В своем выборе она руководствовалась в первую очередь прагматичными соображениями. С одной стороны, Мэрилин стремилась официально стать жительницей штата Коннектикут, налоговое законодательство которого по сравнению с Калифорнией отличалось гораздо большей гибкостью. С другой стороны, если «ММП» могла опереться на популярность своей владелицы, каждый фильм которой оборачивался грандиозным кассовым успехом, то не существовало никаких гарантий того, что инвесторы столь же серьезно воспримут ее в новой роли деловой женщины. Следовательно, рассчитывать приходилось только на личные сбережения Милтона Грина. И действительно, фотограф заложил свой дом. Ситуацию усугубляло отсутствие у него связей с серьезными дельцами на Западном побережье, способными вслед за ним сломя голову ринуться в эту авантюру.
Также не следует недооценивать значения еще одного важного фактора. С точки зрения калифорнийских воротил кинобизнеса, переезд Мэрилин в Нью-Йорк был откровенной и наглой провокацией. Жители Лос-Анджелеса питали к ньюйоркцам смешанные чувства, в которых превалировали страх и ненависть. Пусть Голливуд с начала 1910-х стал местом, где выпускались фильмы, — деньги и власть по-прежнему оставались в Нью-Йорке — городе, давшем жизнь киноиндустрии как таковой. Вот что пишет об этом историк кино Дуглас Гомери: «Чрезмерный интерес к кинопроизводству сфокусировал всеобщее внимание на Голливуде, искусственно создав ему славу центра кинопромышленности, тогда как в действительности на всем протяжении эры киностудий их руководители и владельцы дергали за все необходимые ниточки из Нью-Йорка. Именно в Нью-Йорке принимались решения, какие денежные суммы следует ежегодно выделять на продюсирование фильмов, и в зависимости от этих решений голливудским исполнителям вменялось в обязанность подогревать публику». В манхэттенских высших сферах царили финансисты, даже не делавшие вид, что их интересует кино, — они видели только колонки цифр. Словно снайперы, засевшие в своих кабинетах, они вели прицельный огонь по Западному побережью, решая, кому жить, а кому умереть. Самый крутой лос-анджелесский магнат не мог ничего — разве что позвонить в Нью-Йорк. Даже такой зубр, как Луи Б. Мейер, в конце 1940-х был отстранен от руководства студии «МГМ», несмотря на то что он же ее и создал. Правильнее сказать, что его просто вышвырнули вон, потому что кое-кому в Нью-Йорке очень не понравилось, что кривая прибыли киностудии резко пошла вниз...
В коммюнике от у января сообщалось, что компания «Мэрилин Монро Продакшнс» будет «финансировать самые различные виды зрелищных предприятий». Устраиваясь на берегах Гудзона, Мэрилин просто-напросто плюнула в лицо своим бывшим хозяевам. Она напомнила всем этим лощеным калифорнийцам, кто они такие на самом деле — обыкновенные исполнители. И офис своей компании она с вызывающей дерзостью разместила в непосредственной близости от святая святых киноиндустрии — тех самых ненавидимых всеми контор, где в тиши кабинетов решались судьбы кино. Вернувшись в Лос-Анджелес для съемки последних эпизодов «Зуда седьмого года», Мэрилин гордо объявила Билли Уайлдеру: «Я теперь сама президент». Она не скрывала, что намеревается известить об этом прессу, воспользовавшись, в частности, предложением журнала «Redbook» посвятить ей большую статью. Впрочем, на всем протяжении 1955 года она постарается блеснуть и другими гранями личности настоящей жительницы Нью-Йорка...
Студентка
Как ни парадоксально, но Мэрилин, которой хватило самоуверенности бросить вызов заправилам киностудий, гораздо острее ощущала свою уязвимость как раз в том, что умела делать лучше всего, — в актерской игре. Начиная с 1948 года ее наставницей, наседкой и надсмотрщицей была Наташа Лайтесс. Преподаватель актерского мастерства и человек неуемной энергии, она не только всему научила Мэрилин, но и давала ей приют, когда у той возникали перебои с работой. По настоянию Мэрилин в ее контракт был включен пункт, согласно которому Наташа принимала участие в работе над каждым фильмом с Монро. Она репетировала с ней каждую сцену, а на съемочной площадке давала ей советы. Присутствие Наташи дико злило режиссеров, справедливо полагавших, что указания актерам имеют право давать только они. Но их раздражение ничего не меняло, и случалось даже, что Наташе платили больше, чем Мэрилин! Безраздельно преданная своей ученице, она ежесекундно окружала ее заботой и вниманием, граничившим с влюбленностью. Однако к 1954 году вмешательство наставницы в ее жизнь начало тяготить Мэрилин. К этому приложил руку и Ди Маджо — он искренне ненавидел Наташу и всячески старался ограничить ее влияние на жену. Сохранилась фотография, сделанная Цимбелом, на которой Наташа и ее ученица запечатлены крупным планом. Невысокого роста женщина с абсолютно невыразительной внешностью смотрит на свое великолепное создание с восхищенной улыбкой. Мэрилин отводит глаза и рукой делает жест, как будто отмахивается от советов педагога. Наташа еще не знает, что в последний раз принимает участие в съемках. Начинающей звезде все чаще приходит в голову, что наставница душит ее инициативу и лишает части заработка. В глазах Мэрилин Наташа принадлежит к прошлому, от которого ей не терпится избавиться. Она даже не предупредит ее о своем отъезде в Нью-Йорк. Наташа долго ждала от ученицы письма или телефонного звонка. Шли неделя за неделей, но она все еще отказывалась верить в то, что та не позовет ее с собой в Нью-Йорк. Увы, в новой жизни Мэрилин не было места ни старым вещам, ни старым привязанностям. У актрисы появились новые учителя. «Она говорила, что я ей нужна, — позже скажет Наташа. — К сожалению, на деле все оказалось наоборот. Вся моя жизнь с ней была постоянным и полным самоотречением».
Цимбел убирает фотографию Наташи в коробку и относит коробку на полку. Она исчезает среди десятков других, заполненных тысячами анонимных лиц и фигур. «Не хотите сделать перерыв? Я вам покажу кое-что, чего вы не знаете. Представьте себе, в Монреале бублики гораздо вкуснее, чем в Нью-Йорке...» Мы шлепаем по лужам до ближайшего кафе, и Цимбел рассказывает мне, чем кончилась история со съемкой на Лексингтон-авеню: «Вот чего я никак не могу понять: почему я не послал фотографии Мэрилин в редакции? Невероятно! Помню, что сразу после этой съемки я уехал в Техас делать репортаж, а негативы почему-то оставил у себя в лаборатории. Но почему — для меня полная загадка. В 1966 году у меня там случился пожар, сгорела значительная часть архивов, но эти негативы не пострадали. Только после переезда в Канаду я нашел их и напечатал. В первый раз я показал их в 1976 году на острове Принца Эдуарда, потом, в 1982-м, в одной монреальской галерее, на следующий год — в Париже, а в 2000-м — в Валенсийском музее современного искусства, в Испании. После вашего телефонного звонка меня осенило: ведь на одном из этих снимков единственное сохранившееся у меня изображение Эдди...» Итак, Эдди совершил своего рода кругосветное путешествие. Безымянный фотограф, стоящий на коленках возле развевающейся юбки Мэрилин... Канадские, французские и испанские посетители музеев не обратили на него ровным счетом никакого внимания.
Заходим в кафе, вешаем плащи. На хозяине — красивая рубашка лесоруба. Он хлопает Джорджа по плечу и сообщает мне, что несколькими днями раньше здесь побывал еще один писатель: «Приезжал из Парижа брать у меня интервью. Пишет книгу о «сумасшедших жителях Квебека»! Бублики там были действительно превосходные.
Мэрилин не стоило никакого труда найти замену Наташе. В течение нескольких недель она брала уроки у Констанс Колье — британского происхождения актрисы классической школы, прежде работавшей с Вивьен Ли и Кэтрин Хепберн. Однако обучение продлилось недолго: в апреле 1955 года Констанс Колье скончалась. Трумен Капоте, познакомивший Мэрилин с Колье, в книге «Прекрасное дитя» — может быть, лучшем из всего, что написано о Мэрилин Монро, — рассказывает о скромном появлении кинозвезды на похоронах педагога. В интервью она прежде всего приносит извинения за свой непрезентабельный вид: «Это все из-за волос. Мне надо было покраситься, но я не успела. Все случилось слишком быстро — и смерть миссис Колье, и все остальное...»
