Прошла неделя. Не прошла – пролетела со сверхзвуковой скоростью! Мы с Ванечкой созванивались каждый вечер, и я не могла уснуть, когда в пятницу поздно вечером он был недоступен. «Мам, ну вечеринка у нас была, все телефоны оставили дома!» Как дети могут жестоко поступать по отношению к родителям! Страшная фраза: забывать о маме, пусть на время!

Я сидела дома, занялась стиркой. Потом приготовила обед на Семёна и Николая. Семён всю неделю пропадал на работе, потом уезжал к своей шлюшке, ночевал дома только один или два раза и меня не доставал. Деньги Ване перевёл. Только однажды он зашёл ко мне вечером пьяненький и сказал:

– Слушай, Оль, ты не хочешь поговорить о разводе?

– С пьяным – не хочу! Да! – отрезала я. – Что разговаривать? Не пропаду! Тебе сын не нужен? Да?

– Я не собираюсь его бросать! Оля, мы же с тобой уже давно не живём, между нами ничего нет, мы не семья!

– Бросаешь меня – значит, и его! – я хоть и не желала удерживать Семёна, но чувство брошенной женщины не покидало меня. Может, если бы у меня кто-то был, я бы не ощущала этого состояния… Впрочем, никого у меня быть не могло, семья – это свято!

– Ну и думай, что хочешь! – Семён пошёл к выходу. – Дом оставляю тебе!

– Какой благородный! – воскликнула я с издёвкой. – А ты иначе думал?

– Спокойной ночи! – Семён исчез за дверью моей комнаты, не ответив на реплику.

Я сидела в кресле, смотрела мимо телика и думала. Вот и кончилась моя семья. Нет, не так. Семья – это я и Ванечка, Семён не в счёт. Он – добытчик, охотник, кормилец, им и останется. Он – отец, сперматозоид, кто его знает, что он чувствует к сыну? Чувствовал ли он его запах в детстве? Запах чистоты и нежности, полного доверия к маме, запах, наполненный настоящей любовью. Мне трудно это объяснить. Ванечка вырос из меня, моего тела, частичка меня! Мой сын! Семён для меня кончился как муж, близкий человек. Остался просто отец моего сына…

Это случилось спустя несколько дней. С утра поработала в саду, закончила стряпню, покормила котов и пошла к себе. Завалилась в кресло и закрыла глаза. В дверь постучал Николай.

– Ольга Борисовна! К вам пришли, – позвал он из-за дверей.

– Кто?

– Двое мужчин, вас спрашивают, машина их за воротами, – Николай сделал паузу и закончил: – Они из полиции.

– А что говорят?

– Ничего. Вас спрашивают.

Я поднялась с кресла и вышла из комнаты. Мы с Николаем вместе спустились в холл. Там стояли двое мужчин, оба в белых рубашках с закатанными рукавами, без галстуков, один в джинсах, другой в светлых брюках.

– Здравствуйте, господа! Чем могу служить? – спросила я.

– Здравствуйте! – поздоровались они. – Вы Ольга Борисовна?

– Да, я.

– Мы из полиции, – мужчина в джинсах показал удостоверение. – Майор Костырин, лейтенант Васильев. Семён Арсеньевич – ваш муж?

Сердце моё сильно-сильно забилось, ладошки вспотели.

– Да, что случилось?

Костырин откашлялся, взглянул на часы.

– Семён Арсеньевич три часа назад погиб.

Холод прошел от затылка до пяток, сменившись обдавшим кипятком, голова закружилась и перестала что-либо соображать, в глазах потемнело, вспотели ступни. Я не упала в обморок, но была близка к тому, только отошла от мужчин и прислонилась к стене.

– Вам плохо? Принесите воды! – бросил Костырин Николаю, но тот, проницательный, уже подходил ко мне со стаканом воды.

– Выпейте, Ольга Борисовна, – подал он мне стакан.

Я выпила половину, и, на удивление, мне стало легче.

– Спасибо, Николай! Мне уже лучше.

– Ольга Борисовна, неприятная, но необходимая процедура: вы должны поехать с нами на опознание, – сказал майор. – Мы ещё должны задать вам несколько вопросов.

– Я понимаю, – кивнула я головой. – Надо переодеться… Как он погиб?

– Его застрелил снайпер, – глухо сказал старший.

– Снайпер? – удивилась я и, не оборачиваясь, медленно пошла к себе.

– Паспорт захватите, – попросил лейтенант.

Заболела голова, спина была мокрой от пота.

В своей комнате я переоделась в тёмно-серое с чёрным платье, других приличествующих случаю одеяний у меня не было: все черные платья были «маленькими». Маленькое чёрное платье! Как далеко сейчас моё состояние от этого словосочетания, придуманного знаменитой француженкой!

Чёрные туфли на невысоком каблуке я дополнила красивым чёрным кружевным платком с блёстками, подаренным Семёном много лет назад, который он привёз из Италии, очень дорогой handmaid. Золотую брошь с небольшим тёмным цейлонским рубином прицепила на платье. Немного классических духов.

Через пять минут, как следует разглядев себя в зеркало, я спустилась к ожидавшим меня мужчинам.

Мой траурный наряд произвёл на них впечатление, это было заметно. Я шла, опустив глаза, отупевшая от того, что не понимала, как правильно себя сейчас вести, что чувствовать. По правде сказать, именно это я и ощущала: как себя вести? Слёз не было, страшно было увидеть мёртвого Семёна. Я начала осознавать, что он мёртв, что он больше никогда не сделает ни одного движения!.. Чужой родной человек!.. Сердце моё дёрнулось: надо позвонить Ванечке! Как он перенесёт смерть отца? Опять стало страшно…

– Примите наши соболезнования, – произнёс лейтенант с напрочь позабытой мною фамилией.

– Благодарю, господа, – ответила я. – Пойдёмте. Вы отвезёте меня обратно?

– Разумеется, Ольга Борисовна, – пообещал майор.

Мне предложили сесть на заднее сиденье рядом с майором Костыриным, лейтенант сел за руль. Поехали.

– Ольга, можно вас так называть? – спросил Костырин.

– Да, майор, – ответила я с должным оттенком горечи в голосе. – Называйте.

– А меня зовут Александром, можно так. Скажите, Ольга, у Семёна Арсеньевича были враги?

– Я не знаю, мы никогда не говорили с ним о делах, – вздохнула я. – Мне это было совершенно не интересно, и он об этом хорошо знал.

Я помолчала и добавила:

– Ну конкуренты, конечно, были. Вот из области одного знаю. Только об этом отец рассказывал. Владелец парфюмерного концерна какого-то. Фамилия его Калинков, кажется, сильно папе и Семёну настроение портил.

– Калиненко?

– Да-да, Калиненко! – поправилась я.

– И что господин Калиненко?

– Он несколько раз обходил папу на виражах по выпуску парфюмерии, что сильно снижало наши обороты продукции.

– Но это же естественная практика для бизнеса – конкуренция!

– Только не в России, как говорит папа, – парировала я.

– Хорошо, а ещё кто мог быть врагом, э-э-э, конкурентом?

– Не знаю, майор! Больше ничего не знаю, – с печалью в голосе твёрдо ответила я.

Дальше мы ехали молча. Мне говорить не хотелось, офицеры понимающе молчали. За окнами автомобиля уже мелькал городской пейзаж.

Вскоре остановились у городского управления, мы с майором вышли.

– Прошу, – Костырин помог мне выйти, протянув руку. Потом осторожно взял меня за локоть.

– Спасибо, я сама.

Мы прошли в здание, выписали мне пропуск. Скорее хотелось домой. Всё вокруг раздражало – люди, дома, вещи; надо побыть одной. Да, позвонить Ване! Я удивилась себе, что на время сын выпал из мыслей.

Заиграл мой мобильник. Это папа.

– Девочка моя, ты как?

– Папа, ты уже знаешь?

– Знаю. Держись. Ване я уже звонил, так было лучше, если я сообщу. Мы всё-таки мужчины.

– Спасибо, папа. Как он отреагировал?

– Он вёл себя как настоящий мужчина. Сначала помолчал, потом сказал: «Вылетаю». И всё. Молодец.

– Когда он прилетит? Обо мне не спрашивал?

– Оль, ну откуда я знаю, когда прилетит? Сегодня или завтра, – папа перевёл разговор: – Ты где?

– На опознание приехала.

– Менты уже добрались до тебя? Оперативно! Мне приехать? Вы в городском управлении?

– Не надо, папа, я в порядке, да.

– Ну держись, девочка! Потом мне позвони.

– Хорошо, папа, пока, – я положила телефон в сумочку.