— Всё из-за того, что нас очень мало, и у нас застоявшаяся кровь.

— Это объяснение, но не оправдание. Если мы осознаём нашу ущербность, то почему тогда мним себя вершителями судеб мира, чуть ли не дланью Господней на бренной земле. Безумный Харальд был хоть откровенен перед собой и перед другими, он не скрывал свою манию величия под маской человеколюбия. А мы, остальные? Мы без конца говорим о гуманности, думаем о ней же, но в глубине души считаем себя высшими существами. Интересно, в чём заключается наше превосходство? Во власти над силами? Если так, то найденная мной цивилизация тоже овладевает силами, пусть и с помощью машин — но какая, в сущности, разница. Тогда, может, в вечной молодости и долголетии? Да, это хорошо, по мне, это самый замечательный дар, вот только мы очень и очень смутно представляем, что с ним делать. Мы бесцельно прожигаем свою долгую жизнь, походя укорачивая и без того короткую жизнь простых смертных, а потом умираем со скуки. Кое-кто перед смертью затаскивает в свою постель троих молоденьких девушек, чтобы люди подумали, будто он умер, наслаждаясь жизнью. Я восхищаюсь дедом Янусом, который умеет жить и получать удовольствие от жизни не в ущерб другим, а на благо; но он — счастливое исключение. Большинство из нас живёт просто по инерции, единственно для того, чтобы жить, и в целом колдовское сообщество влачит жалкое существование. Никакого прогресса, никакого поступательного развития. С незапамятных времён наша цивилизация является паразитирующей. Лишь немногие из нас пытаются что-то дать человечеству, остальные только берут, искренне убеждённые в том, что всё сущее в мире принадлежит им по праву. — Тут я заметил, что сигарета в моих руках давно погасла, бросил её в пепельницу и закурил новую. — Говорят, что цель оправдывает средства. Лично я так не считаю, но даже если это и так, то что может оправдать уничтожение миллиардов людей? По-моему, ничто. Конечно, вы можете возразить, что не обязательно действовать так грубо, нужно лишь затормозить развитие общества, обеспечить длительный период стагнации, за которым последует регресс. Но это равносильно уничтожению цивилизации и, на мой взгляд, более жестоко и цинично. Но ради чего это? Ради кого? Ради прогнивших до основания Домов? Ради кучки долгоживущих бездельников? Ради сыновей, чьи эдиповы комплексы толкают их на братоубийство? Ради дочерей, берегущих свою невинность для папаш? Ради братьев и сестёр, которым не терпится завалиться друг с дружкой в постель? Или ради племянниц и племянников… — Я осёкся. — Наверное, вы думаете, что я, исчерпав общие соображения, перехожу на личности. Тем не менее, вы должны согласиться со мной, что наша страсть к кровосмешению симптоматична. И не просто симптоматична, это социальный диагноз — синдром навязчивого стремления к самоуничтожению рода. Мы втайне жаждем собственной погибели и хотим унести с собой в могилу как можно больше народу.

Я умолк и сел в кресло, пододвинув ближе к себе пепельницу. Бренда не отрываясь смотрела на меня. Дейдра держала перед своим лицом сигарету, сжав её большим и указательным пальцем, и сосредоточенно глядела на струйку сизо-голубого дыма.

— Может, тебя это удивит, Кевин, — после довольно продолжительного молчания произнесла Бренда, — но я думаю почти так же, как ты, хоть и не склонна видеть ситуацию в столь мрачных тонах. Во многом ты прав, но мне кажется, что ты слишком сгущаешь краски. Положение Домов не так безнадёжно, и если бы нам удалось обеспечить стабильный приток свежей крови…

— Приток будет, — отозвалась Дейдра. — Если только Кеви не приврал насчёт своего нового заклятия.

— Какого заклятия?

— Которое позволяет штамповать полукровок чуть ли не конвейерным способом. Прошлой ночью Кеви убедился в его эффективности.

— Это правда? — спросила меня Бренда.

Я утвердительно кивнул:

— Да. Но это не моя заслуга. Идею мне подсказал один учёный из того мира. Он лишь одним глазом взглянул на мою кровь в микроскоп и сразу же понял, в чём наша проблема.

— У тебя есть готовая прога?

— Держи. — Я швырнул ей резервную копию exe-файла и равнодушно добавил: — Можешь отдрючить его дебаггером. Не жалко.

— Тут и дрючить-то нечего, — фыркнула в ответ Бренда. — Ни ресурсов тебе, ни библиотек… — И она принялась изучать моё заклятие.

— Меня просто убивает ваш лексикон, — прокомментировала Дейдра. — Exe-файлы, проги, компиллеры, дебаггеры. Вы какие-то ненормальные… Между прочим, Кеви, к вопросу о ненормальных. Как, по-твоему, я здорово чокнутая?

— В достаточной мере, но не больше, чем я или Бренда.

— Спасибо.

— Не за что. Я лишь сказал, что думаю.

— Нет, Кеви, действительно спасибо. Спасибо за те жестокие слова о нас. Когда ты говорил, я поняла, что давно знала это, но боялась посмотреть правде в глаза. Мы все это знаем и все боимся это признать, а тем более — сказать об этом вслух. Только ты не побоялся.

— Я прошёл через хорошую встряску.

— И решил немного встряхнуть нас с Брендой?

— В каком смысле?

— Значит, ты не нарочно? А я думала, ты всё рассчитал. Как только я услышала о космической цивилизации, моей первой реакцией был испуг, а первой мыслью — НЕМЕДЛЕННО УНИЧТОЖИТЬ. Об этом кричало всё моё существо. И тогда ты опрокинул на мою голову ведро ледяной воды — даже не одно, а несколько.

— Признаться, мне тоже было не по себе, — заметила Бренда, глядя на меня с глубокой печалью. — А сейчас стало ещё хуже.

— В чём дело? — спросила Дейдра.

— В заклятии. Это воистину диагноз — нашей тупости и самодовольства.

— А конкретнее?

— Сама посмотри. — Бренда швырнула ей моё заклятие, уже преобразованное в текстовый формат. — И убедись.

Дейдре понадобилась лишь пара секунд, чтобы уловить основную идею. Из нас троих она была самая ушлая — как-никак, урождённый адепт Источника.

— С ума сойти!.. Кеви, оно действительно работает?

— У меня сработало. Не думаю, что это случайное совпадение. Разумеется, дополнительная проверка не помешает, но пусть это делают другие. Раньше чем через год я к нему не прибегну.

— А теперь, Кевин, — заговорила Бренда деловым тоном, — расскажи нам побольше об этом мире. Какие у тебя планы? Чем мы можем тебе помочь?

«Чем мы можем тебе помочь?» — спросила Бренда, и это было последнее, что я услышал. Диана выключила компьютер.

— Всё, хватит, — сказала она. — Нам вообще не стоило это слушать.

Я был полностью согласен с ней. Ирония заключалась в том, что Диана узнала о космической цивилизации уже после того, как я перестал нуждаться в её помощи, получив нужную информацию из другого источника. И теперь я лихорадочно соображал, как вести себя дальше — притвориться, будто услышал об этом впервые, или рассказать ей всю правду. Я без колебаний выбрал бы второй вариант, если бы не одно обстоятельство — смерть Ладислава. Слишком много пришлось бы объяснять, а я ещё не был готов к объяснениям. И, возможно, никогда не буду готовым ответить на некоторые вопросы…

Мы не собирались подслушивать разговор Кевина с Брендой и Дейдрой. Это получилось случайно и явилось полной неожиданностью не только для меня, но также и для Дианы. Она похвасталась мне, что наконец-то сумела обуздать «крутую машину» и теперь может работать с ней на расстоянии, сидя за терминалом своего скромного компьютера, причём Бренда даже не заподозрит, что часть необъятных ресурсов её чудо-компа используются «левым юзером».

Честно говоря, меня это мало интересовало, но Диана, как ребёнок, с нетерпением ожидала моей похвалы, и я, разумеется, выразил своё восхищение её мастерством. Лицемерить мне не пришлось: интерес и восхищение — разные вещи, и зачастую мы искренне восхищаемся тем, что нас совсем не интересует.

То ли я перестарался с похвалами, то ли наоборот — проявил недостаточно энтузиазма, но так или иначе, Диана тут же решила показать мне, как это делается. И когда связь между компьютерами была установлена, из динамиков вдруг раздался голос Кевина: