Литмир - Электронная Библиотека
A
A

всхлипывая, бормочет он и слюнявит карандашик.

Он прислоняется к каким-то железным воротам, закрывает усталые очи и вдруг слышит за железом нарастающий гул, шум сотен голосов, перерастающий наконец в громовой возглас:

– Долой!

О. Илья отскакивает от ворот и вовремя – ворота распахиваются, и грозная темная волна людей выплескивается на перекресток.

Некто в кожаной тужурке прыгает на ворота и кричит, потрясая в сумраке белым кулаком:

– Долой хозяев-толстосумов и грязных штрейкбрехеров!

– Долой! – отвечает толпа. – Стачка! Стачка!

Отброшенный к стене о. Илья быстро-быстро крестится и вдруг пугается еще больше: в одном конце проспекта появляются всадники, в другом – цепь вооруженных людей.

– Казаки!

– Полиция! – кричат в толпе.

– Товарищи, расходитесь! – надрывается с ворот кожаная куртка. – Не поддавайтесь на провокацию!

Забастовщики все быстрее и быстрее вытекают со двора фабрики. Всадники и полицейские врезались в толпу. Хлопнуло несколько выстрелов.

– Окружай! Не пущай! Вяжи агитаторов! – вопят хриплые глотки.

Люди бегут, озлобленно оборачиваются, грозят кулаками – погодите, псы! Смятению о. Ильи нет предела. Что за город такой, эта имперская столица – дьявольское наваждение! В полуобмороке опустился он на панель, закрыл голову руками и только слышал топот сотен ног. Потом все затихло. Он поднял голову и вновь увидел полнейшую каменную пустыню, будто и не промчалась здесь минуту назад бурлящая страстью толпа.

– Братия! Кто же здеся из Царевококшайска? – воззвал о. Илья.

Из-за угла медленно выехали автомобиль и две пролетки, забитые карнавальными масками: красные губы, белые лица, зеленые глаза.

Крик ужаса издал о. Илья и помчался прочь. Ряса путалась в ногах, он стянул ее через голову, и она вилась теперь за плечами, как крылы.

Ловок бес!

Скейтинг-ринг в последние годы стал самым популярным развлечением. Увлечение роликовыми коньками приобрело характер эпидемии, и аэроклуб «Икар», естественно, не избежал поветрия.

Увы, до Царевококшайска эта мода еще не дошла, и наш бедный Юрочка Четверкин, он же прославленный летун Иван Пирамида, поначалу напоминает корову на льду. А вокруг скользят хлыщи с английскими проборами, в пиджаках с раструбами, ловкие дамочки в жюп-кюлот. Гремит музыка.

– Хотел бы я посмотреть на этих шутов за рулем Фармана, – ворчит Юра.

– Да у вас уже получается, Пирамида! – изумленно воскликнула коломбина. – Какой вы право – талант!

И впрямь, Юрочка – ловок бес! – уже описывает вполне сносные круги и с каждым кругом все смелеет.

К нему ловко подкатывает денди с моноклем.

– Месье Пирамида, позвольте представиться. Теодор Отсебятников, скучающий богач. Хотите шампанского? Ящик? Два? Вы давно из Сибири?

– Я сейчас из Африки, – небрежно бросает Юра, – через Париж.

– У меня в Сибири прииски, – Отсебятников откупоривает бутылку шампанского и быстро выпивает ее всю сам, бокал за бокалом. – Эх, хороша «вдовушка»! Сочувствую политическим…

Юра в восторге от нового умения кружится на роликах.

– Я выбросил из своего лексикона слово «могу» и заменил его словом «хочу»!

Два мушкетера в масках по-прежнему приглядываются к нему сосредоточенно и напряженно.

– Он странно себя ведет для пилота. Словно мальчишка, – говорит высокий мушкетер густым баритоном.

– Мне кажется, я сплю, – говорит стройный мушкетер. – Он очень похож на Ивана… но этот как будто Иван из сна.

– Дай твою голову! Иван – в Питере? Ведь он не безумец.

– Нет, безумец. Мама его так и называла – безумец.

Через весь зал они едут к Пирамиде, который в этот момент разглагольствует среди своих поклонников возле стойки буфета.

– Не снимай маски, – говорит высокий. – Если он узнает тебя и если это действительно он…

– Думаешь, здесь есть ищейки?

– Была бы красная дичь, а собаки всегда найдутся.

Мушкетер пониже, более импульсивный, чем высокий, делает пируэт рядом с Иваном Пирамидой, вглядывается в него. Мужественный авиатор неожиданно для всех показывает ему «нос».

– Нет, это не он, – с облегчением говорит маленький мушкетер подкатившему большому.

– Что это значит? – возмущенно вскипает Иван Пирамида. – Вы хотите сказать, что я – это не он?

Зашумела, зашумела уже головка у Юрочки. Он надвигается на маленького мушкетера, но на пути его встает большой.

– В чем дело, сударь?

– Этот мушкетер сказал, что я – это не он! Может быть, он – это он?

– О нет, милостивый государь, – высокий мушкетер улыбается. – Он – это не он.

– Стойте! – Юра бросается вслед за ними. – Вам так просто это не пройдет! Вы не достойны носить эти благородные плащи. Дюма-пэр сгорел бы от стыда! Я вызываю вас! Вот вас, который повыше! К барьеру, монсиньор!

– Да вы еще и превосходный артист, месье Пирамида! – вновь улыбается мушкетер. Под маской сверкают отменные белые зубы.

– Или вы принимаете мой вызов… или!.. – не унимается Юрочка.

Вон они каковы, воздушные кабальеро! Сенсация! Впервые в истории дуэль назначается на роликовых коньках!

– Драться, черт возьми! – залихватски, как гусар, кричит Отсебятников. – Пирамида, черт дери, вот твои секунданты!

Он показывает на двух гвардейцев в конвойских черкесках и лохматых папахах, которые подъехали, держась за руки, словно гимназистки.

– Граф Оладушкин и князь Рзарой-ага. Ар ю эгри, джентельмен?

– О иес, хиа ю ар, – отвечают аристократы. – Файн аффэа!

– Дуэль – это потрясающе!.. – поползло по скейтинг-рингу. – Давненько в Петербурге не было дуэлей… забыты законы чести… мало осталось истинных дворян… пилоты возрождают дух рыцарства… а где будет дуэль?.. да конечно же рядом, на аэродроме… среди аэропланов… ах!

…От освещенных ворот скейтинг-ринга отъезжают экипажи, разбегаются в темноту маски, домино, огромные шляпы, спортивные костюмы… визитки…

В нише, ярко освещенной луной, в странных позах замерли Пьеро, фламандский бюргер, средневековый колдун-звездочет.

– Дуэль? Вот на дуэли и обратаем, и укандохаем, и протокольчик составим…

Ночь, ледяная гладь канала, аптека, улица, фонарь

…Двое мужчин, один в летнем пальто и с непокрытой головой, другой в твердой шляпе, медленно шли вдоль по набережной канала. Вокруг пустынные городские кварталы, которые еще недавно в нашем фильме кишели такой деятельной жизнью.

– Что-то гибельное есть в этом поветрии, – говорит первый, – ночные балы, скейтинги, дуэли между авиаторами…

– Прибавьте к этому разгон демонстрации рабочих, – резко вставил второй.

– Безумный город, манящий и до странности молодящий кровь… сознанье страшного обмана всех прежних малых дум и вер, и первый взлет аэроплана в пустыню неизвестных сфер…

– Зря вы рифмуете обман и аэроплан. Хлыщи и золоченые болваны примазываются к авиации, сделали из нее моду наравне со спиритизмом и французской борьбой, а ведь в воздухе, возможно, – будущее нашей страны…

Вдруг из темноты прямо на собеседников выскочил некто дикий в ореоле рыжих волос, в рубашке с петухами, с черной мантией за спиной.

– Братцы, кто здеся из Царевококшайска? – дико завопил он и пролетел мимо.

Все стихло. Двое ночных прохожих смотрели в пустую перспективу, один со злой улыбкой, другой с тоской.

– Аптека, улица, фонарь, – тихо проговорил последний.

Обессилевший о. Илья повалился на ступени где-то на набережной, смежил очи и мгновенно заснул.

Блики воды мелькают по фасаду здания и по медной табличке на парадном: «Беллетрист-спортсмен Вышко-Вершковский».

Тайная война

Неожиданно мы оказываемся на борту загадочной ослепительно-белой яхты. Ранним утром она «барражирует» в заливе вдоль берега. На палубе обстановка вполне прелестная: вокруг белого стола в соломенных стульях сидят офицеры и штатские и балтийский ветер раздувает их белые летние мундиры и легкие сюртуки.

5
{"b":"227792","o":1}