Пол нежно поднес ее руку к губам. В последний раз.

– Прощай, красотка. Фрэнк взял его за плечо.

– Пойдем.

Кивнув, Пол отвернулся от нее. Видит бог, ему нужен свежий воздух. Выйдя на веранду, он выдавил лишь одно слово:

– Как?

– Удар в основание черепа. Похоже, кочергой. Я знаю, это не очень помогает, но коронер думает, что смерть наступила мгновенно.

– Да. Не помогает. – Пол сунул в карманы сжатые в бессильной ярости кулаки. – Я должен организовать похороны. Как скоро… когда вы отдадите ее мне?

– Я дам тебе знать. Это все, что я могу сделать. Мы должны поговорить официально. – Фрэнк вытащил сигарету. – Я могу приехать к тебе, или ты приезжай в участок.

– Я должен забрать Джулию. – Пол взял предложенную Фрэнком сигарету, наклонился к зажженной спичке. – Она и Брэндон поживут у меня. Ей необходимо время, чтобы прийти в себя.

– Пол, я дам ей столько времени, сколько смогу, но пойми: она нашла тело, она – давно потерянная дочь Евы, она знает, что здесь происходило. – Фрэнк приподнял пакет с кассетами, которые вынул из сейфа после того, как Джулия показала ему тайник и назвала код. – Она – наша лучшая ниточка.

– Может, лучшая, но очень тонкая. Натяни чуть сильнее, и она оборвется. Господи, дай нам пару дней.

– Я сделаю все, что смогу. – Фрэнк выдохнул дым сквозь зубы. – Это будет нелегко. Репортеры уже на посту.

– Проклятье!

– Я постараюсь держать связь Джулии с Евой в секрете как можно дольше, но это обязательно всплывет. А когда всплывет, репортеры облепят ее, как мухи. – Фрэнк поднял глаза на вышедшую из дома Джулию. – Забери ее отсюда.

Задыхаясь, Дрейк запер за собой дверь. Слава богу, слава богу, он дома. Он в безопасности.

И ему необходимо выпить.

Оберегая поврежденную лодыжку, он проковылял через гостиную к бару, наобум выхватил бутылку, отвернул пробку и присосался к горлышку… Коньяк. Дрейк содрогнулся, глотнул кислорода и снова хлебнул коньяка.

Мертва. Королева мертва.

Дрейк нервно хихикнул, всхлипнул. Как это могло случиться? Почему это случилось? Если бы он не убрался до того, как вернулась Джулия…

Не имеет значения. Голова кружилась, и он приложил ладонь ко лбу. Единственное, что имеет значение, это то, что его никто не видел. Пока он сидит тихо, пока играет по-умному, все будет отлично. Даже лучше, чем отлично. У Евы не было времени изменить завещание.

Он – богач. Он – шишка. Дрейк поднял бутылку в свою честь, но тут же выронил ее и бросился в ванную. Вцепившись в унитаз, он изверг из себя тошноту и страх.

Мэгги Касл позвонил какой-то репортер и спросил, что она чувствует по поводу убийства Евы Бенедикт и какие будут комментарии.

– Мерзкий слизняк! Сукин сын! Я сдеру с тебя шкуру за подобные шуточки. – Мэгги бросила трубку и вернулась к своим делам. Ей предстояло просмотреть кучу сценариев и контрактов, ответить на телефонные звонки… – Подонок, – коротко заметил она, недовольно покосившись на телефон.

В животе заурчало. Мэгги умирала от голода и без всяких угрызений совести совершила бы убийство ради хорошего ростбифа. Однако ей предстояло влезть в платье десятого размера, за которое она выложила три тысячи долларов, а до церемонии вручения «Оскаров» оставалось меньше недели.

Мэгги разложила перед собой три цветные фотографии и уставилась на лица знойных красоток. Надо решить, какую из них предложить на роль в новом фильме. А ведь роль создана для Евы, со вздохом подумала Мэгги. Если бы Ева была лет на двадцать пять моложе… Черт побери, даже Ева Бенедикт не может оставаться вечно молодой.

Когда открылась дверь, Мэгги даже не подняла глаз.

– В чем дело, Шейла?

– Мисс Касл… – Шейла вцепилась одной рукой в ручку двери, второй – в дверной косяк. – О боже, мисс Касл.

Ее дрожащий голос заставил Мэгги вскинуть голову. Узенькие очки сползли на кончик носа.

– Что? Что случилось?

– Ева Бенедикт… Ее убили.

– Чушь собачья! – Охваченная гневом, Мэгги вскочила с рабочего кресла. – Если снова позвонил этот мерзавец…

– Радио, – выдавила Шейла, вытаскивая из кармана бумажную салфетку. – Только что передали по радио.

Все еще кипя от гнева, Мэгги схватила пульт и нацелила его на телевизор. Шла новостная программа. Диктор с экрана произносил невероятные слова:

– Голливуд потрясен смертью Евы Бенедикт. Сегодня днем великая кинозвезда была найдена убитой в своем поместье.

Не отрывая глаз от экрана, Мэгги упала в кресло.

– Ева, – прошептала она. – О господи, Ева.

Запершись в своем кабинете, Майкл Дельрико пристально вглядывался в мелькающие на телеэкране фотографии. Ева в двадцать лет, веселая, жизнерадостная. В тридцать, великолепная, чувственная.

Он не мог пошевелиться. Не мог произнести ни звука.

Ушла. Умерла. Все кончено.

Он мог дать ей все, включая жизнь. Если бы она его любила, если бы верила в него, доверяла ему, он смог бы остановить это. Но она его презирала и ненавидела. Она его отвергла. И поэтому мертва. И даже после смерти она смогла погубить его.

Глория лежала в затемненной спальне с прохладной гелевой маской на распухших глазах. Валиум не помогал. Вряд ли поможет хоть что-нибудь. Ни таблетки, ни хитрости, ни молитвы ничего не исправят.

Ева была ее лучшим другом. О, если бы можно было стереть воспоминания.

Конечно, она обижалась, злилась, боялась, но она никогда всерьез не желала Еве смерти. Она не хотела, чтобы все кончилось вот так.

Ева мертва. Из-под успокаивающей маски струились слезы. Глория размышляла, что теперь будет с ней.

В своей библиотеке, окруженный любимыми книгами, Виктор слепо смотрел на запечатанную бутылку «Ирландского тумана». Виски, настоящее ирландское виски – самый надежный способ напиться.

Он хотел напиться, напиться так, чтобы не думать, не чувствовать, не дышать. Сколько времени нужно оставаться мертвецки пьяным, чтобы потом не чувствовать боли? Одну ночь? Одну неделю? Один год? – спрашивал себя Виктор и знал, что, даже если он обречен еще на десять лет жизни, он никогда не переживет эту боль.

Ева. Только Ева могла бы остановить ее. А он никогда больше не обнимет ее, не услышит ее смех, просто никогда больше не будет с ней.

Это не должно было случиться. Он чувствовал, что все могло быть иначе. Можно было переписать конец, как в плохом сценарии.

Она покинула его, и на этот раз не будет ни примирений, ни компромиссов, ни обещаний. Все, что ему осталось, – пустые дни, пустые ночи и воспоминания.

Виктор схватил бутылку и, размахнувшись, швырнул ее в стену. Удар, дождь осколков и виски… Потом, закрыв лицо руками, он долго проклинал Еву, вкладывая в проклятия всю душу.

Энтони Кинкейд торжествовал. Злорадствовал. Хохотал. Запихивая в рот крекеры с паштетом, он не сводил глаз с телеэкрана. Как только заканчивался один экстренный выпуск новостей, Кинкейд переключал каналы, пока не находил другой.

Ведьма умерла, и ничто не могло доставить ему большего счастья. Осталось только разделаться с Саммерс, достать кассеты, которыми дразнила его Ева, и его репутация, его деньги, его свобода в безопасности.

Ева получила по заслугам… Тони только надеялся, что перед смертью она страдала.

Лайл не знал, что и думать. От страха он не мог думать. Как он предполагал, с Евой разделался Дельрико… а он связан с Дельрико. Конечно, он всего лишь шпионил, но такие, как Дельрико, никогда не идут ко дну. Они топят других.

Он мог бы сбежать, но где спрятаться? И полицейские не клюнут на его алиби. Кто подтвердит, что он накурился марихуаны и заснул?

Черт побери, ну почему эта стерва сдохла так рано? Если бы она подождала пару недель, его карманы были бы полны денег… Ему просто не повезло. Ему опять не повезло.