Дядя Эд так и не мог пробраться к площади. Вместе с испуганной девочкой, стоящей на подножке автомобиля, он оказался прижатым к зданию суда на улице Стрэнд. Может быть, благодаря этому около них оказалось больше всего людей в странных нарядах. Девочка смотрела на них непонимающе и еще более испуганно.

— Сэр, — обратилась она к дяде Эду, — скажите мне, что происходит? Объясните мне. Я попала сюда случайно. Я искала по улицам моего маленького братишку. Вы не можете мне помочь найти его?

Дядя Эд что-то промычал в ответ.

На площади с цоколя колонны памятника адмиралу Нельсону говорило сразу несколько ораторов. На улице Стрэнд их, конечно, не было слышно. Но они могли говорить только об одном. Они только могли требовать воздуха, только права жить для тех, кто не мог приобрести акций спасения. Они требовали от правительства принятия мер.

На маленькой уличке Уайт-Холл показались отряды полицейских. Плотными рядами, вооруженные резиновыми дубинками, они оттеснили толпу от Даунинг-стрит.

Толпа постепенно отступала. Около черно-серых башен Конногвардейской команды полицейские неожиданно рассеялись.

На крыше Национальной галереи, на арке, где начинается пустынная улица Мэлл, и на других выходящих на площадь зданиях стояли пулеметы. Поблескивающие стволы одновременно выдвинулись и показались толпе.

На улице Стрэнд были хорошо слышны выстрелы.

Толпа побежала. Может быть, задавленных и искалеченных в этом паническом бегстве было куда больше, чем погибших под пулями.

Дядя Эд почувствовал эту обратную волну спустя минуту после первых выстрелов, значения которых он не понял. Его оттеснили от автомобиля и от стоящей на подножке девочки. Он видел ее умоляющий взгляд.

Люди кричали. Крик этот несся с площади и пропадал на улицах. Плакаты с требованием воздуха, мира и жизни валялись, растоптанные толпой. Паника и ужас овладели людьми.

Дядя Эд напряг все свои силы.

— Тысяча три морских черта! — заревел он. — Я не собираюсь менять свой курс!

Кто-то упал перед ним. Это дало дяде Эду возможность ловким маневром протолкнуться к автомобилю. Дядя Эд чувствовал, что он во что бы то ни стало должен добраться до девочки.

— Сэр, сэр, вы поможете мне? Я боюсь! — шептала она.

Ее сорвали с подножки и понесли в толпе.

Жирный толстяк в парике старался проложить себе дорогу. Под руку ему попала девочка. Она вскрикнула от боли. Дядя Эд видел это. Ему удалось дотянуться до толстяка, но в руке его остался только парик. В толпе виднелась лысая голова, обрамленная соломенно-рыжими волосами.

Девочка плакала.

— Пусть проглочу я морского ежа… — начал дядя Эд, но не договорил.

Неожиданно дрожащая, заплаканная девочка оказалась перед ним.

— Сэр! Он мне сейчас сказал, что я все равно задохнусь! Разве это правда? Разве это может быть правдой?

— Пусть никогда я не увижу океана, если правда! — сказал дядя Эд и сунул в руку девочке фланелевый мешочек, который сорвал с груди.

Со стороны Трафальгарской площади все еще слышались выстрелы.

Матросов позвонил Марине по телевизефону и попросил разрешения немедленно прийти.

Марина заволновалась. Этого никогда не было. Что-то случилось!

Она побежала к директору института хлопотать пропуск. К ее удивлению, Николай Лаврентьевич, едва услышав о Матросове, тотчас распорядился выдать ему пропуск.

Марина ждала Дмитрия, нервно расхаживая по лаборатории. Она добилась, чтобы ненавистные ножницы были вынесены. Они стояли сейчас во дворе под навесом, и Марина всякий раз делала крюк, чтобы не пройти вблизи.

Фундамент от них все-таки остался. Даже он был неприятен Марине, и она распорядилась поставить на нем лабораторный стол и сама взялась помогать лаборанткам и технику. Заниматься обычным делом она не могла. Все валилось из рук.

Матросов застал ее раскрасневшейся после перестановки в лаборатории.

Две лаборантки с нескрываемым любопытством рассматривали знаменитого летчика. Под этими взглядами Марина чувствовала себя скованной и в душе боялась, что Дмитрий подумает, будто она холодна с ним.

Марина не знала, куда посадить Матросова. Отправить своих помощниц из лаборатории она стеснялась.

— Ну, покажи, — попросил Матросов, — где здесь ваша алхимия?

— Вот за тем свинцовым экраном, — показала Марина, не понимая, зачем об этом спрашивает Матросов.

— Вот оно где, «марсианское производство», — задумчиво сказал Матросов, глядя на закрытый проём в бетонной стене.

— Да, там сверхурановый реактор. Мы пытаемся утяжелить ядра сверхтяжёлых элементов. Превратить кюрий, берклий или менделевий в радий-дельта.

— Понимаешь, какое дело… — замялся Матросов.

— Зачем ты пришел… сюда? — тихо спросила Марина, включая электромотор, чтобы он начал жужжать.

— Получается, что не кончилось наше с тобой состязание, — рассмеялся Матросов.

— Как не кончилось? — нахмурилась Марина.

— Снова получается… кто лучше… или кто раньше.

— Не понимаю, — холодно заметила девушка, смотря на себя в ртутную колбу и поправляя в волосах седую прядь.

— Проститься пришел, девочка моя, — сказал просто Матросов. — Через сорок минут улетаю.

— Зачем? — еле выговорила Марина, и брови ее у переносицы болезненно поднялись.

— За радием-дельта.

Марина опустила руки и села на высокий табурет. Она смотрела на Дмитрия, не отрываясь, и брови ее застыли в том же скорбном изгибе.

— Ты знаешь, где он? — спросил Дмитрий.

Марина кивнула:

— Кленов говорил.

Голос у нее перехватило, и она приложила руку к горлу.

— Вот и выходит опять, — бодро сказал Матросов, смотря в сторону, — чей радий-дельта будет раньше — твой или мой?

Марина посмотрела на Матросова с укором.

— Прощай, Мариночка, — сказал он, беря её за плечи.

Она отрицательно замотала головой:

— До свидания… — и спрятала голову у него на груди.

Девушки-лаборантки, ступая на носочки, вышли. Техник работал и ничего не замечал.

Матросов вышел следом за лаборантками.

Марина стояла в дверях и смотрела ему вслед. Она видела, как он посторонился в коридоре, уступая место высокому бородатому старику, вежливо ответившему на поклон.

Профессор Кленов в сопровождении директора института шел к Марине. Профессор был очень возбужден и не заметил, что Марина украдкой вытирала покрасневшие глаза.

— Достопочтенная моя государыня! Дозвольте войти в апартаменты ваши гонцом вестей хороших! — со старомодным изяществом профессор поклонился и вошел в лабораторию, постепенно выпрямляясь.

Дойдя до середины комнаты и увидев, что свинцовый экран спущен, профессор разогнулся и застыл в удивлении перед приборами, дрожащие стрелки которых показывали, что в защищенном помещении начался процесс.

— М-да! Что это такое?

Черные лоснящиеся стены отражали фигуру Марины в голубом рабочем халате, который в отражении казался совсем другого цвета. Марина взяла со стола провод и вертела его в руках. Директор рассматривал лабораторию после перестановки.

— М-да! Чем это вы опять заняты, моя дорогая барышня?

— Продолжаю работу, —пожала плечами Марина.

— Какую, с позволения спросить?

— Готовлю защитный слой для сверхаккумуляторов.

— В сторону, государыня моя, в сторону! Теперь перед нами гигантская задача! М-да!

— В чем дело? — подняла брови Марина.

— Будем изготовлять несметное количество наших аккумуляторов. Задание правительства. Имею честь довести до вашего сведения, что план принят. М-да!.. Принят. Недаром жил все-таки ваш покорный слуга. Будем стрелять по упавшему метеориту аккумуляторами. Извольте бросить все ваши работы…

— Но ведь я работаю над аккумулятором, — тихо сказала Марина, рассматривая концы проводов.

— Как? Не расслышал или не понял?

— Я продолжаю работать над сверхаккумулятором, — четко выговорила Марина.