— Все, что можно было, не привлекая особого внимания, — раз уж зашел об этом разговор, то можно спросить кое-что, не совсем укладывающееся в его представление о Соне. — Если я правильно понимаю, приемные родители просто выкинули тебя из семьи, как ненужную вещь. Но ты уже несколько лет содержишь больную мать и сестру, которая за ней присматривает. Почему?

Не став обуваться, девушка сбросила его руку со своего плеча и прошла к столу, чтобы забрать мобильник.

— С чего тебя так заинтересовал этот вопрос? — её голос был глухим, словно и говорила через силу.

— Хочу понять, почему ты их простила, — хотя сейчас от Золотца почти ощутимо веяло холодом, да и по степени открытости она могла поспорить с захлопнувшейся ракушкой, ему хотелось услышать ответ. Понять, настолько ли она ему доверяет, чтобы рассказать что-то совсем личное. — Ты же из тех, кто очень редко дает второй шанс.

— Я его никогда не даю, — прозвучало это с некоторым предупреждением, но Даниила не остановило.

— Пусть для них ты была неродной дочерью, но вы же прожили вместе сколько? Почти пять лет? А потом они тебя отправляют в интернат, и после выпуска вообще не помогают. Я хочу понять, почему ты чувствуешь себя обязанной их содержать.

— Потому что они могли отдать меня в детский дом почти сразу, — Соня резко повернулась, глядя с горечью и отчуждением. Или он это видел из-за того, что хорошо успел её изучить? — Приемные родители оказались намного умнее меня, они уже через пару месяцев поняли, что за мной никто не придет. И пытались объяснить это, а я их за такие слова ненавидела. Всей душой. Как думаешь, легко полюбить ребенка, который терпеть тебя не может и всячески подчеркивает, что это не его семья? Вот и они не смогли… Я не виню их в этом, просто так карта легла.

— Бред! — Дан так быстро подошел к Соне, что она, не особо задумываясь, села на стол, пытаясь отодвинуться. — Тебя было пять лет. Пять! Ребенка передали совершенно незнакомым людям, естественно, что сначала было тяжело, но у них есть свои дети, должны были понимать, что с тобой происходит. Значит, так хотели, чтобы стала их дочерью.

— Дань. Извини, но это не твое дело, — даже то, что он явно зол, не особо настораживало, хотя инстинкт самосохранения попытался что-то тихонько вякнуть, но остался не услышанным. Настолько явная попытка влезть ей в душу и переворошить там все, заставляя заново вспоминать и переживать, оказалась неожиданно болезненной.

— Даже так… — он наклонился, заставляя Золотце откинуться назад, почти ложась на бумаги. — Ну, давай, обрисуй, где эти границы, за которые мне — ни-ни.

— Ты прекрасно понял, о чем я говорю.

— Естественно. Моё дело — помочь разобраться с тем, кто, при возможности, такую жизнь устроит, что у тебя фантазии не хватит её представить.

— У меня все в порядке с фантазией. И что он делает с теми, кто не оправдал его доверие, я не просто знаю — видела. И сейчас ты меня пугаешь.

Ещё сантиметров пятнадцать, и она коснется лопатками поверхности стола. А ведь Дан и не заметил, что настолько навалился на неё.

— Может, тебя и надо пугать, чтобы окончательно дошло, что не всех нужно прощать? — он чуть отодвинулся, помогая Соне нормально сесть. Сброшенный со столешницы лист спланировал на пол, где уже белел слой из его собратьев.

— Например, тебя? Ведь именно из-за твоих интриг я во все это попала.

— Например, меня, — Даниил не только оттолкнулся от края стола, но и отошел обратно к дивану, устраиваясь на ещё теплом сиденье. — А теперь скажи другое — ты знала, что есть тот, кто будет искать. Но когда позвонила сестра, сразу решила, что виноват я. Ни сомнений, ни колебаний. Тебе со мной так плохо, что готова поверить во что угодно, только бы причиной всего дерьма оказался я?

Соня, немного подумав, спрыгнула и подошла к нему. Сесть рядом было намного проще, чем ответить. Да, она сразу подумала, что Даниил причастен. Ну, или Димка, в этом аспекте разница невелика. А почему…

Может, потому что думала о нем постоянно, вот сразу и выстроилась логическая цепочка, но только, когда он это сказал, поняла, что он тоже прав. Из-за Дана у неё в жизни поменялось очень многое, но ведь далеко не все перемены со знаком "минус". Никто не говорит, что его нужно теперь воспринимать только с положительной стороны. Более того, Соня прекрасно понимала, что в глазах многих Астахов — страшный человек. И не так они и ошибаются. Но её он всегда защищал, пусть и не говорил правды, так тоже грешна в том же самом… Даже странно — приехала на разборки, а сейчас сидит и думает, настолько ли права сама.

— Если бы мне было плохо, я не жила бы с тобой, — она наклонилась, подбирая туфли, и темные волосы отгородили её, не давая ему увидеть выражение лица.

На столе коротко звякнул интерком, напоминая, что у нормальных людей вообще-то рабочий день в самом разгаре. Но Даниил не шевельнулся, продолжая расслабленно сидеть на диване. Тепло его бедра, почти касающегося её ноги, почему-то только усиливало Сонину растерянность. Наверное, прав был психолог, к которому она как-то пришла на прием. Он сказал, что одна из защитных реакций сознания при формировании привязанности, которая кажется неправильной — убеждение себя в наличии отрицательных качеств у объекта. Ведь намного труднее полюбить того, кто в чем-то серьезно провинился. После первого ознакомительного сеанса Маркевич к нему больше не ходила, но эту фразу запомнила. Может, не так он был и не прав…

Но говорить об этом сейчас она не стала, предпочитая взять паузу и все ещё раз обдумать. Пусть отход будет выглядеть, как бегство, но и продолжать разговор нельзя — они обижены друг на друга, есть вероятность, что только ещё сильнее разругаются.

— Тебе нужно работать, — Соня потянулась за отброшенной сумочкой. — Давай договорим вечером.

Если в смешке Дана и была издевка, то самую малость.

— Ты сейчас домой?

— Мне тоже нужно вернуться в офис.

Какого черта она будет там делать, Соня не знала, но ехать к нему не хотелось, к себе — только усугубить ситуацию, так что нужна нейтральная территория.

— Надолго?

Неопределенное пожатие плечами.

— Я освобожусь часов через пять, заберу тебя, — вопроса в этой фразе не было. Тепла — тоже. Просто констатация факта. — Надеюсь, ты никуда оттуда не убежишь.

А вот это уже обидно.

— Не думаю, что в данной ситуации нужно ещё и оскорблять. Я не трусиха, и дождусь тебя, — демонстративно подниматься и уходить она не стала. Вместо этого коснулась аккуратным и безликим поцелуем его скулы, после чего пошла к двери.

— Кроме Артема, с тобой будет ещё кто-нибудь из охраны.

Похоже, что это тоже не обсуждается.

— Я поняла. До вечера.

— Пока.

— Ты не голодна? — Даниил кивнул на тарелку с форелью, которой уже несколько минут старательно давилась Соня.

— Просто здесь немного… душно.

В ответ на почти явную ложь он только выразительно посмотрел на её обнаженные руки, на которых периодически проступала "гусиная кожа".

Звон бокалов, негромкий смех за угловым столиком… Все эти звуки давили, вгоняли в оцепенение, добавляя усиливающейся головной боли ту самую изюминку, которой так славится китайская пытка падающими каплями.

— Решила изменить своим привычкам? — взгляд скользнул по тонким пальцам, сжавшим хрусталь. Золотистая жидкость, кажущаяся немного густой и маслянистой, качнулась в такт.

— Я умею пить, так что не опозорю тебя танцами на столе, — Соня провела ладонью по кремовому льну, так хорошо оттененному темно-синим фарфором. Наверное, приятно чувствовать такой под босыми ступнями. В смысле, скатерть, а не тарелки.

За те полчаса, что они провели в этом ресторане, куда Астахов завез её поужинать после работы, желание сделать что-нибудь глупое, но сбрасывающее напряжение, только нарастало. Смахнуть все со стола. Накричать на безукоризненно-вежливого сомелье, который сейчас вполголоса помогал сидящей за соседним столиком пожилой паре выбрать вино.