Зажигательные стрелы попали на сеновал, и огонь быстро распространялся по сложенному здесь сену и мешкам с овсом. Горький дым ел глаза.

– Ко мне, Жаки! В часовню, Колен, скорее в часовню!

Время от времени раздавались слова команды. Жаки поспешно занимали крыши сарая, конюшни, караульни и чердак над часовней.

Госпожа Эрмелина упала без чувств на труп своего благородного супруга. Готье Маллере, увидев, что игра проиграна, исчез, как в воду канул, а немногие наёмники, уцелевшие под тучей искусно нацеленных стрел, пущенных искусными руками, молили сохранить им жизнь. Капеллан и Бод л’Экиль лежали на плитах, притворившись мёртвыми, и возносили молитвы богу.

Пожар разгорался.

Повинуясь зову Одри, Колен перебежал через двор. Никто не пытался его остановить. В часовне он попал в объятия Вернеля.

Взлохмаченный, почерневший от сажи, Толстяк был вне себя от досады.

– Проклятый боров опять ускользнул от меня. А я приготовил для него стрелу. Только бы мне найти этого Маллере! Уж я выпущу из него кишки!

Сноп искр рассыпался во дворе.

Одри опустился с колокольни на верёвке большого колокола. Каждая морщина на его лице смеялась.

– Ну, Колен, здорово мы их накрыли! Что скажешь?

Крыша сарая, сорванная огненным вихрем, упала с ужасным грохотом.

Одри трижды протрубил в рог. Лёвой рукой он обхватил за плечи Колена. Мальчик тихонько всхлипывал.

– Поплачь, Колен, поплачь! Слёзы облегчают и успокаивают.

Один за другим товарищи Одри входили в часовню. Он удовлетворённо бросил последний взгляд на объятый пламенем замок.

– Идём, волки, идём! Пора! Мы покажем тебе, Колен, любопытный ход, скрытый под древесными корнями. Старый пастух указал нам его начало в лесной чаще, и, видит бог, мы потрудились всю ночь, чтобы тебя можно было освободить.

Одри приподнял тяжёлую плиту позади алтаря. Во мраке показались ступеньки винтовой лестницы.

– Дай‑ка руку, в подземелье темнее, чем в могиле. Сейчас я зажгу факел. Торопитесь, друзья, пока не обрушился замок!

Толстяк Вернель спустился последним.

– Я никак не возьму в толк, – ворчал он, – куда мог скрыться этот боров?

Немного погодя в исповедальне с полу поднялся Готье Маллере. Мессир Ангерран погиб. Колен Лантье ушёл в леса. Весь Бовези действительно охвачен мятежом. Необходимо спешно раздобыть доброго коня и скакать без устали до Компьена, где находится дофин.

Глава двадцатая

Солнечный свет превратил в мраморные колонны высокие стволы деревьев, и его яркие лучи золотыми струями стекали по кустам орешника и остролиста, стиснутых между корявыми дубами и гладкими буками. Стояла такая тишина, что можно было услышать падение жёлудя в траву.

Иногда дикие сизокрылые голуби тяжело поднимались из гнёзд, запрятанных в недрах дубовой листвы, и долго потом трепетали ветви, и густая листва тихо шелестела, как журчащий ручеёк.

Одри и его товарищи спешили в Руселуа. Гийом Каль прислал к ним гонца с приказом прибыть как можно скорее на старую мельницу, где он создал нечто вроде военного лагеря. Вернель никак не мог успокоиться.

– Ах, Колен, если бы ты мне только сказал, что этот боров в кожаном гамбизоне – капитан королевских лучников, я не спускал бы с него глаз. Подумать только – капитан королевских лучников! Мне никогда больше не затравить такого зверя!

Колен весело смеялся. После мрака темницы жизнь казалась ему прекрасной.

– Ты ещё встретишь его, Вернель! Готье Маллере занимает столько места и производит такой шум, что не может оставаться незамеченным.

Около полудня маленький отряд достиг мельницы на склоне холма. Примятая трава и растоптанный папоротник красноречиво свидетельствовали о царившем здесь оживлении. Двое часовых, сидя на верхушке дерева в ста футах над землёй, не спускали глаз с дорог, пересекавших равнину. Всадник, весь покрытый пылью, остановил коня у мельничного шлюза. Он, должно быть, проделал длинный путь, так как грудь и бока его лошади были в пене.

– Армия сеньоров, под командованием Карла Наваррского, вышла из Компьена, – крикнул он, прежде чем скрыться в мельнице.

У Колена кровь застучала в висках.

– Ламбер был прав, когда говорил, что Карл Наваррский не стоит и ломаного гроша. В прежнее время он попивал ячменное пиво с простыми людьми и почём зря бранил дофина. Краснобай! А нынче Карл, вместе со своими наваррцами и английскими союзниками, идёт под королевским знаменем против бедного люда. Будь он проклят!

– Великий страх помирил Карла Наваррского и дофина. Так поступают дикие кошки. Они рвут и кусают друг друга, но стоит появиться в ветвях рыси, как они дружно набрасываются на неё. Там, где пройдёт эта армия, останется пепелище.

– Твой голос звучит горестно, Одри! Ты не веришь в нашу победу?

Мятежник поднёс руку ко лбу, как бы стремясь отогнать дурные мысли.

– Пойдём, Колен! Нас зовёт Гийом Каль, а тем временем Вернель приготовит обед.

– Ноги лани не хватит на тридцать голодных желудков! Этого маловато, Одри, – прервал его Толстяк.

Гийом Каль беседовал с гонцом. Он указал Колену и Одри на грубые скамьи. За последние дни у вождя Жаков от забот и усталости ввалились щёки, но взгляд оставался по‑прежнему живым и ясным. В этом железном человеке чувствовалась энергия, способная противостоять любым испытаниям.

– Нам предстоят тяжёлые бои, Тибо! Скажи жителям Бове, чтобы они не отчаивались. Многое изменится от этого великого похода. Власть сеньоров сильна, но вера крестьян в победу сильнее.

Не глядя больше на гонца, он заговорил вполголоса, словно желая яснее постигнуть ту правду, которую прозревал в будущем.

– Да, всё это не пройдёт даром. Сто тысяч крестьян, шедших с луком и рогатиной на врага, никогда не забудут, что они держали в своих руках Бовези. И дети будут знать об их подвиге.

Гийом Каль быстро овладел собой.

– Иди, Тибо, и передай им также, что Этьен Марсель обещал нам военную помощь и парижане готовятся нас поддержать.

Посланец из Бове вышел. Когда Гийом Каль узнал о захвате замка Мелло, он не мог сдержать свою радость.

– Стервятники потеряли ещё одно из своих гнёзд, Одри! Менее чем за десять дней пало пятьдесят неприступных башен. Город Мо в наших руках. Ремесленники открыли Жакам городские ворота. Каменщики, жестянщики, шерстобиты, ткачи, объединившись с нами, обратили сеньоров в бегство. Дворянские особняки покинуты. Монастыри и дома духовенства опустели. Я хотел бы, чтобы ты пошёл туда со своими людьми, так как Карл Наваррский не замедлит повести войско на Мо, а его дружки, французы или англичане, наваррцы или генуэзцы, разграбят город. Это было бы ужасно. Наша крестьянская армия должна защитить Мо. Если дофин увидит, что у нас острые зубы, он вынужден будет начать переговоры и принять наши условия. Крестьянам надо сеять, боронить, убирать урожай, а не воевать без конца.

– Мы сделаем всё, как ты велишь, Гийом.

– Нельзя терять ни минуты, хотя вы в пути с раннего утра и люди нуждаются в отдыхе. В Мо ты обратишься к Пьеру ле Лувье. Это человек смелый, но порядком безвольный.

Одри хлопнул ладонью по столу.

– Дорога нас не страшит. К тому же отсюда до Мо не более двенадцати лье, если идти напрямик. Что скажешь, Колен?

– Я готов в путь.

Одри встал. Лицо было хмуро. Его мучила скрытая мысль. Гийом Каль заметил его тревогу.

– Ты чем‑то озабочен, друг? Говори без утайки.

– Ладно! Так вот: я не верю в помощь парижан. Этьен Марсель ненавидит дофина, но он боится крестьянского люда. Мы очень далеки от него. У Марселя дворцы, богатства, слуги, а что у нас, Жаков, чем мы владеем? Горем и нищетой.

– Я совершенно уверен в помощи Парижа. Мессир Пьер Жиль ведёт на Корбей большое войско.

Одри с сомнением покачал головой.

– Будем рассчитывать на самих себя, Гийом, на наши луки и стрелы, на наши преданные крестьянские сердца!

Он положил твёрдую руку на плечо Колена.

– Пойдём посмотрим, готово ли жаркое. По крайней мере, ты, Колен, не отмериваешь свою помощь!