Подбили- перетяни линию фронта и прыгай! Для того и парашют. Днем еще можно при желании посадить самолет в поле. Но только на брюхо, с убранными шасси. И чтобы никакого риска! Так гласила инструкция. Но Анатолий ее нарушал. Жалко было машину. Он был летчиком, это прежде всего, и не мыслил ходить в «безлошадных». «А раскокать машину может каждый дурак!» - так говорил Алексеев, оправдываясь перед командиром полка в очередном нарушении инструкции. А таких нарушений у него было шесть.

Ему «повезло» и в седьмой раз. Снаряд угодил в левый мотор. Алексеев пошел на одном. Правый, получив максимальную нагрузку, стал обрезать. Видимо, досталось и ему. Летели искры, потом рывок и… чих-чих-чих!- сникали обороты. Машина как бы застывала, норовя свалиться на крыло. Но, прочихавшись, мотор набирал обороты, и Алексеев, уже непонятно, каким чувством определяя режим полета, миллиметровым движением штурвала заставлял самолет «вспухнуть». И тогда чуткая стрелка вариометра вставала на нуль и даже чуть-чуть отклонялась кверху, показывая хоть малый, совсем-совсем ничтожный, но набор высоты! Нужно было любой ценой перетянуть линию фронта.

Перетянули. На малой высоте.

Штурман, гвардии лейтенант Артемов, щупая парашютное кольцо, уже поглядывал на люк: сейчас командир даст команду покинуть самолет. Сзади, в хвостовом отсеке, отключив ларингофоны, стрелок-радист Ломовский, пересиливая рев мотора, давал наставления воздушному стрелку Щедрину, как прыгать на малой высоте.

Но команды покинуть самолет не было. Стараясь уйти подальше от линии фронта, Алексеев тянул до последнего. Обострившееся зрение хорошо различало в кромешной темноте рельеф местности.

Штурман, потеряв надежду на прыжок, застегнул покрепче привязные ремни и, вцепившись пальцами в подлокотник кресла, отдался л а волю судьбы. Мимо проносились препятствия: церквушка, деревья, крутой обрыв реки. Что следующее?!.

А следующее было просто: Алексеев увидел поле. Место вроде бы ровное, и соблазн поэтому был очень велик: спасти машину, - это ли не дело! Руки все сделали сами: удар по рычагу, машина вздрогнула - выпали шасси. Тускло засветилась фара…

Сели. С грохотом побежали по неровному полю, взрывая колесами податливую землю. Самолет остановился. Перегретый мотор, лязгнув металлическим нутром, закрутил в обратную сторону и, как-то по-старчески крякнув, заглох. Темно. Тихо. Только в цилиндрах потрескивало.

Анатолий открыл фонарь:

- Эй, друзья, вы живы там?

- Живы, товарищ командир!-отозвались стрелки.

- Жив, - проворчал Артемов.- Чуть-чуть не убил ты нас, командир.

- Чуть-чуть не считается, - ответил Алексеев.-На этом «чуть-чуть» и дотянули.

На душе было радостно: машина спасена, и он не будет ходить в «безлошадных». Для него это хуже всяких наказаний.

Опустился на землю, обошел кругом самолет. В крыльях и фюзеляже чернели дыры от соколков снарядов. Удивился, как это никто не ранен. Под ногами хрустела густая прошлогодняя трава. Подумал про себя: «Не скосили почему-то», - а вслух сказал:

- Ну что ж, поужинаем, что ли? Ломовский, тащи-ка непзапас, вспотрошим его по инструкции.

- По инструкции, - проворчал штурман, внутренне содрогаясь от мысли, что его ожидало, будь бы здесь какое препятствие.- Тут-то ты инструкцию соблюдаешь…

- Ну ладно, ладно, старик, не ворчи. В полку скажем, что местное население разожгло нам костры и что мы трижды облетели площадку, разглядели что надо и, только убедившись… Ну и все (прочее. Понял?

- Понял.- Хмуро согласился Артемов.- Только зря все это: Гусаков все равно не поверит.

- Поверит. Машина-то цела!

Ломовский, пыхтя, вылез из нижнего люка, держа в руках оцинкованный ящик с солидным запасом продовольствия.

Алексеев сказал:

- Садитесь, братцы! Поедим да спать, а утро вечера мудреней.

- Утро действительно было мудреное. Проснулись от крика:

- Э-э-эй! Чудаки-и-и! Как вас туда занесло-о-о?!

Алексеев подмял голову из травы. Человек в телогрейке и ватных штатах, стоя на пригорке вдалеке, размахивал шапкой.

- Э-эээ-иий!-панически закричал человек, срывая голос.- Не двигайтесь с места-а-а! Вы на минном по-о-оле!…

У Алексеева встали дыбом волосы. Он замер и огляделся. Ч-черт побери, куда же это действительно их занесло?! Окопы, траншеи. Все перерыто. Валяются снаряды, гильзы, ржавые куски разбитой техники, и в траве, вот - совсем рядом, почти под колесом - подозрительная выпуклость. Пригляделся - мина! Большая, круглая. Противотанковая…

Остались в живых?! Это было чудо из чудес!… И за это вот «чудо» командир полка снял с Алексеева на три месяца звание гвардейца.

- За что?-попытался уточнить Алексеев.- Ведь если бы я посадил на брюхо…

Командир любил Алексеева и простил ему эту форму пререкания.

- А ты не должен ночью сажать самолет на брюхо: инструкция не велит. Надо прыгать. С парашютом. Зачем же рисковать экипажем?

Алексеев сделал обиженный вид:

- Так, товарищ командир, высоты же не было!: - Вот тогда на брюхо! На, почитай инструкцию.- И подал книжечку в зеленом переплете. Анатолий отдернул руку.

- Бери, бери, не стесняйся!-сказал командир.- И вообще запомни: надоело мне с тобой возиться. Еще раз сядешь на колеса-отстраню от полетов. Будешь нести аэродромную службу. Понял? Иди.

Алексеей понял. Он знал командира: если сказал, то сделает. И командир знал Алексеева. Постращав его так, он усмехнулся про себя: до чего ж разные бывают люди! Для одного - отстранение от боевых полетов - нет страшнее наказания! А для другого… Вот Федосов, например, старый летчик, капитан. Полк воюет, а он в общежитии на койке валяется. Все у него с моторами не ладится. Как ни полетит - возвращается: упало давление масла! Техники к фильтрам: металлическая стружка! Надо мотор менять. И меняют. Уже четыре заменили.

Все здесь, конечно, ясно: взлетает с форсажем, гоняет моторы почем зря на максимальных оборотах. Не выдерживают двигатели, перегружаются, перегреваются и, глядишь, задрался коленвал в подшипниках - скоблит стружку. Запрыгала стрелка масляного манометра, упала до нуля. Надо возвращаться. Возвращается. Поймать бы, да как?

…Экипаж Алексеева готовится к вылету. Обходя самолет, Анатолий ласково с ним разговаривает:

- Ну, что ж, дорогой, сколько раз ты садился черт знает где? Семь? А не много ли, а? Может, хватит? - Потом, подбоченившись, сказал строго: - Заруби себе на носу: больше на колеса сажать не буду! Хватит. Дядя Коля не велит. Ишь - повадился!…

И в это время кто-то за спиной: