Но,  предположим,  они  двигались  кругами,  путая  возможных преследователей, — куда? На север, подсказывал ему инстинкт. К лесистой местности под Киевом, туда, где он однажды уже нашел подобные следы, оборвавшиеся в русле реки. Теперь он успел получше изучить эти края, так что на месте Закольева он направился бы именно туда.

Он коленями подтолкнул Тайну в бока, чтобы она не спеша шла вдоль цепочки старых следов. Там, впереди, куда он не успел пройти вчера, земля еще могла сохранить для него какой-то знак. Он проехал пятьдесят шагов... сто... Ничего. Двести шагов... и уже в трехстах шагах от хутора он увидел слабый след множества подков. Он продолжал ехать за следом, пока тот не исчез.

Затем он повернул вспять и вернулся к тому месту, где нашел следы. Тут он сделал поворот на девяносто градусов вправо и поехал вкруговую, пока и в самом деле не обнаружились новые следы подков. Новые следы теперь шли прямиком на северо-запад. Сергей проехал немного в этом направлении, но ничего не обнаружил и вернулся еще раз. Весь остаток дня он кружил вокруг этого места, захватывая все большее и большее пространство возле того места, где ему впервые открылись следы подков.

Солнце уже стало клониться к закату — еще короткий весенний день быстро догорал. Сергей уже готов был отказаться от дальнейших поисков, как вдруг что-то на земле словно само бросилось ему в глаза. След, один-единственный след подковы. Он снова стал кружить вокруг этого места и нашел еще следы, много следов. Всадники — это было очевидно — ехали на северо-восток. Теперь он знал, где их искать.

Время от времени след обрывался, но у него перед глазами было достаточно примет, чтобы определить, где и когда прошли всадники, — даже по высокой траве или кустарнику. То и дело он видел сломанные ветки на высоте головы или плеча всадника, точнее, карабина, висевшего у всадника за спиной, подмечал те места, где лошади на ходу щипали траву, и пучки травы, вывернутой копытами. Он лишь молча поблагодарил Алексея-Казака за то, что тот не жалел сил, натаскивая молодых следопытов.

Сергей втайне надеялся, что следы приведут его прямо к закольевскому лагерю, но прямо на околице Нежина они резко исчезли среди подобных следов копыт и еще множества следов колес телег, направлявшихся в город.

Вряд ли они решились бы надолго задерживаться в городе. Но оставалась слабая надежда, что ему все-таки удастся что-то разведать. Поэтому Сергей тоже въехал в город, решив провести здесь вечер. Время было уже совсем позднее. Раз есть такая возможность, сказал он себе, ночлег и горячий обед тоже не помешают.

Он остановился на постоялом дворе, где нашлось место на конюшне для Тайны и комната для него. Хозяйка, средних лет женщина с пучком седых волос на затылке, провела его в комнату, пробурчав, чтобы он спускался к обеду через двадцать минут.

Сергей решил пока зайти в трактир через дорогу, расспросить местных о всадниках, которые могли проезжать по этой улице. Он заказал штоф водки, чтобы согреться и чтобы ничем не выделяться среди остальных посетителей трактира. Какое-то время он молчал, прислушиваясь к обрывкам разговоров за соседними столами. И уже было поднес стакан к губам, как неожиданно человек, сидевший за столом прямо за его спиной, прохрипел:

— ...Нет, хватит с меня и Закольева, и крови... опозорился, до конца дней... хватит...

Невольно напрягшись, Сергей поставил стакан. Он сидел, не шелохнувшись, прислушиваясь, но больше ничего не услышал, кроме тяжелого дыхания незнакомца. Осторожно взяв свою бутылку, Сергей как ни в чем не бывало пересел за другой стол. Незнакомец даже не поднял на него глаз — он дрожащей рукой налил стакан водки и осушил его в несколько глотков. Несмотря на то что прошло уже столько лет, Сергей не мог не узнать его. Это был один из тех, с кем он уже встречался — тогда, в тот страшный день.

Вскоре человек поднялся и неверными шагами, продолжая что-то бормотать себе под нос, пошел через улицу. Сергей следил за ним взглядом, пока тот не вошел в тот же постоялый двор, где остановился Сергей. Быстро перейдя через улицу, Сергей заметил, как тот, спотыкаясь, стал подниматься по лестнице. Сергей же решил остаться в прихожей и провел там ночь, даже не помышляя о еде или постели.

Вполне может быть, подумал он, что утром этот человек, сам того не зная, приведет его к остальным.

.47.

Поведение атамана вызывало беспокойство в лагере еще до случая с лошадью Гумлинова. Теперь же весь прежний, годами отлаженный порядок стал разваливаться на глазах. Не прячась, все в открытую говорили, что Закольев рехнулся и добра теперь не жди.

Они совершили еще один набег, и снова в лагерь вернулись не все. Один из евреев встретил их в дверях с вилами, пока его жена выводила детей через задний ход. И, прежде чем его самого удалось положить, он успел пробить вилами грудь одному из лагерных старожилов, Чертосскому. Еще одного из закольевской банды убил ударом ножа в спину какой-то мальчишка, выскочивший неожиданно, словно из- под земли.

Уже на обратном пути в лагерь многие из бандитов, не прячась, переговаривались о том, а не завернуть ли своих лошадей и ехать куда глаза глядят, вместо того чтобы возвращаться в опостылевший поселок. Один из них тихо сказал тому, кто ехал с ним рядом:

— ...Как думаешь, если пойти в монахи — сможем замолить грехи? За все то, что совершили?..

Тот только покачал головой:

— Слишком много мы с тобой, брат, кровей пролили... Хоть и жидовская, а все кровь невинная. Ой, не знаю, не знаю... Слишком поздно. Потеряли мы свои души...

 Перед самой вечерней тренировкой, которую она теперь выполняла в одиночестве  и больше  по привычке, Павлина решила повидаться с Константином. Нужно было успеть до того времени, когда отец вернется с патруля. Она обшарила весь лагерь и нашла его на скалистом утесе, нависавшем прямо над водопадом, — Константин сидел, глядя на воду, что белыми брызгами разлеталась внизу. Устроившись рядом с ним, Павлина рассказала ему: скоро ей придется покинуть лагерь, чтобы довести до конца то дело, к которому приставил ее отец.

— Не каждой девушке по силам такая задача, — говорила она, словно стараясь убедить саму себя. — Теперь понимаешь, для чего были нужны все мои тренировки? Поэтому-то я и жила не так, как все остальные женщины в поселке... на особых правах, можно сказать...

Павлина пристально взглянула на своего друга. Она отчаянно нуждалась в его поддержке, в тех теплых словах, которые он всегда умел находить для нее. Но сейчас она ничего не могла прочесть на его лице, которое прежде всегда было открыто для нее.

— Он мне сам так и сказал: это твое предназначение в этой жизни. Понимаешь? Предназначение, вот как! — почти умоляющим тоном закончила она.

Не в силах терпеть его молчания, она схватила его за руку:

— Ах, Контин! Так хочется верить, что я для этого готова! Мне так нужна эта победа... и моему отцу тоже, чтобы у него... чтобы рассудок вернулся к нему...

В этот миг она запустила руку за пазуху, и у Константина перехватило дыхание. Вытащив медальон, она показала ему лица на выцветших фото, что неразрывно связывали ее с ее прошлым, которого сама она не могла помнить.

— Я делаю это и для них тоже, — сказала она. — Отец настаивает, чтобы со мной пошел Туморов. Ах, если бы вместо него пошел ты...

Он уже было открыл рот, чтобы рассказать ей все, всю ту правду, которую хотел открыть ей так давно и так долго не решался заговорить, — но что было известно ему наверняка? Только догадки, которые он строил из обрывков подслушанных разговоров? И даже если бы он заговорил — поверила бы она ему? Или его откровенность стала бы катастрофой для них обоих?

Павлина надеялась, что Константин поддержит ее, согласится с тем, что это ее судьба, порадуется, что она готова выполнить такое сложное задание, — но смятение, отразившееся на его лице, как бы он ни пытался скрыть его, наполнило ее сердце еще большей тоской.